Неточные совпадения
— Я так
и предчувствовал, — перебил князь, — что вы непременно увидите в посещении моем какую-нибудь особенную цель. Но, ей-богу, кроме удовольствия познакомиться, у меня нет
никакой частной цели.
Афанасий Иванович рискнул было на очень хитрое средство, чтобы разбить свои цепи: неприметно
и искусно он стал соблазнять ее, чрез ловкую помощь, разными идеальнейшими соблазнами; но олицетворенные идеалы: князья, гусары, секретари посольств, поэты, романисты, социалисты даже — ничто не произвело
никакого впечатления на Настасью Филипповну, как будто у ней вместо сердца был камень, а чувства иссохли
и вымерли раз навсегда.
Сочлись родней; оказалось, что князь знал свою родословную довольно хорошо; но как ни подводили, а между ним
и генеральшей не оказалось почти
никакого родства.
— Коли говорите, что были счастливы, стало быть, жили не меньше, а больше; зачем же вы кривите
и извиняетесь? — строго
и привязчиво начала Аглая, —
и не беспокойтесь, пожалуйста, что вы нас поучаете, тут
никакого нет торжества с вашей стороны. С вашим квиетизмом можно
и сто лет жизни счастьем наполнить. Вам покажи смертную казнь
и покажи вам пальчик, вы из того
и из другого одинаково похвальную мысль выведете, да еще довольны останетесь. Этак можно прожить.
Наверно, у него ноги слабели
и деревенели,
и тошнота была, — как будто что его давит в горле,
и от этого точно щекотно, — чувствовали вы это когда-нибудь в испуге или в очень страшные минуты, когда
и весь рассудок остается, но
никакой уже власти не имеет?
Я не имею
никаких прав на ваше участие, не смею иметь
никаких надежд; но когда-то вы выговорили одно слово, одно только слово,
и это слово озарило всю черную ночь моей жизни
и стало для меня маяком.
— Да кроме этого
и нет
никакого, — возвестил князь, принимая свой узелок.
— Сегодня вечером! — как бы в отчаянии повторила вполголоса Нина Александровна. — Что же? Тут сомнений уж более нет
никаких,
и надежд тоже не остается: портретом всё возвестила… Да он тебе сам, что ли, показал? — прибавила она в удивлении.
Десять минут назад, когда входила Настасья Филипповна, он был так поражен, так ошеломлен, что совершенно забыл о возможности появления на сцене Ардалиона Александровича
и не сделал
никаких распоряжений.
Да, это были те самые глаза (
и в том, что те самые, нет уже
никакого теперь сомнения!), которые сверкнули на него утром, в толпе, когда он выходил из вагона Николаевской железной дороги; те самые (совершенно те самые!), взгляд которых он поймал потом давеча, у себя за плечами, садясь на стул у Рогожина.
Затем вдруг как бы что-то разверзлось пред ним: необычайный внутренний свет озарил его душу. Это мгновение продолжалось, может быть, полсекунды; но он, однако же, ясно
и сознательно помнил начало, самый первый звук своего страшного вопля, который вырвался из груди его сам собой
и который
никакою силой он не мог бы остановить. Затем сознание его угасло мгновенно,
и наступил полный мрак.
— Во-первых,
никакой не будет почтительности, если их так распустить; а во-вторых, им даже
и неприлично… — объяснил он наконец на прямой вопрос князя.
—
Никакой нет глупости, кроме глубочайшего уважения, — совершенно неожиданно важным
и серьезным голосом вдруг произнесла Аглая, успевшая совершенно поправиться
и подавить свое прежнее смущение. Мало того, по некоторым признакам можно было подумать, глядя на нее, что она сама теперь радуется, что шутка заходит всё дальше
и дальше,
и весь этот переворот произошел в ней именно в то мгновение, когда слишком явно заметно стало возраставшее всё более
и более
и достигшее чрезвычайной степени смущение князя.
Завещания, разумеется,
никакого, дела, по обыкновению, в беспорядке, наследников жадных куча,
и которым уже нет ни малейшего дела до последних в роде отпрысков, лечимых из милости от родового идиотизма в Швейцарии.
— Во-первых, я вам не «милостивый государь», а во-вторых, я вам
никакого объяснения давать не намерен, — резко ответил ужасно разгорячившийся Иван Федорович, встал с места
и, не говоря ни слова, отошел к выходу с террасы
и стал на верхней ступеньке, спиной к публике, — в величайшем негодовании на Лизавету Прокофьевну, даже
и теперь не думавшую трогаться с своего места.
—
И даже, князь, вы изволили позабыть, — проскользнул вдруг между стульями неутерпевший Лебедев, чуть не в лихорадке, — изволили позабыть-с, что одна только добрая воля ваша
и беспримерная доброта вашего сердца была их принять
и прослушать
и что
никакого они права не имеют так требовать, тем более что вы дело это уже поручили Гавриле Ардалионовичу, да
и то тоже по чрезмерной доброте вашей так поступили, а что теперь, сиятельнейший князь, оставаясь среди избранных друзей ваших, вы не можете жертвовать такою компанией для этих господ-с
и могли бы всех этих господ, так сказать, сей же час проводить с крыльца-с, так что я, в качестве хозяина дома, с чрезвычайным даже удовольствием-с…
— Во-первых, вы, господин Келлер, в вашей статье чрезвычайно неточно обозначили мое состояние:
никаких миллионов я не получал: у меня, может быть, только восьмая или десятая доля того, что вы у меня предполагаете; во-вторых,
никаких десятков тысяч на меня в Швейцарии истрачено не было: Шнейдер получал по шестисот рублей в год, да
и то всего только первые три года, а за хорошенькими гувернантками в Париж Павлищев никогда не ездил; это опять клевета.
Но если вам угодно, господин Бурдовский, назначить хоть завтра же утром у меня свидание
и привести ваших свидетелей (в каком угодно числе)
и экспертов для сличения почерка, то для меня нет
никакого сомнения, что вам нельзя будет не убедиться в очевидной истине сообщенного мною факта.
Но во всяком случае мне всего удивительнее
и даже огорчительнее, если только можно так выразиться грамматически, что вы, молодой человек,
и того даже не умели понять, что Лизавета Прокофьевна теперь осталась с вами, потому что вы больны, — если вы только в самом деле умираете, — так сказать, из сострадания, из-за ваших жалких слов, сударь,
и что
никакая грязь ни в каком случае не может пристать к ее имени, качествам
и значению…
—
И я не знаю, — засмеялся вдруг Евгений Павлович. — Ей-богу,
никаких сношений по этим векселям не имел, ну, верите честному слову!.. Да что с вами, вы в обморок падаете?
Никаких векселей у Евгения Павлыча тут
и быть не могло!
Но он не рассуждал
и десяти минут
и тотчас решил, что бежать «невозможно», что это будет почти малодушие, что пред ним стоят такие задачи, что не разрешить или по крайней мере не употребить всех сил к разрешению их он не имеет теперь
никакого даже
и права.
— Я не финчу
и ничего не боюсь. Я не вижу
никакой причины, почему мне не писать…
Ничего этого, по-настоящему, не было, то есть
никакой сознательно поставленной цели, а все-таки, в конце концов, выходило так, что семейство Епанчиных, хотя
и очень почтенное, было всё же какое-то не такое, каким следует быть вообще всем почтенным семействам.
«Да что же она такое, — нигилистка или просто дура?» Что не дура, — в этом, впрочем,
и у Лизаветы Прокофьевны не было
никакого сомнения: она чрезвычайно уважала суждения Александры Ивановны
и любила с нею советоваться.
Но что «мокрая курица» — в этом сомнения нет
никакого: «Спокойна до того, что
и растолкать нельзя!
Хотя в наглом приставании, в афишевании знакомства
и короткости, которых не было, заключалась непременно цель,
и в этом уже не могло быть теперь
никакого сомнения, — но Евгений Павлович думал сначала отделаться как-нибудь так,
и во что бы ни стало не заметить обидчицы.
Но согласись, милый друг, согласись сам, какова вдруг загадка
и какова досада слышать, когда вдруг этот хладнокровный бесенок (потому что она стояла пред матерью с видом глубочайшего презрения ко всем нашим вопросам, а к моим преимущественно, потому что я, черт возьми, сглупил, вздумал было строгость показать, так как я глава семейства, — ну,
и сглупил), этот хладнокровный бесенок так вдруг
и объявляет с усмешкой, что эта «помешанная» (так она выразилась,
и мне странно, что она в одно слово с тобой: «Разве вы не могли, говорит, до сих пор догадаться»), что эта помешанная «забрала себе в голову во что бы то ни стало меня замуж за князя Льва Николаича выдать, а для того Евгения Павлыча из дому от нас выживает…»; только
и сказала;
никакого больше объяснения не дала, хохочет себе, а мы рот разинули, хлопнула дверью
и вышла.
Рогожин, видимо, понимал впечатление, которое производил; но хоть он
и сбивался вначале, говорил как бы с видом какой-то заученной развязности, но князю скоро показалось, что в нем не было ничего заученного
и даже
никакого особенного смущения: если была какая неловкость в его жестах
и разговоре, то разве только снаружи; в душе этот человек не мог измениться.
—
И только, только! Не принимая
никакого нравственного основания, кроме удовлетворения личного эгоизма
и материальной необходимости? Всеобщий мир, всеобщее счастье — из необходимости! Так ли-с, если смею спросить, понимаю я вас, милостивый мой государь?
И видите, как все интересуются; все подошли; все на мою печать смотрят,
и ведь не запечатай я статью в пакет, не было бы
никакого эффекта!
Я сказал этим бедным людям, чтоб они постарались не иметь
никаких на меня надежд, что я сам бедный гимназист (я нарочно преувеличил унижение; я давно кончил курс
и не гимназист),
и что имени моего нечего им знать, но что я пойду сейчас же на Васильевский остров к моему товарищу Бахмутову,
и так как я знаю наверно, что его дядя, действительный статский советник, холостяк
и не имеющий детей, решительно благоговеет пред своим племянником
и любит его до страсти, видя в нем последнюю отрасль своей фамилии, то, «может быть, мой товарищ
и сможет сделать что-нибудь для вас
и для меня, конечно, у своего дяди…»
Час спустя, уже в четвертом часу, князь сошел в парк. Он пробовал было заснуть дома, но не мог, от сильного биения сердца. Дома, впрочем, всё было устроено
и по возможности успокоено; больной заснул,
и прибывший доктор объявил, что
никакой нет особенной опасности. Лебедев, Коля, Бурдовский улеглись в комнате больного, чтобы чередоваться в дежурстве; опасаться, стало быть, было нечего.
— Вторая улика-с: след оказывается ложный, а данный адрес неточный. Час спустя, то есть в восемь часов, я уже стучался к Вилкину; он тут в Пятой улице-с,
и даже знаком-с.
Никакого не оказалось Фердыщенка. Хоть
и добился от служанки, совершенно глухой-с, что назад тому час действительно кто-то стучался
и даже довольно сильно, так что
и колокольчик сорвал. Но служанка не отворила, не желая будить господина Вилкина, а может быть,
и сама не желая подняться. Это бывает-с.
В самом деле, нет ничего досаднее, как быть, например, богатым, порядочной фамилии, приличной наружности, недурно образованным, не глупым, даже добрым,
и в то же время не иметь
никакого таланта,
никакой особенности,
никакого даже чудачества, ни одной своей собственной идеи, быть решительно «как
и все».
Но генерал стоял как ошеломленный
и только бессмысленно озирался кругом. Слова сына поразили его своею чрезвычайною откровенностью. В первое мгновение он не мог даже
и слов найти.
И наконец только, когда Ипполит расхохотался на ответ Гани
и прокричал: «Ну, вот, слышали, собственный ваш сын тоже говорит, что
никакого капитана Еропегова не было», — старик проболтал, совсем сбившись...
— Два слова только, позвольте-с; я у Варвары Ардалионовны, а не у вас; вы мне не давали
никакого гостеприимства,
и я даже думаю, что вы сами пользуетесь гостеприимством господина Птицына.
Если бы князь не был в то время слишком отвлечен
и занят другими важными для него впечатлениями, то он мог бы скоро заметить, что
и в следовавшие затем два дня Лебедев не только не представил ему
никаких разъяснений, но даже, напротив, как бы сам избегал почему-то встречи с ним.
По его мнению, телеграммы тут не было
никакой, а что еж — «просто еж
и только, — разве означает, кроме того, дружество, забвение обид
и примирение, одним словом, всё это шалость, но во всяком случае невинная
и простительная».
—
Никаких всяких границ тут нету, maman, — строго
и тотчас же ответила дочка. — Я сегодня послала князю ежа
и желаю знать его мнение. Что же, князь?
Впрочем, он
и в самом деле почти не придавал
никакого значения предстоящему событию; он был занят совершенно другим: Аглая с каждым часом становилась всё капризнее
и мрачнее — это его убивало.
— Я никогда
никакого слова не давала ему, никогда в жизни не считала его моим женихом. Он мне такой же посторонний человек, как
и всякий.
Припадок, бывший с ним накануне, был из легких; кроме ипохондрии, некоторой тягости в голове
и боли в членах, он не ощущал
никакого другого расстройства.
Одна из этих женщин до того уже презирала в это мгновение другую
и до того желала ей это высказать (может быть,
и приходила-то только для этого, как выразился на другой день Рогожин), что как ни фантастична была эта другая, с своим расстроенным умом
и больною душой,
никакая заранее предвзятая идея не устояла бы, казалось, против ядовитого, чистого женского презрения ее соперницы.
Сомнения нет тоже, что тут не было над ним
никакого насилия (со стороны, например, Настасьи Филипповны), что Настасья Филипповна действительно непременно пожелала скорей свадьбы
и что она свадьбу выдумала, а вовсе не князь; но князь согласился свободно; даже как-то рассеянно
и вроде того, как если бы попросили у него какую-нибудь довольно обыкновенную вещь.
Князь стал расспрашивать подробнее, желал добиться каких-нибудь фактов; но фактов не было
никаких, кроме личных ощущений
и впечатлений Ипполита.
Впрочем, после венца почти
и не предполагалось
никакого собрания; кроме необходимых лиц, присутствующих при бракосочетании, приглашены были Лебедевым Птицыны, Ганя, доктор с Анной на шее, Дарья Алексеевна.
Так как он обращался к князю, то князь с жаром похвалил его, несмотря на то что Лебедев шептал ему на ухо, что у этого господина ни кола, ни двора
и никогда
никакого имения не бывало.