Неточные совпадения
— Ну как я об вас об таком доложу? — пробормотал почти невольно камердинер. —
Первое то, что вам здесь и находиться
не следует, а в приемной сидеть, потому вы сами на линии посетителя, иначе гость, и с меня спросится… Да вы что же, у нас жить, что ли, намерены? — прибавил он, еще раз накосившись на узелок князя, очевидно
не дававший ему покоя.
—
Не знаю, как вам сказать, — ответил князь, — только мне показалось, что в нем много страсти, и даже какой-то больной страсти. Да он и сам еще совсем как будто больной. Очень может быть, что с
первых же дней в Петербурге и опять сляжет, особенно если закутит.
Однако уж половина
первого, — заключил он, взглянув на часы, — к делу, князь, потому мне надо поспешить, а сегодня, может, мы с вами
не встретимся!
Для вас же, князь, это даже больше чем клад, во-первых, потому что вы будете
не один, а, так сказать, в недрах семейства, а по моему взгляду, вам нельзя с
первого шагу очутиться одним в такой столице, как Петербург.
Генеральша, впрочем, и сама
не теряла аппетита, и обыкновенно, в половине
первого, принимала участие в обильном завтраке, похожем почти на обед, вместе с дочерьми.
Нет: тут хохотало пред ним и кололо его ядовитейшими сарказмами необыкновенное и неожиданное существо, прямо заявившее ему, что никогда оно
не имело к нему в своем сердце ничего, кроме глубочайшего презрения, презрения до тошноты, наступившего тотчас же после
первого удивления.
Афанасий Иванович говорил долго и красноречиво, присовокупив, так сказать мимоходом, очень любопытное сведение, что об этих семидесяти пяти тысячах он заикнулся теперь в
первый раз и что о них
не знал даже и сам Иван Федорович, который вот тут сидит; одним словом,
не знает никто.
— Швейцария тут
не помешает; а впрочем, повторяю, как хочешь. Я ведь потому, что, во-первых, однофамилец и, может быть, даже родственник, а во-вторых,
не знает, где главу приклонить. Я даже подумал, что тебе несколько интересно будет, так как все-таки из нашей фамилии.
— Почему? Что тут странного? Отчего ему
не рассказывать? Язык есть. Я хочу знать, как он умеет говорить. Ну, о чем-нибудь. Расскажите, как вам понравилась Швейцария,
первое впечатление. Вот вы увидите, вот он сейчас начнет, и прекрасно начнет.
—
Не понимаю. Мне всегда тяжело и беспокойно смотреть на такую природу в
первый раз; и хорошо, и беспокойно; впрочем, все это еще в болезни было.
Троих
первых повели к столбам, привязали, надели на них смертный костюм (белые, длинные балахоны), а на глаза надвинули им белые колпаки, чтобы
не видно было ружей; затем против каждого столба выстроилась команда из нескольких человек солдат.
Их отцы и родственники на меня рассердились все, потому что дети наконец без меня обойтись
не могли и всё вокруг меня толпились, а школьный учитель даже стал мне наконец
первым врагом.
Она
первая ее и выдала на позор: когда в деревне услышали, что Мари воротилась, то все побежали смотреть Мари, и чуть
не вся деревня сбежалась в избу к старухе: старики, дети, женщины, девушки, все, такою торопливою, жадною толпой.
На
первый случай я положил быть со всеми вежливым и откровенным; больше от меня ведь никто
не потребует.
Мне это очень
не хочется, особенно так, вдруг, как вы, с
первого раза; и так как мы теперь стоим на перекрестке, то
не лучше ли нам разойтись: вы пойдете направо к себе, а я налево.
— Я пришел вас предупредить: во-первых, мне денег взаймы
не давать, потому что я непременно буду просить.
— А я
не намерен; спасибо. Я здесь от вас направо
первая дверь, видели? Ко мне постарайтесь
не очень часто жаловать; к вам я приду,
не беспокойтесь. Генерала видели?
Князь воротился и глядел на нее как истукан; когда она засмеялась — усмехнулся и он, но языком все еще
не мог пошевелить. В
первое мгновение, когда он отворил ей дверь, он был бледен, теперь вдруг краска залила его лицо.
Уж одно то, что Настасья Филипповна жаловала в
первый раз; до сих пор она держала себя до того надменно, что в разговорах с Ганей даже и желания
не выражала познакомиться с его родными, а в самое последнее время даже и
не упоминала о них совсем, точно их и
не было на свете.
— Но, однако же! — вдруг и как-то
не в меру, взрывом, возвысил голос Ганя, — во-первых, прошу отсюда всех в залу, а потом позвольте узнать…
Но именно потому, что вы
первый из благородных людей мне попались, я на вас и накинулся, то есть «накинулся»
не примите за каламбур.
— Завтра расскажете!
Не робейте очень-то. Дай вам бог успеха, потому что я сам ваших убеждений во всем! Прощайте. Я обратно туда же и расскажу Ипполиту. А что вас примут, в этом и сомнения нет,
не опасайтесь! Она ужасно оригинальная. По этой лестнице в
первом этаже, швейцар укажет!
«Он, правда, был пьян, — заметил при этом Птицын, — но сто тысяч, как это ни трудно, ему, кажется, достанут, только
не знаю, сегодня ли, и все ли; а работают многие: Киндер, Трепалов, Бискуп; проценты дает какие угодно, конечно, всё спьяну и с
первой радости…» — заключил Птицын.
Я обиду всякую покорно сношу, но до
первой неудачи обидчика; при
первой же неудаче тотчас припоминаю и тотчас же чем-нибудь отомщаю, лягаю, как выразился обо мне Иван Петрович Птицын, который, уж конечно, сам никогда никого
не лягает.
От вина, однако,
не отказались, во-первых, сам генерал, во-вторых, бойкая барыня, старичок, Фердыщенко, за ними и все.
Князь молча опустил руку в шляпу и вынул
первый жребий — Фердыщенка, второй — Птицына, третий — генерала, четвертый — Афанасия Ивановича, пятый — свой, шестой — Гани и т. д. Дамы жребиев
не положили.
—
Не понимаю вас, Афанасий Иванович; вы действительно совсем сбиваетесь. Во-первых, что такое «при людях»? Разве мы
не в прекрасной интимной компании? И почему «пети-жё»? Я действительно хотела рассказать свой анекдот, ну, вот и рассказала;
не хорош разве? И почему вы говорите, что «
не серьезно»? Разве это
не серьезно? Вы слышали, я сказала князю: «как скажете, так и будет»; сказал бы да, я бы тотчас же дала согласие, но он сказал нет, и я отказала. Тут вся моя жизнь на одном волоске висела; чего серьезнее?
Но великолепное убранство
первых двух комнат, неслыханные и невиданные ими вещи, редкая мебель, картины, огромная статуя Венеры, — все это произвело на них неотразимое впечатление почтения и чуть ли даже
не страха.
Это
не помешало, конечно, им всем, мало-помалу и с нахальным любопытством, несмотря на страх, протесниться вслед за Рогожиным в гостиную; но когда кулачный господин, «проситель» и некоторые другие заметили в числе гостей генерала Епанчина, то в
первое мгновение до того были обескуражены, что стали даже понемногу ретироваться обратно, в другую комнату.
У подъезда, от которого только что откатили тройки, генерал разглядел, что князь схватил
первого извозчика и крикнул ему «в Екатерингоф, вслед за тройками». Затем подкатил генеральский серенький рысачок и увлек генерала домой, с новыми надеждами и расчетами, и с давешним жемчугом, который генерал все-таки
не забыл взять с собой. Между расчетами мелькнул ему раза два и соблазнительный образ Настасьи Филипповны; генерал вздохнул...
Да и вообще в
первое время, то есть чуть ли
не целый месяц по отъезде князя, в доме Епанчиных о нем говорить было
не принято.
Это были девицы гордые, высокомерные и даже между собой иногда стыдливые; а впрочем, понимавшие друг друга
не только с
первого слова, но с
первого даже взгляда, так что и говорить много иной раз было бы незачем.
Не выставляясь напоказ, избегая ожесточения и празднословия партий,
не считая себя в числе
первых, князь понял, однако, многое из совершающегося в последнее время весьма основательно.
Но всегда обидчивый «мальчишка»
не обратил на этот раз ни малейшего внимания на пренебрежение: весьма коротко и довольно сухо объяснил он Аглае, что хотя он и сообщил князю на всякий случай свой постоянный адрес пред самым выездом князя из Петербурга и при этом предложил свои услуги, но что это
первая комиссия, которую он получил от него, и
первая его записка к нему, а в доказательство слов своих представил и письмо, полученное собственно им самим.
Был июнь в
первых числах, и погода стояла в Петербурге уже целую неделю на редкость хорошая. У Епанчиных была богатая собственная дача в Павловске. Лизавета Прокофьевна вдруг взволновалась и поднялась; и двух дней
не просуетились, переехали.
Теперь я прошу у него всего только пятнадцать рублей и обещаюсь, что никогда уже больше
не буду просить и сверх того в течение
первых трех месяцев выплачу ему весь долг до последней копейки.
— Кажется, я очень хорошо вас понимаю, Лукьян Тимофеевич: вы меня, наверно,
не ждали. Вы думали, что я из моей глуши
не подымусь по вашему
первому уведомлению, и написали для очистки совести. А я вот и приехал. Ну, полноте,
не обманывайте. Полноте служить двум господам. Рогожин здесь уже три недели, я всё знаю. Успели вы ее продать ему, как в тогдашний раз, или нет? Скажите правду.
Не садясь и остановившись неподвижно, он некоторое время смотрел Рогожину прямо в глаза; они еще как бы сильнее блеснули в
первое мгновение.
В
первый раз она сама ко мне бросилась, чуть
не из-под венца, прося «спасти» ее от тебя.
Я тебе реестрик сама напишу, какие тебе книги перво-наперво надо прочесть; хочешь иль нет?“ И никогда-то, никогда прежде она со мной так
не говорила, так что даже удивила меня; в
первый раз как живой человек вздохнул.
В углу гостиной, у печки, в креслах, сидела маленькая старушка, еще с виду
не то чтоб очень старая, даже с довольно здоровым, приятным и круглым лицом, но уже совершенно седая и (с
первого взгляда заключить было можно) впавшая в совершенное детство.
Как
не понравились ему давеча эта гостиница, эти коридоры, весь этот дом, его номер,
не понравились с
первого взгляду; он несколько раз в этот день с каким-то особенным отвращением припоминал, что надо будет сюда воротиться…
На
первой забежной площадке, в этом столбе оказалось углубление, вроде ниши,
не более одного шага ширины и в полшага глубины.
Затем вдруг как бы что-то разверзлось пред ним: необычайный внутренний свет озарил его душу. Это мгновение продолжалось, может быть, полсекунды; но он, однако же, ясно и сознательно помнил начало, самый
первый звук своего страшного вопля, который вырвался из груди его сам собой и который никакою силой он
не мог бы остановить. Затем сознание его угасло мгновенно, и наступил полный мрак.
Но те же самые предосторожности, как относительно князя, Лебедев стал соблюдать и относительно своего семейства с самого переезда на дачу: под предлогом, чтобы
не беспокоить князя, он
не пускал к нему никого, топал ногами, бросался и гонялся за своими дочерьми,
не исключая и Веры с ребенком, при
первом подозрении, что они идут на террасу, где находился князь, несмотря на все просьбы князя
не отгонять никого.
— Во-первых, никакой
не будет почтительности, если их так распустить; а во-вторых, им даже и неприлично… — объяснил он наконец на прямой вопрос князя.
Первое неприятное впечатление Лизаветы Прокофьевны у князя — было застать кругом него целую компанию гостей,
не говоря уже о том, что в этой компании были два-три лица ей решительно ненавистные; второе — удивление при виде совершенно на взгляд здорового, щеголевато одетого и смеющегося молодого человека, ступившего им навстречу, вместо умирающего на смертном одре, которого она ожидала найти.
— Просто-запросто есть одно странное русское стихотворение, — вступился наконец князь Щ., очевидно, желая поскорее замять и переменить разговор, — про «рыцаря бедного», отрывок без начала и конца. С месяц назад как-то раз смеялись все вместе после обеда и искали, по обыкновению, сюжета для будущей картины Аделаиды Ивановны. Вы знаете, что общая семейная задача давно уже в том, чтобы сыскать сюжет для картины Аделаиды Ивановны. Тут и напали на «рыцаря бедного», кто
первый,
не помню…
— Тотчас же послать купить в город, Федора иль Алексея, с
первым поездом, — лучше Алексея. Аглая, поди сюда! Поцелуй меня, ты прекрасно прочла, но — если ты искренно прочла, — прибавила она почти шепотом, — то я о тебе жалею; если ты в насмешку ему прочла, то я твои чувства
не одобряю, так что во всяком случае лучше бы было и совсем
не читать. Понимаешь? Ступай, сударыня, я еще с тобой поговорю, а мы тут засиделись.
— Удивил, изумил! — твердил Иван Федорович в ответ на все вопросы. — Я верить
не хотел, когда еще давеча его в Петербурге встретил. И зачем так вдруг, вот задача? Сам
первым делом кричит, что
не надо стулья ломать.