Неточные совпадения
Особенно приметна была в этом лице его мертвая бледность, придававшая
всей физиономии молодого человека изможденный
вид, несмотря на довольно крепкое сложение, и вместе с тем что-то страстное, до страдания, не гармонировавшее с нахальною и грубою улыбкой и с резким, самодовольным его взглядом.
Маменька их, генеральша Лизавета Прокофьевна, иногда косилась на откровенность их аппетита, но так как иные мнения ее, несмотря на
всю наружную почтительность, с которою принимались дочерьми, в сущности, давно уже потеряли первоначальный и бесспорный авторитет между ними, и до такой даже степени, что установившийся согласный конклав трех девиц сплошь да рядом начинал пересиливать, то и генеральша, в
видах собственного достоинства, нашла удобнее не спорить и уступать.
Сначала с грустною улыбкой, а потом, весело и резво рассмеявшись, она призналась, что прежней бури во всяком случае и быть не могло; что она давно уже изменила отчасти свой взгляд на вещи, и что хотя и не изменилась в сердце, но все-таки принуждена была очень многое допустить в
виде совершившихся фактов; что сделано, то сделано, что прошло, то прошло, так что ей даже странно, что Афанасий Иванович
все еще продолжает быть так напуганным.
Впрочем, можно было бы и еще много рассказать из
всех историй и обстоятельств, обнаружившихся по поводу этого сватовства и переговоров; но мы и так забежали вперед, тем более что иные из обстоятельств являлись еще в
виде слишком неопределенных слухов.
Я не разуверял их, что я вовсе не люблю Мари, то есть не влюблен в нее, что мне ее только очень жаль было; я по
всему видел, что им так больше хотелось, как они сами вообразили и положили промеж себя, и потому молчал и показывал
вид, что они угадали.
— Ну, еще бы! Вам-то после… А знаете, я терпеть не могу этих разных мнений. Какой-нибудь сумасшедший, или дурак, или злодей в сумасшедшем
виде даст пощечину, и вот уж человек на
всю жизнь обесчещен, и смыть не может иначе как кровью, или чтоб у него там на коленках прощенья просили. По-моему, это нелепо и деспотизм. На этом Лермонтова драма «Маскарад» основана, и — глупо, по-моему. То есть, я хочу сказать, ненатурально. Но ведь он ее почти в детстве писал.
Я же, под
видом любезности в день рождения, изреку наконец свою волю, — косвенно, не прямо, но будет
всё как бы и прямо.
— И уже по одному
виду его превосходительства можно заключить, с каким особенным литературным удовольствием он обработал свой анекдотик, — осмелился заметить
все еще несколько смущенный Фердыщенко, ядовито улыбаясь.
Кулачный господин при слове «бокс» только презрительно и обидчиво улыбался и, с своей стороны, не удостоивая соперника явного прения, показывал иногда, молча, как бы невзначай, или, лучше сказать, выдвигал иногда на
вид одну совершенно национальную вещь — огромный кулак, жилистый, узловатый, обросший каким-то рыжим пухом, и
всем становилось ясно, что если эта глубоко национальная вещь опустится без промаху на предмет, то действительно только мокренько станет.
Все устремили взгляды на Птицына, читавшего письмо. Общее любопытство получило новый и чрезвычайный толчок. Фердыщенку не сиделось; Рогожин смотрел в недоумении и в ужасном беспокойстве переводил взгляды то на князя, то на Птицына. Дарья Алексеевна в ожидании была как на иголках. Даже Лебедев не утерпел, вышел из своего угла, и, согнувшись в три погибели, стал заглядывать в письмо чрез плечо Птицына, с
видом человека, опасающегося, что ему сейчас дадут за это колотушку.
Потом она вдруг обратилась к князю и, грозно нахмурив брови, пристально его разглядывала; но это было на мгновение; может быть, ей вдруг показалось, что
всё это шутка, насмешка; но
вид князя тотчас ее разуверил.
Сам я за границу ее сопровождать не хотел, а имел в
виду всё это без себя устроить.
Одно только меня поразило: что он вовсе как будто не про то говорил, во
всё время, и потому именно поразило, что и прежде, сколько я ни встречался с неверующими и сколько ни читал таких книг,
всё мне казалось, что и говорят они, и в книгах пишут совсем будто не про то, хотя с
виду и кажется, что про то.
— Наутро я вышел по городу побродить, — продолжал князь, лишь только приостановился Рогожин, хотя смех
всё еще судорожно и припадочно вздрагивал на его губах, — вижу, шатается по деревянному тротуару пьяный солдат, в совершенно растерзанном
виде.
Странно то, что он
всё припоминался ему в
виде того убийцы, о котором давеча упомянул сам Лебедев, рекомендуя ему племянника.
Впрочем, в день переезда в Павловск, то есть на третий день после припадка, князь уже имел по наружности
вид почти здорового человека, хотя внутренно чувствовал себя
всё еще не оправившимся.
Князь намекал на то, что Лебедев хоть и разгонял
всех домашних под
видом спокойствия, необходимого больному, но сам входил к князю во
все эти три дня чуть не поминутно, и каждый раз сначала растворял дверь, просовывал голову, оглядывал комнату, точно увериться хотел, тут ли? не убежал ли? и потом уже на цыпочках, медленно, крадущимися шагами, подходил к креслу, так что иногда невзначай пугал своего жильца.
Она тотчас же встала,
все по-прежнему серьезно и важно, с таким
видом, как будто заранее к тому готовилась и только ждала приглашения, вышла на средину террасы и стала напротив князя, продолжавшего сидеть в своих креслах.
Все наконец расселись в ряд на стульях напротив князя,
все, отрекомендовавшись, тотчас же нахмурились и для бодрости переложили из одной руки в другую свои фуражки,
все приготовились говорить, и
все, однако ж, молчали, чего-то выжидая с вызывающим
видом, в котором так и читалось: «Нет, брат, врешь, не надуешь!» Чувствовалось, что стоит только кому-нибудь для началу произнести одно только первое слово, и тотчас же
все они заговорят вместе, перегоняя и перебивая друг друга.
Птицын, Варя, Ганя, даже Лебедев —
все имели как бы несколько сконфуженный
вид.
После слов племянника Лебедева последовало некоторое всеобщее движение, и поднялся даже ропот, хотя во
всем обществе
все видимо избегали вмешиваться в дело, кроме разве одного только Лебедева, бывшего точно в лихорадке. (Странное дело: Лебедев, очевидно, стоявший за князя, как будто ощущал теперь некоторое удовольствие фамильной гордости после речи своего племянника; по крайней мере с некоторым особенным
видом довольства оглядел
всю публику.)
По этим свидетельствам и опять-таки по подтверждению матушки вашей выходит, что полюбил он вас потому преимущественно, что вы имели в детстве
вид косноязычного,
вид калеки,
вид жалкого, несчастного ребенка (а у Павлищева, как я вывел по точным доказательствам, была
всю жизнь какая-то особая нежная склонность ко
всему угнетенному и природой обиженному, особенно в детях, — факт, по моему убеждению, чрезвычайно важный для нашего дела).
— Конечно, дом сумасшедших! — не вытерпела и резко проговорила Аглая, но слова ее пропали в общем шуме;
все уже громко говорили,
все рассуждали, кто спорил, кто смеялся. Иван Федорович Епанчин был в последней степени негодования и, с
видом оскорбленного достоинства, поджидал Лизавету Прокофьевну. Племянник Лебедева ввернул последнее словечко...
— Н-нет, не
всё равно, — с
видом наивного недоумения успел ввернуть Гаврила Ардалионович.
Они пробормотали, с натянутым
видом, что подождут Ипполита, и тотчас же удалились в самый дальний угол террасы, где и уселись опять
все рядом.
Он говорил одно, но так, как будто бы этими самыми словами хотел сказать совсем другое. Говорил с оттенком насмешки и в то же время волновался несоразмерно, мнительно оглядывался, видимо путался и терялся на каждом слове, так что
всё это, вместе с его чахоточным
видом и с странным, сверкающим и как будто исступленным взглядом, невольно продолжало привлекать к нему внимание.
Давеча Лизавета Прокофьевна, не найдя князя на смертном одре, действительно сильно преувеличила удовлетворительность состояния его здоровья, судя по наружному
виду, но недавняя болезнь, тяжелые воспоминания, ее сопровождавшие, усталость от хлопотливого вечера, случай с «сыном Павлищева», теперешний случай с Ипполитом, —
все это раздражило больную впечатлительность князя, действительно, почти до лихорадочного состояния.
Вдруг Ипполит поднялся, ужасно бледный и с
видом страшного, доходившего до отчаяния стыда на искаженном своем лице. Это выражалось преимущественно в его взгляде, ненавистно и боязливо глянувшем на собрание, и в потерянной, искривленной и ползучей усмешке на вздрагивавших губах. Глаза он тотчас же опустил и побрел, пошатываясь и
всё так же улыбаясь, к Бурдовскому и Докторенку, которые стояли у выхода с террасы; он уезжал с ними.
Их тотчас заметили почти
все, но большею частию старались показывать
вид, что совершенно их не видят, и только разве некоторые из молодежи улыбнулись на них, передавая друг другу что-то вполголоса.
Один был довольно скромного
вида человек средних лет, с порядочною наружностью во
всех отношениях, но имевший
вид решительного бобыля, то есть из таких, которые никогда никого не знают и которых никто не знает.
Князь смеялся; Аглая в досаде топнула ногой. Ее серьезный
вид, при таком разговоре, несколько удивил князя. Он чувствовал отчасти, что ему бы надо было про что-то узнать, про что-то спросить, — во всяком случае, про что-то посерьезнее того, как пистолет заряжают. Но
всё это вылетело у него из ума, кроме одного того, что пред ним сидит она, а он на нее глядит, а о чем бы она ни заговорила, ему в эту минуту было бы почти
всё равно.
Но согласись, милый друг, согласись сам, какова вдруг загадка и какова досада слышать, когда вдруг этот хладнокровный бесенок (потому что она стояла пред матерью с
видом глубочайшего презрения ко
всем нашим вопросам, а к моим преимущественно, потому что я, черт возьми, сглупил, вздумал было строгость показать, так как я глава семейства, — ну, и сглупил), этот хладнокровный бесенок так вдруг и объявляет с усмешкой, что эта «помешанная» (так она выразилась, и мне странно, что она в одно слово с тобой: «Разве вы не могли, говорит, до сих пор догадаться»), что эта помешанная «забрала себе в голову во что бы то ни стало меня замуж за князя Льва Николаича выдать, а для того Евгения Павлыча из дому от нас выживает…»; только и сказала; никакого больше объяснения не дала, хохочет себе, а мы рот разинули, хлопнула дверью и вышла.
— Что, они расходятся? Кончено?
Всё кончено? Взошло солнце? — спрашивал он тревожно, хватая за руку князя. — Который час? Ради бога: час? Я проспал. Долго я спал? — прибавил он чуть не с отчаянным
видом, точно он проспал что-то такое, от чего по крайней мере зависела
вся судьба его.
И он глубоко и жадно перевел дух, как бы сбросив с себя чрезвычайную тягость. Он догадался наконец, что ничего «не кончено», что еще не рассвело, что гости встали из-за стола только для закуски и что кончилась
всего одна только болтовня Лебедева. Он улыбнулся, и чахоточный румянец, в
виде двух ярких пятен, заиграл на щеках его.
Природа мерещится при взгляде на эту картину в
виде какого-то огромного, неумолимого и немого зверя, или, вернее, гораздо вернее сказать, хоть и странно, — в
виде какой-нибудь громадной машины новейшего устройства, которая бессмысленно захватила, раздробила и поглотила в себя, глухо и бесчувственно, великое и бесценное существо — такое существо, которое одно стоило
всей природы и
всех законов ее,
всей земли, которая и создавалась-то, может быть, единственно для одного только появления этого существа!
— То есть, это… как вам сказать? Это очень трудно сказать. Только ему, наверно, хотелось, чтобы
все его обступили и сказали ему, что его очень любят и уважают, и
все бы стали его очень упрашивать остаться в живых. Очень может быть, что он вас имел
всех больше в
виду, потому что в такую минуту о вас упомянул… хоть, пожалуй, и сам не знал, что имеет вас в
виду.
— Мог.
Всё возможно в пьяном
виде, как вы с искренностью выразились, многоуважаемый князь! Но прошу рассудить-с: если я вытрусил бумажник из кармана, переменяя сюртук, то вытрушенный предмет должен был лежать тут же на полу. Где же этот предмет-с?
Иногда снятся странные сны, невозможные и неестественные; пробудясь, вы припоминаете их ясно и удивляетесь странному факту: вы помните прежде
всего, что разум не оставлял вас во
всё продолжение вашего сновидения; вспоминаете даже, что вы действовали чрезвычайно хитро и логично во
всё это долгое, долгое время, когда вас окружали убийцы, когда они с вами хитрили, скрывали свое намерение, обращались с вами дружески, тогда как у них уже было наготове оружие, и они лишь ждали какого-то знака; вы вспоминаете, как хитро вы их наконец обманули, спрятались от них; потом вы догадались, что они наизусть знают
весь ваш обман и не показывают вам только
вида, что знают, где вы спрятались; но вы схитрили и обманули их опять,
всё это вы припоминаете ясно.
Над князем она, говорят, смеется изо
всех сил, с утра до ночи, чтобы
виду не показать, но уж наверно умеет сказать ему каждый день что-нибудь потихоньку, потому что он точно по небу ходит, сияет…
— Стало быть, сам видишь, что и мимо его
всё уже известно. Да и чего тебе теперь? Чего надеешься? А если б и оставалась еще надежда, то это бы только страдальческий
вид тебе в ее глазах придало.
Он сел на край стула, с гримасами, с улыбками, со смеющимися и выглядывающими глазками, с потиранием рук и с
видом наивнейшего ожидания что-нибудь услышать, вроде какого-нибудь капитального сообщения, давно ожидаемого и
всеми угаданного.
А если, может быть, и хорошо (что тоже возможно), то чем же опять хорошо?» Сам отец семейства, Иван Федорович, был, разумеется, прежде
всего удивлен, но потом вдруг сделал признание, что ведь, «ей-богу, и ему что-то в этом же роде
всё это время мерещилось, нет-нет и вдруг как будто и померещится!» Он тотчас же умолк под грозным взглядом своей супруги, но умолк он утром, а вечером, наедине с супругой, и принужденный опять говорить, вдруг и как бы с особенною бодростью выразил несколько неожиданных мыслей: «Ведь в сущности что ж?..» (Умолчание.) «Конечно,
всё это очень странно, если только правда, и что он не спорит, но…» (Опять умолчание.) «А с другой стороны, если глядеть на вещи прямо, то князь, ведь, ей-богу, чудеснейший парень, и… и, и — ну, наконец, имя же, родовое наше имя,
всё это будет иметь
вид, так сказать, поддержки родового имени, находящегося в унижении, в глазах света, то есть, смотря с этой точки зрения, то есть, потому… конечно, свет; свет есть свет; но
всё же и князь не без состояния, хотя бы только даже и некоторого.
— Вы
всё понимаете… но вы нарочно делаете
вид, будто… не понимаете, — почти прошептала Аглая, угрюмо смотря в землю.
К этому прибавляли, в
виде современной характеристики нравов, что бестолковый молодой человек действительно любил свою невесту, генеральскую дочь, но отказался от нее единственно из нигилизма и ради предстоящего скандала, чтобы не отказать себе в удовольствии жениться пред
всем светом на потерянной женщине и тем доказать, что в его убеждении нет ни потерянных, ни добродетельных женщин, а есть только одна свободная женщина; что он в светское и старое разделение не верит, а верует в один только «женский вопрос».
Прежде, то есть несколько дней назад, она, при свиданиях с ним, употребляла
все усилия, чтобы развеселить его, боялась ужасно его грустного
вида: пробовала даже петь ему;
всего же чаще рассказывала ему
всё, что могла запомнить смешного.