Неточные совпадения
— Узелок ваш все-таки имеет некоторое значение, — продолжал чиновник, когда нахохотались досыта (замечательно, что и сам обладатель узелка начал наконец смеяться, глядя на них, что увеличило их веселость), — и хотя можно побиться, что в нем не заключается золотых, заграничных свертков с наполеондорами и фридрихсдорами, ниже с голландскими арапчиками, о чем можно еще заключить, хотя бы
только по штиблетам, облекающим иностранные башмаки ваши, но…
если к вашему узелку прибавить в придачу такую будто бы родственницу, как, примерно, генеральша Епанчина, то и узелок примет некоторое иное значение, разумеется, в том
только случае,
если генеральша Епанчина вам действительно родственница, и вы не ошибаетесь, по рассеянности… что очень и очень свойственно человеку, ну хоть… от излишка воображения.
А между тем,
если бы
только ведали эти судьи, что происходило иногда на душе у Ивана Федоровича, так хорошо знавшего свое место!
— Нет, не думаю. Даже
если б и пригласили, так не останусь. Я просто познакомиться
только приехал и больше ничего.
— О, почти не по делу! То есть,
если хотите, и есть одно дело, так
только совета спросить, но я, главное, чтоб отрекомендоваться, потому я князь Мышкин, а генеральша Епанчина тоже последняя из княжон Мышкиных, и, кроме меня с нею, Мышкиных больше и нет.
Подумайте:
если, например, пытка; при этом страдания и раны, мука телесная, и, стало быть, все это от душевного страдания отвлекает, так что одними
только ранами и мучаешься, вплоть пока умрешь.
—
Если уж так вам желательно, — промолвил он, — покурить, то оно, пожалуй, и можно, коли
только поскорее. Потому вдруг спросит, а вас и нет. Вот тут под лесенкой, видите, дверь. В дверь войдете, направо каморка; там можно,
только форточку растворите, потому оно не порядок…
— Вот что, князь, — сказал генерал с веселою улыбкой, —
если вы в самом деле такой, каким кажетесь, то с вами, пожалуй, и приятно будет познакомиться;
только видите, я человек занятой, и вот тотчас же опять сяду кой-что просмотреть и подписать, а потом отправлюсь к его сиятельству, а потом на службу, так и выходит, что я хоть и рад людям… хорошим, то есть… но… Впрочем, я так убежден, что вы превосходно воспитаны, что… А сколько вам лет, князь?
— Да что дома? Дома всё состоит в моей воле,
только отец, по обыкновению, дурачится, но ведь это совершенный безобразник сделался; я с ним уж и не говорю, но, однако ж, в тисках держу, и, право,
если бы не мать, так указал бы дверь. Мать всё, конечно, плачет; сестра злится, а я им прямо сказал, наконец, что я господин своей судьбы и в доме желаю, чтобы меня… слушались. Сестре по крайней мере всё это отчеканил, при матери.
— Своего положения? — подсказал Ганя затруднившемуся генералу. — Она понимает; вы на нее не сердитесь. Я, впрочем, тогда же намылил голову, чтобы в чужие дела не совались. И, однако, до сих пор всё тем
только у нас в доме и держится, что последнего слова еще не сказано, а гроза грянет.
Если сегодня скажется последнее слово, стало быть, и все скажется.
— Не знаю, как вам сказать, — ответил князь, —
только мне показалось, что в нем много страсти, и даже какой-то больной страсти. Да он и сам еще совсем как будто больной. Очень может быть, что с первых же дней в Петербурге и опять сляжет, особенно
если закутит.
Никто вас, Гаврила Ардалионыч, не удерживает, никто насильно в капкан не тащит,
если вы
только видите тут капкан.
Эта новая женщина объявляла, что ей в полном смысле все равно будет,
если он сейчас же и на ком угодно женится, но что она приехала не позволить ему этот брак, и не позволить по злости, единственно потому, что ей так хочется, и что, следственно, так и быть должно, — «ну хоть для того, чтобы мне
только посмеяться над тобой вволю, потому что теперь и я наконец смеяться хочу».
Но все это в таком
только случае,
если бы Настасья Филипповна решилась действовать, как все, и как вообще в подобных случаях действуют, не выскакивая слишком эксцентрично из мерки.
Конечно, ему всех труднее говорить об этом, но
если Настасья Филипповна захотела бы допустить в нем, в Тоцком, кроме эгоизма и желания устроить свою собственную участь, хотя несколько желания добра и ей, то поняла бы, что ему давно странно и даже тяжело смотреть на ее одиночество: что тут один
только неопределенный мрак, полное неверие в обновление жизни, которая так прекрасно могла бы воскреснуть в любви и в семействе и принять таким образом новую цель; что тут гибель способностей, может быть, блестящих, добровольное любование своею тоской, одним словом, даже некоторый романтизм, не достойный ни здравого ума, ни благородного сердца Настасьи Филипповны.
— Вы женитесь? спрашиваю я,
если вы
только лучше любите такое выражение?
— Вам лучше знать, кто передал,
если вам
только кажется, что вам намекали, я ни слова про это не говорил.
С некоторого времени он стал раздражаться всякою мелочью безмерно и непропорционально, и
если еще соглашался на время уступать и терпеть, то потому
только, что уж им решено было все это изменить и переделать в самом непродолжительном времени.
— Поеду,
если прикажешь,
только лучше сам посуди: есть ли хоть какая-нибудь возможность мне теперь ехать?
— Любил вначале. Ну, да довольно… Есть женщины, которые годятся
только в любовницы и больше ни во что. Я не говорю, что она была моею любовницей.
Если захочет жить смирно, и я буду жить смирно;
если же взбунтуется, тотчас же брошу, а деньги с собой захвачу. Я смешным быть не хочу; прежде всего не хочу быть смешным.
Если бы возможно было,
если бы
только деньги, мы бы с ним наняли отдельную квартиру и отказались бы от наших семейств.
— Дамы от обязанности рассказывать увольняются, — повторил Фердыщенко, — но
только увольняются; собственное вдохновение с признательностью допускается. Мужчины же,
если уж слишком не хотят, увольняются.
— Генерал, кажется, по очереди следует вам, — обратилась к нему Настасья Филипповна, —
если и вы откажетесь, то у нас всё вслед за вами расстроится, и мне будет жаль, потому что я рассчитывала рассказать в заключение один поступок «из моей собственной жизни», но
только хотела после вас и Афанасия Ивановича, потому что вы должны же меня ободрить, — заключила она, рассмеявшись.
— Ах, генерал, — перебила его тотчас же Настасья Филипповна,
только что он обратился к ней с заявлением, — я и забыла! Но будьте уверены, что о вас я предвидела.
Если уж вам так обидно, то я и не настаиваю и вас не удерживаю, хотя бы мне очень желалось именно вас при себе теперь видеть. Во всяком случае, очень благодарю вас за ваше знакомство и лестное внимание, но
если вы боитесь…
— Позвольте, Настасья Филипповна, — вскричал генерал в припадке рыцарского великодушия, — кому вы говорите? Да я из преданности одной останусь теперь подле вас, и
если, например, есть какая опасность… К тому же я, признаюсь, любопытствую чрезмерно. Я
только насчет того хотел, что они испортят ковры и, пожалуй, разобьют что-нибудь… Да и не надо бы их совсем, по-моему, Настасья Филипповна!
Кулачный господин при слове «бокс»
только презрительно и обидчиво улыбался и, с своей стороны, не удостоивая соперника явного прения, показывал иногда, молча, как бы невзначай, или, лучше сказать, выдвигал иногда на вид одну совершенно национальную вещь — огромный кулак, жилистый, узловатый, обросший каким-то рыжим пухом, и всем становилось ясно, что
если эта глубоко национальная вещь опустится без промаху на предмет, то действительно
только мокренько станет.
Я давеча и крикнуть даже хотел,
если бы мог
только себе это позволить при этом содоме, что она сама есть самое лучшее мое оправдание на все ее обвинения.
Одно
только можно бы было заключить постороннему наблюдателю,
если бы таковой тут случился: что, судя по всем вышесказанным, хотя и немногим данным, князь все-таки успел оставить в доме Епанчиных особенное впечатление, хоть и являлся в нем всего один раз, да и то мельком. Может быть, это было впечатление простого любопытства, объясняемого некоторыми эксцентрическими приключениями князя. Как бы то ни было, а впечатление осталось.
— Пятьдесят рублей,
если выиграю, и
только пять,
если проиграю, — объяснил вдруг Лебедев совсем другим голосом, чем говорил доселе, а так, как будто он никогда не кричал.
— Эх, какое тут самоумаление!
Если б я
только знал, где теперь Колю найти! — сказал князь и повернулся было уходить.
А о том, что у вас опять здесь сладилось, я
только вчера в вагоне в первый раз узнал от одного из твоих прежних приятелей, от Залёжева,
если хочешь знать.
А чай пить и обедать опять не будешь?» — «Сказал не буду — прости!» — «Уж как это к тебе не идет, говорит,
если б ты
только знал, как к корове седло.
Мгновения эти были именно одним
только необыкновенным усилением самосознания, —
если бы надо было выразить это состояние одним словом, — самосознания и в то же время самоощущения в высшей степени непосредственного.
Коля тотчас же хотел было рассердиться за слово «не выживешь», но отложил до другого раза, и
если бы
только самое слово не было уж слишком обидно, то, пожалуй, и совсем извинил бы его: до того понравилось ему волнение и беспокойство Лизаветы Прокофьевны при известии о болезни князя.
Генерал, объявивший Аглае, что он ее на руках носил, сказал это так, чтобы
только начать разговор, и единственно потому, что он почти всегда так начинал разговор со всеми молодыми людьми,
если находил нужным с ними познакомиться.
— Да разве я один? — не умолкал Коля. — Все тогда говорили, да и теперь говорят; вот сейчас князь Щ. и Аделаида Ивановна и все объявили, что стоят за «рыцаря бедного», стало быть, «рыцарь-то бедный» существует и непременно есть, а по-моему,
если бы
только не Аделаида Ивановна, так все бы мы давно уж знали, кто такой «рыцарь бедный».
— Господа, я никого из вас не ожидал, — начал князь, — сам я до сего дня был болен, а дело ваше (обратился он к Антипу Бурдовскому) я еще месяц назад поручил Гавриле Ардалионовичу Иволгину, о чем тогда же вас и уведомил. Впрочем, я не удаляюсь от личного объяснения,
только согласитесь, такой час… я предлагаю пойти со мной в другую комнату,
если ненадолго… Здесь теперь мои друзья, и поверьте…
— Но ведь
если вы, наконец, господин Бурдовский, не желаете здесь говорить, — удалось наконец вклеить князю, чрезвычайно пораженному таким началом, — то говорю вам, пойдемте сейчас в другую комнату, а о вас всех, повторяю вам, сию минуту
только услышал…
Это была
только слепая ошибка фортуны; они следовали сыну П. На него должны были быть употреблены, а не на меня — порождение фантастической прихоти легкомысленного и забывчивого П.
Если б я был вполне благороден, деликатен, справедлив, то я должен бы был отдать его сыну половину всего моего наследства; но так как я прежде всего человек расчетливый и слишком хорошо понимаю, что это дело не юридическое, то я половину моих миллионов не дам.
— Господа, господа, позвольте же наконец, господа, говорить, — в тоске и в волнении восклицал князь, — и сделайте одолжение, будемте говорить так, чтобы понимать друг друга. Я ничего, господа, насчет статьи, пускай,
только ведь это, господа, всё неправда, что в статье напечатано; я потому говорю, что вы сами это знаете; даже стыдно. Так что я решительно удивляюсь,
если это из вас кто-нибудь написал.
— Я ведь
только удивился, что господину Бурдовскому удалось… но… я хочу сказать, что
если вы уже предали это дело гласности, то почему же вы давеча так обиделись, когда я при друзьях моих об этом же деле заговорил?
Я
только понял с первого разу, что в этом Чебарове всё главное дело и заключается, что, может быть, он-то и подучил вас, господин Бурдовский, воспользовавшись вашею простотой, начать это всё,
если говорить откровенно.
Ведь я никого из вас не знал тогда лично, и фамилий ваших не знал; я судил по одному Чебарову; я говорю вообще, потому что…
если бы вы знали
только, как меня ужасно обманывали с тех пор, как я получил наследство!
В таком случае,
если хотите, я кончил, то есть принужден буду сообщить
только вкратце те факты, которые, по моему убеждению, не лишнее было бы узнать во всей полноте, — прибавил он, заметив некоторое всеобщее движение, похожее на нетерпение.
— Я желаю
только сообщить, с доказательствами, для сведения всех заинтересованных в деле, что ваша матушка, господин Бурдовский, потому единственно пользовалась расположением и заботливостью о ней Павлищева, что была родною сестрой той дворовой девушки, в которую Николай Андреевич Павлищев был влюблен в самой первой своей молодости, но до того, что непременно бы женился на ней,
если б она не умерла скоропостижно.
— И правда, — резко решила генеральша, — говори,
только потише и не увлекайся. Разжалобил ты меня… Князь! Ты не стоил бы, чтоб я у тебя чай пила, да уж так и быть, остаюсь, хотя ни у кого не прошу прощенья! Ни у кого! Вздор!.. Впрочем,
если я тебя разбранила, князь, то прости,
если, впрочем, хочешь. Я, впрочем, никого не задерживаю, — обратилась она вдруг с видом необыкновенного гнева к мужу и дочерям, как будто они-то и были в чем-то ужасно пред ней виноваты, — я и одна домой сумею дойти…
Я смотрел в окно на Мейерову стену и думал
только четверть часа говорить и всех, всех убедить, а раз-то в жизни сошелся… с вами,
если не с людьми! и что же вот вышло?
Но, князь,
если бы вы знали,
если бы вы
только знали, как трудно в наш век достать денег!
Сомнения нет, что семейные мучения ее были неосновательны, причину имели ничтожную и до смешного были преувеличены; но
если у кого бородавка на носу или на лбу, то ведь так и кажется, что всем
только одно было и есть на свете, чтобы смотреть на вашу бородавку, над нею смеяться и осуждать вас за нее, хотя бы вы при этом открыли Америку.
— Я
только хотел сказать, что искажение идей и понятий (как выразился Евгений Павлыч) встречается очень часто, есть гораздо более общий, чем частный случай, к несчастию. И до того, что
если б это искажение не было таким общим случаем, то, может быть, не было бы и таких невозможных преступлений, как эти…
— Нет-с, я не про то, — сказал Евгений Павлович, — но
только как же вы, князь (извините за вопрос),
если вы так это видите и замечаете, то как же вы (извините меня опять) в этом странном деле… вот что на днях было… Бурдовского, кажется… как же вы не заметили такого же извращения идей и нравственных убеждений? Точь-в-точь ведь такого же! Мне тогда показалось, что вы совсем не заметили?