Неточные совпадения
— Ну как я об вас об таком доложу? — пробормотал почти невольно камердинер. —
Первое то, что вам здесь и находиться не следует, а в приемной сидеть, потому вы сами
на линии посетителя, иначе гость, и с меня спросится… Да вы что же, у нас жить, что ли, намерены? — прибавил он, еще раз накосившись
на узелок князя, очевидно не дававший ему покоя.
Однако уж половина
первого, — заключил он, взглянув
на часы, — к делу, князь, потому мне надо поспешить, а сегодня, может, мы с вами не встретимся!
Генеральша, впрочем, и сама не теряла аппетита, и обыкновенно, в половине
первого, принимала участие в обильном завтраке, похожем почти
на обед, вместе с дочерьми.
— Не понимаю. Мне всегда тяжело и беспокойно смотреть
на такую природу в
первый раз; и хорошо, и беспокойно; впрочем, все это еще в болезни было.
Троих
первых повели к столбам, привязали, надели
на них смертный костюм (белые, длинные балахоны), а
на глаза надвинули им белые колпаки, чтобы не видно было ружей; затем против каждого столба выстроилась команда из нескольких человек солдат.
Их отцы и родственники
на меня рассердились все, потому что дети наконец без меня обойтись не могли и всё вокруг меня толпились, а школьный учитель даже стал мне наконец
первым врагом.
Она
первая ее и выдала
на позор: когда в деревне услышали, что Мари воротилась, то все побежали смотреть Мари, и чуть не вся деревня сбежалась в избу к старухе: старики, дети, женщины, девушки, все, такою торопливою, жадною толпой.
Послушайте, когда я давеча вошел сюда и посмотрел
на ваши милые лица, — я теперь очень всматриваюсь в лица, — и услышал ваши
первые слова, то у меня, в
первый раз с того времени, стало
на душе легко.
Мне это очень не хочется, особенно так, вдруг, как вы, с
первого раза; и так как мы теперь стоим
на перекрестке, то не лучше ли нам разойтись: вы пойдете направо к себе, а я налево.
Князь воротился и глядел
на нее как истукан; когда она засмеялась — усмехнулся и он, но языком все еще не мог пошевелить. В
первое мгновение, когда он отворил ей дверь, он был бледен, теперь вдруг краска залила его лицо.
Уж одно то, что Настасья Филипповна жаловала в
первый раз; до сих пор она держала себя до того надменно, что в разговорах с Ганей даже и желания не выражала познакомиться с его родными, а в самое последнее время даже и не упоминала о них совсем, точно их и не было
на свете.
За его окриком вдруг послышался внезапный взрыв нескольких голосов; вся команда Рогожина давно уже ждала
первого вызова. Лебедев что-то с чрезвычайным старанием нашептывал
на ухо Рогожину.
Но именно потому, что вы
первый из благородных людей мне попались, я
на вас и накинулся, то есть «накинулся» не примите за каламбур.
Родители
первые на попятный и сами своей прежней морали стыдятся.
— Дело слишком ясное и слишком за себя говорит, — подхватил вдруг молчавший Ганя. — Я наблюдал князя сегодня почти безостановочно, с самого мгновения, когда он давеча в
первый раз поглядел
на портрет Настасьи Филипповны,
на столе у Ивана Федоровича. Я очень хорошо помню, что еще давеча о том подумал, в чем теперь убежден совершенно, и в чем, мимоходом сказать, князь мне сам признался.
За петуха мы поссорились, и значительно, а тут как раз вышел случай, что меня, по
первой же просьбе моей,
на другую квартиру перевели, в противоположный форштадт, в многочисленное семейство одного купца с большою бородищей, как теперь его помню.
— Не понимаю вас, Афанасий Иванович; вы действительно совсем сбиваетесь. Во-первых, что такое «при людях»? Разве мы не в прекрасной интимной компании? И почему «пети-жё»? Я действительно хотела рассказать свой анекдот, ну, вот и рассказала; не хорош разве? И почему вы говорите, что «не серьезно»? Разве это не серьезно? Вы слышали, я сказала князю: «как скажете, так и будет»; сказал бы да, я бы тотчас же дала согласие, но он сказал нет, и я отказала. Тут вся моя жизнь
на одном волоске висела; чего серьезнее?
Но великолепное убранство
первых двух комнат, неслыханные и невиданные ими вещи, редкая мебель, картины, огромная статуя Венеры, — все это произвело
на них неотразимое впечатление почтения и чуть ли даже не страха.
Это не помешало, конечно, им всем, мало-помалу и с нахальным любопытством, несмотря
на страх, протесниться вслед за Рогожиным в гостиную; но когда кулачный господин, «проситель» и некоторые другие заметили в числе гостей генерала Епанчина, то в
первое мгновение до того были обескуражены, что стали даже понемногу ретироваться обратно, в другую комнату.
Дня два после странного приключения
на вечере у Настасьи Филипповны, которым мы закончили
первую часть нашего рассказа, князь Мышкин поспешил выехать в Москву, по делу о получении своего неожиданного наследства.
Но всегда обидчивый «мальчишка» не обратил
на этот раз ни малейшего внимания
на пренебрежение: весьма коротко и довольно сухо объяснил он Аглае, что хотя он и сообщил князю
на всякий случай свой постоянный адрес пред самым выездом князя из Петербурга и при этом предложил свои услуги, но что это
первая комиссия, которую он получил от него, и
первая его записка к нему, а в доказательство слов своих представил и письмо, полученное собственно им самим.
Был июнь в
первых числах, и погода стояла в Петербурге уже целую неделю
на редкость хорошая. У Епанчиных была богатая собственная дача в Павловске. Лизавета Прокофьевна вдруг взволновалась и поднялась; и двух дней не просуетились, переехали.
Если бы кто теперь взглянул
на него из прежде знавших его полгода назад в Петербурге, в его
первый приезд, то, пожалуй бы, и заключил, что он наружностью переменился гораздо к лучшему.
Подходит ко мне: «Купи, барин, крест серебряный, всего за двугривенный отдаю; серебряный!» Вижу в руке у него крест и, должно быть, только что снял с себя,
на голубой, крепко заношенной ленточке, но только настоящий оловянный с
первого взгляда видно, большого размера, осьмиконечный полного византийского рисунка.
«Что ты, говорю, молодка?» (Я ведь тогда всё расспрашивал.) «А вот, говорит, точно так, как бывает материна радость, когда она
первую от своего младенца улыбку заприметит, такая же точно бывает и у бога радость, всякий раз, когда он с неба завидит, что грешник пред ним от всего своего сердца
на молитву становится».
Лестница,
на которую князь вбежал из-под ворот, вела в коридоры
первого и второго этажей, по которым и были расположены номера гостиницы.
Но те же самые предосторожности, как относительно князя, Лебедев стал соблюдать и относительно своего семейства с самого переезда
на дачу: под предлогом, чтобы не беспокоить князя, он не пускал к нему никого, топал ногами, бросался и гонялся за своими дочерьми, не исключая и Веры с ребенком, при
первом подозрении, что они идут
на террасу, где находился князь, несмотря
на все просьбы князя не отгонять никого.
— Во-первых, никакой не будет почтительности, если их так распустить; а во-вторых, им даже и неприлично… — объяснил он наконец
на прямой вопрос князя.
Она долго настаивала
на необходимости немедленно отправить нарочного в Петербург, чтобы поднять какую-то медицинскую знаменитость
первой величины и примчать ее с
первым поездом.
Первое неприятное впечатление Лизаветы Прокофьевны у князя — было застать кругом него целую компанию гостей, не говоря уже о том, что в этой компании были два-три лица ей решительно ненавистные; второе — удивление при виде совершенно
на взгляд здорового, щеголевато одетого и смеющегося молодого человека, ступившего им навстречу, вместо умирающего
на смертном одре, которого она ожидала найти.
— Просто-запросто есть одно странное русское стихотворение, — вступился наконец князь Щ., очевидно, желая поскорее замять и переменить разговор, — про «рыцаря бедного», отрывок без начала и конца. С месяц назад как-то раз смеялись все вместе после обеда и искали, по обыкновению, сюжета для будущей картины Аделаиды Ивановны. Вы знаете, что общая семейная задача давно уже в том, чтобы сыскать сюжет для картины Аделаиды Ивановны. Тут и напали
на «рыцаря бедного», кто
первый, не помню…
— Удивил, изумил! — твердил Иван Федорович в ответ
на все вопросы. — Я верить не хотел, когда еще давеча его в Петербурге встретил. И зачем так вдруг, вот задача? Сам
первым делом кричит, что не надо стулья ломать.
Все наконец расселись в ряд
на стульях напротив князя, все, отрекомендовавшись, тотчас же нахмурились и для бодрости переложили из одной руки в другую свои фуражки, все приготовились говорить, и все, однако ж, молчали, чего-то выжидая с вызывающим видом, в котором так и читалось: «Нет, брат, врешь, не надуешь!» Чувствовалось, что стоит только кому-нибудь для началу произнести одно только
первое слово, и тотчас же все они заговорят вместе, перегоняя и перебивая друг друга.
С князем происходило то же, что часто бывает в подобных случаях с слишком застенчивыми людьми: он до того застыдился чужого поступка, до того ему стало стыдно за своих гостей, что в
первое мгновение он и поглядеть
на них боялся.
— Во-первых, я вам не «милостивый государь», а во-вторых, я вам никакого объяснения давать не намерен, — резко ответил ужасно разгорячившийся Иван Федорович, встал с места и, не говоря ни слова, отошел к выходу с террасы и стал
на верхней ступеньке, спиной к публике, — в величайшем негодовании
на Лизавету Прокофьевну, даже и теперь не думавшую трогаться с своего места.
— Господа! Да я потому-то и решил, что несчастный господин Бурдовский должен быть человек простой, беззащитный, человек, легко подчиняющийся мошенникам, стало быть, тем пуще я обязан был помочь ему, как «сыну Павлищева», — во-первых, противодействием господину Чебарову, во-вторых, моею преданностью и дружбой, чтоб его руководить, а в-третьих, назначил выдать ему десять тысяч рублей, то есть всё, что, по расчету моему, мог истратить
на меня Павлищев деньгами…
— Во-первых, вы, господин Келлер, в вашей статье чрезвычайно неточно обозначили мое состояние: никаких миллионов я не получал: у меня, может быть, только восьмая или десятая доля того, что вы у меня предполагаете; во-вторых, никаких десятков тысяч
на меня в Швейцарии истрачено не было: Шнейдер получал по шестисот рублей в год, да и то всего только
первые три года, а за хорошенькими гувернантками в Париж Павлищев никогда не ездил; это опять клевета.
— Я желаю только сообщить, с доказательствами, для сведения всех заинтересованных в деле, что ваша матушка, господин Бурдовский, потому единственно пользовалась расположением и заботливостью о ней Павлищева, что была родною сестрой той дворовой девушки, в которую Николай Андреевич Павлищев был влюблен в самой
первой своей молодости, но до того, что непременно бы женился
на ней, если б она не умерла скоропостижно.
— Вас удержала Аглая Ивановна; ведь я не ошибаюсь? Это ведь ваша дочь Аглая Ивановна? Она так хороша, что я давеча с
первого взгляда угадал ее, хоть и никогда не видал. Дайте мне хоть
на красавицу-то в последний раз в жизни посмотреть, — какою-то неловкою, кривою улыбкой улыбнулся Ипполит, — вот и князь тут, и супруг ваш, и вся компания. Отчего вы мне отказываете в последнем желании?
С
первого взгляда
на него князю подумалось, что по крайней мере этот господин должен знать всю подноготную безошибочно, — да и как не знать, имея таких помощников, как Варвара Ардалионовна и супруг ее?
— От вас? Чего ждал? Во-первых,
на одно ваше простодушие посмотреть приятно; с вами посидеть и поговорить приятно; я по крайней мере знаю, что предо мной добродетельнейшее лицо, а во-вторых… во-вторых…
На другой день князь по одному неотлагаемому делу целое утро пробыл в Петербурге. Возвращаясь в Павловск уже в пятом часу пополудни, он сошелся в воксале железной дороги с Иваном Федоровичем. Тот быстро схватил его за руку, осмотрелся кругом, как бы в испуге, и потащил князя с собой в вагон
первого класса, чтоб ехать вместе. Он сгорал желанием переговорить о чем-то важном.
— Во-первых, милый князь,
на меня не сердись, и если было что с моей стороны — позабудь. Я бы сам еще вчера к тебе зашел, но не знал, как
на этот счет Лизавета Прокофьевна… Дома у меня… просто ад, загадочный сфинкс поселился, а я хожу, ничего не понимаю. А что до тебя, то, по-моему, ты меньше всех нас виноват, хотя, конечно, чрез тебя много вышло. Видишь, князь, быть филантропом приятно, но не очень. Сам, может, уже вкусил плоды. Я, конечно, люблю доброту и уважаю Лизавету Прокофьевну, но…
Говоря это, он чуть не задыхался, и даже холодный пот выступил у него
на лбу. Это были
первые слова, произнесенные им с тех пор, как он тут сидел. Он попробовал было оглянуться кругом, но не посмел; Евгений Павлович поймал его жест и улыбнулся.
Во-первых, что же и есть либерализм, если говорить вообще, как не нападение (разумное или ошибочное, это другой вопрос)
на существующие порядки вещей?
Она отняла платок, которым закрывала лицо, быстро взглянула
на него и
на всю его испуганную фигуру, сообразила его слова и вдруг разразилась хохотом прямо ему в глаза, — таким веселым и неудержимым хохотом, таким смешным и насмешливым хохотом, что Аделаида
первая не выдержала, особенно когда тоже поглядела
на князя, бросилась к сестре, обняла ее и захохотала таким же неудержимым, школьнически веселым смехом, как и та.
Несколько раз припоминал он в эти шесть месяцев то
первое ощущение, которое произвело
на него лицо этой женщины, еще когда он увидал его только
на портрете; но даже во впечатлении от портрета, припоминал он, было слишком много тяжелого.
Девицы хоть и негодовали отчасти про себя
на слишком уже сильный испуг и такое явное бегство мамаши, но в
первое время сумятицы беспокоить ее вопросами не решались.
— Это были вы! — повторил он наконец чуть не шепотом, но с чрезвычайным убеждением. — Вы приходили ко мне и сидели молча у меня
на стуле, у окна, целый час; больше; в
первом и во втором часу пополуночи; вы потом встали и ушли в третьем часу… Это были вы, вы! Зачем вы пугали меня, зачем вы приходили мучить меня, — не понимаю, но это были вы!
У нас он считался аристократом, по крайней мере я так называл его: прекрасно одевался, приезжал
на своих лошадях, нисколько не фанфаронил, всегда был превосходный товарищ, всегда был необыкновенно весел и даже иногда очень остер, хотя ума был совсем не далекого, несмотря
на то, что всегда был
первым в классе; я же никогда ни в чем не был
первым.