Неточные совпадения
— Благодарю вас, генерал, вы поступили со мной как чрезвычайно добрый человек, тем более что я даже и
не просил; я
не из
гордости это говорю; я и действительно
не знал, куда голову приклонить. Меня, правда, давеча позвал Рогожин.
— Я
не могу так пожертвовать собой, хоть я и хотел один раз и… может быть, и теперь хочу. Но я
знаю наверно, что она со мной погибнет, и потому оставляю ее. Я должен был ее видеть сегодня в семь часов; я, может быть,
не пойду теперь. В своей
гордости она никогда
не простит мне любви моей, — и мы оба погибнем! Это неестественно, но тут всё неестественно. Вы говорите, она любит меня, но разве это любовь? Неужели может быть такая любовь, после того, что я уже вытерпел! Нет, тут другое, а
не любовь!
«Ради бога,
не думайте обо мне ничего;
не думайте тоже, что я унижаю себя тем, что так пишу вам, или что я принадлежу к таким существам, которым наслаждение себя унижать, хотя бы даже и из
гордости. Нет, у меня свои утешения; но мне трудно вам разъяснить это. Мне трудно было бы даже и себе сказать это ясно, хоть я и мучаюсь этим. Но я
знаю, что
не могу себя унизить даже и из припадка
гордости. А к самоунижению от чистоты сердца я
не способна. А стало быть, я вовсе и
не унижаю себя.
Правда, и она была из числа «обыкновенных» людей, мечтающих об оригинальности, но зато она очень скоро успела сознать, что в ней нет ни капли особенной оригинальности, и горевала об этом
не слишком много, — кто
знает, может быть, из особого рода
гордости.
Неточные совпадения
А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и
гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы
не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного счастия, потому, что
знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому,
не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя и истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или с судьбою…
Он
знал ту крайнюю меру
гордости и самонадеянности, которая,
не оскорбляя других, возвышала его в мнении света.
Бальзаминов. Извольте, маменька! Другой бы сын, получивши такое богатство-то, с матерью и говорить
не захотел; а я, маменька, с вами об чем угодно, я
гордости не имею против вас. Нужды нет, что я богат, а я к вам с почтением. И пусть все это
знают. С другими я разговаривать
не стану, а с вами завсегда. Вот я какой! (Садится.)
Но у Веры нет этой бессознательности: в ней проглядывает и проговаривается если
не опыт (и конечно,
не опыт: он был убежден в этом), если
не знание, то явное предчувствие опыта и знания, и она —
не неведением, а
гордостью отразила его нескромный взгляд и желание нравиться ей. Стало быть, она уже
знает, что значит страстный взгляд, влечение к красоте, к чему это ведет и когда и почему поклонение может быть оскорбительно.
Нарисовав эту головку, он уже
не знал предела
гордости. Рисунок его выставлен с рисунками старшего класса на публичном экзамене, и учитель мало поправлял, только кое-где слабые места покрыл крупными, крепкими штрихами, точно железной решеткой, да в волосах прибавил три, четыре черные полосы, сделал по точке в каждом глазу — и глаза вдруг стали смотреть точно живые.