Неточные совпадения
В конце ноября,
в оттепель,
часов в девять утра, поезд Петербургско-Варшавской железной дороги на всех парах подходил к Петербургу.
Было уже около одиннадцати
часов, когда князь позвонил
в квартиру генерала.
Подозрительность этого человека, казалось, все более и более увеличивалась; слишком уж князь не подходил под разряд вседневных посетителей, и хотя генералу довольно часто, чуть не ежедневно,
в известный
час приходилось принимать, особенно по делам, иногда даже очень разнообразных гостей, но, несмотря на привычку и инструкцию довольно широкую, камердинер был
в большом сомнении; посредничество секретаря для доклада было необходимо.
— О, я ведь не
в этой комнате просил; я ведь знаю; а я бы вышел куда-нибудь, где бы вы указали, потому я привык, а вот уж
часа три не курил. Впрочем, как вам угодно и, знаете, есть пословица:
в чужой монастырь…
Князь встал, поспешно снял с себя плащ и остался
в довольно приличном и ловко сшитом, хотя и поношенном уже пиджаке. По жилету шла стальная цепочка. На цепочке оказались женевские серебряные
часы.
А ведь главная, самая сильная боль, может, не
в ранах, а вот, что вот знаешь наверно, что вот через
час, потом через десять минут, потом через полминуты, потом теперь, вот сейчас — душа из тела вылетит, и что человеком уж больше не будешь, и что это уж наверно; главное то, что наверно.
По чашке кофею выпивалось барышнями еще раньше, ровно
в десять
часов,
в постелях,
в минуту пробуждения.
Она допускала, однако ж, и дозволяла ему любовь его, но настойчиво объявила, что ничем не хочет стеснять себя; что она до самой свадьбы (если свадьба состоится) оставляет за собой право сказать «нет», хотя бы
в самый последний
час; совершенно такое же право предоставляет и Гане.
Минут через двадцать прочтено было и помилование, и назначена другая степень наказания; но, однако же,
в промежутке между двумя приговорами, двадцать минут, или по крайней мере четверть
часа, он прожил под несомненным убеждением, что через несколько минут он вдруг умрет.
В пять
часов утра он спал.
Это было
в конце октября;
в пять
часов еще холодно и темно.
Вошел тюремный пристав, тихонько, со стражей, и осторожно тронул его за плечо; тот приподнялся, облокотился, — видит свет: «Что такое?» — «
В десятом
часу смертная казнь».
Она садилась
в стороне; там у одной, почти прямой, отвесной скалы был выступ; она садилась
в самый угол, от всех закрытый, на камень и сидела почти без движения весь день, с самого утра до того
часа, когда стадо уходило.
— Да каким же образом, — вдруг обратился он к князю, — каким же образом вы (идиот! — прибавил он про себя), вы вдруг
в такой доверенности, два
часа после первого знакомства? Как так?
Приходит ко мне утром
в седьмом
часу, будит.
Колпаков идет
в казармы, ложится на нары и через четверть
часа умирает.
— Да чуть ли еще не бранила вас, князь. Простите, пожалуйста. Фердыщенко, вы-то как здесь,
в такой
час? Я думала, по крайней мере хоть вас не застану. Кто? Какой князь? Мышкин? — переспросила она Ганю, который между тем, все еще держа князя за плечо, успел отрекомендовать его.
В девять
часов мы отправимся, у нас есть еще время.
Одни подозревали
в ней лихорадку; стали наконец замечать, что и она как бы ждет чего-то сама, часто посматривает на
часы, становится нетерпеливою, рассеянною.
— «Помилуй, да это не верно, ну, как не даст?» — «Стану на колени и буду
в ногах валяться до тех пор, пока даст, без того не уеду!» — «Когда едешь-то?» — «Завтра чем свет
в пять
часов».
В пятом
часу я
в Екшайске, на постоялом дворе; переждал до рассвета, и только до рассвета;
в седьмом
часу у Трепалова.
Для этого одного он провел все время, с пяти
часов пополудни вплоть до одиннадцати,
в бесконечной тоске и тревоге, возясь с Киндерами и Бискупами, которые тоже чуть с ума не сошли, мечась как угорелые по его надобности.
Князь, поехавший
в Екатерингоф, возвратился оттуда
в шестом
часу утра.
Когда Ганя входил к князю, то был
в настроении враждебном и почти отчаянном; но между ним и князем было сказано будто бы несколько каких-то слов, после чего Ганя просидел у князя два
часа и все время рыдал прегорько.
«Видно из того, что она его каждый день пригласила ходить к ней по утрам, от
часу до двух, и тот каждый день к ней таскается и до сих пор не надоел», — заключила генеральша, прибавив к тому, что чрез «старуху» князь
в двух-трех домах хороших стал принят.
В этой гостиной, обитой темно-голубого цвета бумагой и убранной чистенько и с некоторыми претензиями, то есть с круглым столом и диваном, с бронзовыми
часами под колпаком, с узеньким
в простенке зеркалом и с стариннейшею небольшою люстрой со стеклышками, спускавшеюся на бронзовой цепочке с потолка, посреди комнаты стоял сам господин Лебедев, спиной к входившему князю,
в жилете, но без верхнего платья, по-летнему, и, бия себя
в грудь, горько ораторствовал на какую-то тему.
Был уже двенадцатый
час. Князь знал, что у Епанчиных
в городе он может застать теперь одного только генерала, по службе, да и то навряд. Ему подумалось, что генерал, пожалуй, еще возьмет его и тотчас же отвезет
в Павловск, а ему до того времени очень хотелось сделать один визит. На риск опоздать к Епанчиным и отложить свою поездку
в Павловск до завтра, князь решился идти разыскивать дом,
в который ему так хотелось зайти.
— Я, как тебя нет предо мною, то тотчас же к тебе злобу и чувствую, Лев Николаевич.
В эти три месяца, что я тебя не видал, каждую минуту на тебя злобился, ей-богу. Так бы тебя взял и отравил чем-нибудь! Вот как. Теперь ты четверти
часа со мной не сидишь, а уж вся злоба моя проходит, и ты мне опять по-прежнему люб. Посиди со мной…
Утром ехал по одной новой железной дороге и
часа четыре с одним С—м
в вагоне проговорил, тут же и познакомился.
Но один у другого подглядел,
в последние два дня,
часы, серебряные, на бисерном желтом снурке, которых, видно, не знал у него прежде.
Чрез
час, возвращаясь
в гостиницу, наткнулся на бабу с грудным ребенком.
В «Весах» сказали ему, что Николай Ардалионович «вышли еще поутру-с, но, уходя, предуведомили, что если на случай придут кто их спрашивать, то чтоб известить, что они-с к трем
часам, может быть, и придут-с.
Ему вдруг пришлось сознательно поймать себя на одном занятии, уже давно продолжавшемся, но которого он всё не замечал до самой этой минуты: вот уже несколько
часов, еще даже
в «Весах», кажется, даже и до «Весов», он нет-нет и вдруг начинал как бы искать чего-то кругом себя.
Коля Иволгин, обещавшийся быть к четырем
часам в «Весах» и поехавший вместо того
в Павловск, по одному внезапному соображению отказался «откушать» у генеральши Епанчиной, а приехал обратно
в Петербург и поспешил
в «Весы», куда и явился около семи
часов вечера.
Когда же, уже чрез
час, князь довольно хорошо стал понимать окружающее, Коля перевез его
в карете из гостиницы к Лебедеву.
Беспрерывно осведомлялся, не нужно ли ему чего, и когда князь стал ему наконец замечать, чтоб он оставил его
в покое, послушно и безмолвно оборачивался, пробирался обратно на цыпочках к двери и всё время, пока шагал, махал руками, как бы давая знать, что он только так, что он не промолвит ни слова, и что вот он уж и вышел, и не придет, и, однако ж, чрез десять минут или по крайней мере чрез четверть
часа являлся опять.
Дошел, наконец, до того, что и не вставало, так что и обедали, и ужинали, и чай пили
часов по пятнадцать
в сутки лет тридцать сряду без малейшего перерыва, едва время было скатерть переменить.
Князь, разумеется,
в состоянии был оценить и оценил всю степень участия к нему генеральши и ее дочерей и, конечно, сообщил им искренно, что и сам он сегодня же, еще до посещения их, намерен был непременно явиться к ним, несмотря ни на болезнь свою, ни на поздний
час.
— Да, действительно, посылать теперь
в город поздно, — подвернулся и тут Евгений Павлович, поскорее оставляя Аглаю, — я думаю, что и лавки
в Петербурге заперты, девятый
час, — подтвердил он, вынимая
часы.
— Господа, я никого из вас не ожидал, — начал князь, — сам я до сего дня был болен, а дело ваше (обратился он к Антипу Бурдовскому) я еще месяц назад поручил Гавриле Ардалионовичу Иволгину, о чем тогда же вас и уведомил. Впрочем, я не удаляюсь от личного объяснения, только согласитесь, такой
час… я предлагаю пойти со мной
в другую комнату, если ненадолго… Здесь теперь мои друзья, и поверьте…
— Друзья… сколько угодно, но, однако же, позвольте, — перебил вдруг весьма наставительным тоном, хотя всё еще не возвышая очень голоса, племянник Лебедева, — позвольте же и нам заявить, что вы могли бы с нами поступить поучтивее, а не заставлять нас два
часа прождать
в вашей лакейской…
— И даже, князь, вы изволили позабыть, — проскользнул вдруг между стульями неутерпевший Лебедев, чуть не
в лихорадке, — изволили позабыть-с, что одна только добрая воля ваша и беспримерная доброта вашего сердца была их принять и прослушать и что никакого они права не имеют так требовать, тем более что вы дело это уже поручили Гавриле Ардалионовичу, да и то тоже по чрезмерной доброте вашей так поступили, а что теперь, сиятельнейший князь, оставаясь среди избранных друзей ваших, вы не можете жертвовать такою компанией для этих господ-с и могли бы всех этих господ, так сказать, сей же
час проводить с крыльца-с, так что я,
в качестве хозяина дома, с чрезвычайным даже удовольствием-с…
Потому-то мы и вошли сюда, не боясь, что нас сбросят с крыльца (как вы угрожали сейчас) за то только, что мы не просим, а требуем, и за неприличие визита
в такой поздний
час (хотя мы пришли и не
в поздний
час, а вы же нас
в лакейской прождать заставили), потому-то, говорю, и пришли, ничего не боясь, что предположили
в вас именно человека с здравым смыслом, то есть с честью и совестью.
Человек беззащитный… и потому-то я и должен его щадить, а во-вторых, Гаврила Ардалионович, которому поручено было дело и от которого я давно не получал известий, так как был
в дороге и три дня потом болен
в Петербурге, — вдруг теперь, всего
час назад, при первом нашем свидании, сообщает мне, что намерения Чебарова он все раскусил, имеет доказательства, и что Чебаров именно то, чем я его предположил.
— Да, Терентьев, благодарю вас, князь, давеча говорили, но у меня вылетело… я хотел вас спросить, господин Терентьев, правду ли я слышал, что вы того мнения, что стоит вам только четверть
часа в окошко с народом поговорить, и он тотчас же с вами во всем согласится и тотчас же за вами пойдет?
Видно было, что он оживлялся порывами, из настоящего почти бреда выходил вдруг, на несколько мгновений, с полным сознанием вдруг припоминал и говорил, большею частью отрывками, давно уже, может быть, надуманными и заученными,
в долгие, скучные
часы болезни, на кровати,
в уединении,
в бессонницу.
— Вы давеча всё смеялись, что я
в окно хотел говорить четверть
часа…
Я смотрел
в окно на Мейерову стену и думал только четверть
часа говорить и всех, всех убедить, а раз-то
в жизни сошелся… с вами, если не с людьми! и что же вот вышло?
Она с негодованием стала оправлять свою мантилью, выжидая, когда «те» отправятся. К «тем»
в эту минуту подкатили извозчичьи дрожки, за которыми еще четверть
часа назад Докторенко распорядился послать сына Лебедева, гимназиста. Генерал тотчас же вслед за супругой ввернул и свое словцо...
Он пожаловал
в седьмом
часу пополудни, тотчас после обеда.