Неточные совпадения
Старшая была музыкантша, средняя была замечательный живописец; но об
этом почти никто не знал многие годы, и обнаружилось
это только
в самое последнее
время, да и то нечаянно.
В половине же первого накрывался стол
в маленькой столовой, близ мамашиных комнат, и к
этому семейному и интимному завтраку являлся иногда и
сам генерал, если позволяло
время.
Как будто необъятная гордость и презрение, почти ненависть, были
в этом лице, и
в то же
самое время что-то доверчивое, что-то удивительно простодушное;
эти два контраста возбуждали как будто даже какое-то сострадание при взгляде на
эти черты.
С некоторого
времени он стал раздражаться всякою мелочью безмерно и непропорционально, и если еще соглашался на
время уступать и терпеть, то потому только, что уж им решено было все
это изменить и переделать
в самом непродолжительном
времени.
Самолюбивый и тщеславный до мнительности, до ипохондрии; искавший во все
эти два месяца хоть какой-нибудь точки, на которую мог бы опереться приличнее и выставить себя благороднее; чувствовавший, что еще новичок на избранной дороге и, пожалуй, не выдержит; с отчаяния решившийся наконец у себя дома, где был деспотом, на полную наглость, но не смевший решиться на
это перед Настасьей Филипповной, сбивавшей его до последней минуты с толку и безжалостно державшей над ним верх; «нетерпеливый нищий», по выражению
самой Настасьи Филипповны, о чем ему уже было донесено; поклявшийся всеми клятвами больно наверстать ей всё
это впоследствии, и
в то же
время ребячески мечтавший иногда про себя свести концы и примирить все противоположности, — он должен теперь испить еще
эту ужасную чашу, и, главное,
в такую минуту!
Сам Афанасий Иванович, слывший за тонкого и изящного рассказчика, а
в прежнее
время на
этих вечерах обыкновенно управлявший разговором, был видимо не
в духе и даже
в каком-то несвойственном ему замешательстве.
Происходило
это уже почти пред
самым вторичным появлением нашего героя на сцену нашего рассказа. К
этому времени, судя на взгляд, бедного князя Мышкина уже совершенно успели
в Петербурге забыть. Если б он теперь вдруг явился между знавшими его, то как бы с неба упал. А между тем мы все-таки сообщим еще один факт и тем
самым закончим наше введение.
Значит,
эта вещь заключала
в себе такой сильный для него интерес, что привлекла его внимание даже
в то
самое время, когда он был
в таком тяжелом смущении, только что выйдя из воксала железной дороги.
В этих воротах, и без того темных,
в эту минуту было очень темно: надвинувшаяся грозовая туча поглотила вечерний свет, и
в то
самое время, как князь подходил к дому, туча вдруг разверзлась и пролилась.
В самый день переезда, состоявшегося уже к вечеру, вокруг него на террасе собралось довольно много гостей: сперва пришел Ганя, которого князь едва узнал, — так он за все
это время переменился и похудел.
Надо признаться, что ему везло-таки счастье, так что он, уж и не говоря об интересной болезни своей, от которой лечился
в Швейцарии (ну можно ли лечиться от идиотизма, представьте себе
это?!!), мог бы доказать собою верность русской пословицы: «Известному разряду людей — счастье!» Рассудите
сами: оставшись еще грудным ребенком по смерти отца, говорят, поручика, умершего под судом за внезапное исчезновение
в картишках всей ротной суммы, а может быть, и за пересыпанную с излишком дачу розог подчиненному (старое-то
время помните, господа!), наш барон взят был из милости на воспитание одним из очень богатых русских помещиков.
Он говорил одно, но так, как будто бы
этими самыми словами хотел сказать совсем другое. Говорил с оттенком насмешки и
в то же
время волновался несоразмерно, мнительно оглядывался, видимо путался и терялся на каждом слове, так что всё
это, вместе с его чахоточным видом и с странным, сверкающим и как будто исступленным взглядом, невольно продолжало привлекать к нему внимание.
В последний год и особенно
в самое последнее
время эта грустная мысль стала всё более и более
в ней укрепляться.
Господин
этот некоторое
время смотрел на меня с изумлением, а жена с испугом, как будто
в том была страшная диковина, что и к ним кто-нибудь мог войти; но вдруг он набросился на меня чуть не с бешенством; я не успел еще пробормотать двух слов, а он, особенно видя, что я одет порядочно, почел, должно быть, себя страшно обиженным тем, что я осмелился так бесцеремонно заглянуть
в его угол и увидать всю безобразную обстановку, которой он
сам так стыдился.
Один из ваших убийц
в ваших глазах обратился
в женщину, а из женщины
в маленького, хитрого, гадкого карлика, — и вы всё
это допустили тотчас же, как совершившийся факт, почти без малейшего недоумения, и именно
в то
самое время, когда, с другой стороны, ваш разум был
в сильнейшем напряжении, выказывал чрезвычайную силу, хитрость, догадку, логику?
А если, может быть, и хорошо (что тоже возможно), то чем же опять хорошо?»
Сам отец семейства, Иван Федорович, был, разумеется, прежде всего удивлен, но потом вдруг сделал признание, что ведь, «ей-богу, и ему что-то
в этом же роде всё
это время мерещилось, нет-нет и вдруг как будто и померещится!» Он тотчас же умолк под грозным взглядом своей супруги, но умолк он утром, а вечером, наедине с супругой, и принужденный опять говорить, вдруг и как бы с особенною бодростью выразил несколько неожиданных мыслей: «Ведь
в сущности что ж?..» (Умолчание.) «Конечно, всё
это очень странно, если только правда, и что он не спорит, но…» (Опять умолчание.) «А с другой стороны, если глядеть на вещи прямо, то князь, ведь, ей-богу, чудеснейший парень, и… и, и — ну, наконец, имя же, родовое наше имя, всё
это будет иметь вид, так сказать, поддержки родового имени, находящегося
в унижении,
в глазах света, то есть, смотря с
этой точки зрения, то есть, потому… конечно, свет; свет есть свет; но всё же и князь не без состояния, хотя бы только даже и некоторого.
Нина Александровна, видя искренние слезы его, проговорила ему наконец безо всякого упрека и чуть ли даже не с лаской: «Ну, бог с вами, ну, не плачьте, ну, бог вас простит!» Лебедев был до того поражен
этими словами и тоном их, что во весь
этот вечер не хотел уже и отходить от Нины Александровны (и во все следующие дни, до
самой смерти генерала, он почти с утра до ночи проводил
время в их доме).
Я с любопытством шел сюда сегодня, со смятением: мне надо было видеть
самому и лично убедиться: действительно ли весь
этот верхний слой русских людей уж никуда не годится, отжил свое
время, иссяк исконною жизнью и только способен умереть, но всё еще
в мелкой завистливой борьбе с людьми… будущими, мешая им, не замечая, что
сам умирает?
— Я не от вас ухожу, — продолжал он с беспрерывною одышкой и перхотой, — я, напротив, нашел нужным к вам прийти, и за делом… без чего не стал бы беспокоить. Я туда ухожу, и
в этот раз, кажется, серьезно. Капут! Я не для сострадания, поверьте… я уж и лег сегодня, с десяти часов, чтоб уж совсем не вставать до
самого того
времени, да вот раздумал и встал еще раз, чтобы к вам идти… стало быть, надо.
— Да, не физическую. Мне кажется, ни у кого рука не подымется на такого, как я; даже и женщина теперь не ударит; даже Ганечка не ударит! Хоть одно
время вчера я так и думал, что он на меня наскочит… Бьюсь об заклад, что знаю, о чем вы теперь думаете? Вы думаете: «Положим, его не надо бить, зато задушить его можно подушкой, или мокрою тряпкою во сне, — даже должно…» У вас на лице написано, что вы
это думаете,
в эту самую секунду.
Аглая остановилась на мгновение, как бы пораженная, как бы
самой себе не веря, что она могла выговорить такое слово; но
в то же
время почти беспредельная гордость засверкала
в ее взгляде; казалось, ей теперь было уже всё равно, хотя бы даже «
эта женщина» засмеялась сейчас над вырвавшимся у нее признанием.