Неточные совпадения
— Гм. Я опасаюсь не того,
видите ли. Доложить я обязан, и к вам выйдет секретарь, окромя если вы…
Вот то-то
вот и есть, что окромя. Вы не по бедности просить к генералу, осмелюсь, если можно узнать?
Вот я уж месяц назад это
видел, а до сих пор у меня как пред глазами.
— Если уж так вам желательно, — промолвил он, — покурить, то оно, пожалуй, и можно, коли только поскорее. Потому вдруг спросит, а вас и нет.
Вот тут под лесенкой,
видите, дверь. В дверь войдете, направо каморка; там можно, только форточку растворите, потому оно не порядок…
—
Вот что, князь, — сказал генерал с веселою улыбкой, — если вы в самом деле такой, каким кажетесь, то с вами, пожалуй, и приятно будет познакомиться; только
видите, я человек занятой, и
вот тотчас же опять сяду кой-что просмотреть и подписать, а потом отправлюсь к его сиятельству, а потом на службу, так и выходит, что я хоть и рад людям… хорошим, то есть… но… Впрочем, я так убежден, что вы превосходно воспитаны, что… А сколько вам лет, князь?
— У вас же такие славные письменные принадлежности, и сколько у вас карандашей, сколько перьев, какая плотная, славная бумага… И какой славный у вас кабинет!
Вот этот пейзаж я знаю; это вид швейцарский. Я уверен, что живописец с натуры писал, и я уверен, что это место я
видел; это в кантоне Ури…
— Не мешайте мне, Александра Ивановна, — отчеканила ей генеральша, — я тоже хочу знать. Садитесь
вот тут, князь,
вот на этом кресле, напротив, нет, сюда, к солнцу, к свету ближе подвиньтесь, чтоб я могла
видеть. Ну, какой там игумен?
— Почему? Что тут странного? Отчего ему не рассказывать? Язык есть. Я хочу знать, как он умеет говорить. Ну, о чем-нибудь. Расскажите, как вам понравилась Швейцария, первое впечатление.
Вот вы
увидите,
вот он сейчас начнет, и прекрасно начнет.
Вот тут-то, бывало, и зовет все куда-то, и мне все казалось, что если пойти все прямо, идти долго, долго и зайти
вот за эту линию, за ту самую, где небо с землей встречается, то там вся и разгадка, и тотчас же новую жизнь
увидишь, в тысячу раз сильней и шумней, чем у нас; такой большой город мне все мечтался, как Неаполь, в нем все дворцы, шум, гром, жизнь…
— А какие, однако же, вы храбрые,
вот вы смеетесь, а меня так всё это поразило в его рассказе, что я потом во сне
видел, именно эти пять минут
видел…
А!.. — воскликнула она,
увидев входящего Ганю, —
вот еще идет один брачный союз.
— А! Так
вот как! — скрежетал он, — так мои записки в окно швырять! А! Она в торги не вступает, — так я вступлю! И
увидим! За мной еще много…
увидим!.. В бараний рог сверну!..
«Нет, его теперь так отпустить невозможно, — думал про себя Ганя, злобно посматривая дорогой на князя, — этот плут выпытал из меня всё, а потом вдруг снял маску… Это что-то значит. А
вот мы
увидим! Всё разрешится, всё, всё! Сегодня же!»
— Я ничего не знаю, кроме того, что
видел;
вот и Варвара Ардалионовна говорила сейчас…
— Я вас подлецом теперь уже никогда не буду считать, — сказал князь. — Давеча я вас уже совсем за злодея почитал, и вдруг вы меня так обрадовали, —
вот и урок: не судить, не имея опыта. Теперь я
вижу, что вас не только за злодея, но и за слишком испорченного человека считать нельзя. Вы, по-моему, просто самый обыкновенный человек, какой только может быть, разве только что слабый очень и нисколько не оригинальный.
— Гениальная мысль! — подхватил Фердыщенко. — Барыни, впрочем, исключаются, начинают мужчины; дело устраивается по жребию, как и тогда! Непременно, непременно! Кто очень не хочет, тот, разумеется, не рассказывает, но ведь надо же быть особенно нелюбезным! Давайте ваши жеребьи, господа, сюда, ко мне, в шляпу, князь будет вынимать. Задача самая простая, самый дурной поступок из всей своей жизни рассказать, — это ужасно легко, господа!
Вот вы
увидите! Если же кто позабудет, то я тотчас берусь напомнить!
— Я теперь во хмелю, генерал, — засмеялась вдруг Настасья Филипповна, — я гулять хочу! Сегодня мой день, мой табельный день, мой высокосный день, я его давно поджидала. Дарья Алексеевна,
видишь ты
вот этого букетника,
вот этого monsieur aux camеlias, [господина с камелиями (фр.).]
вот он сидит да смеется на нас…
Видит, что он ее за шею под нож нагибает и пинками подталкивает, — те-то смеются, — и стала кричать: «Encore un moment, monsieur le bourreau, encore un moment!» Что и означает: «Минуточку одну еще повремените, господин буро, всего одну!» И
вот за эту-то минуточку ей, может, господь и простит, ибо дальше этакого мизера с человеческою душой вообразить невозможно.
— Да вы его у нас, пожалуй, этак захвалите!
Видите, уж он и руку к сердцу, и рот в ижицу, тотчас разлакомился. Не бессердечный-то, пожалуй, да плут,
вот беда; да к тому же еще и пьян, весь развинтился, как и всякий несколько лет пьяный человек, оттого у него всё и скрипит. Детей-то он любит, положим, тетку покойницу уважал… Меня даже любит и ведь в завещании, ей-богу, мне часть оставил…
Матушка и прежде,
вот уже два года, точно как бы не в полном рассудке сидит (больная она), а по смерти родителя и совсем как младенцем стала, без разговору: сидит без ног и только всем, кого
увидит, с места кланяется; кажись, не накорми ее, так она и три дня не спохватится.
— И
вот,
видишь, до чего ты теперь дошел! — подхватила генеральша. — Значит, все-таки не пропил своих благородных чувств, когда так подействовало! А жену измучил. Чем бы детей руководить, а ты в долговом сидишь. Ступай, батюшка, отсюда, зайди куда-нибудь, встань за дверь в уголок и поплачь, вспомни свою прежнюю невинность, авось бог простит. Поди-ка, поди, я тебе серьезно говорю. Ничего нет лучше для исправления, как прежнее с раскаянием вспомнить.
— Слышали! Так ведь на это-то ты и рассчитываешь, — обернулась она опять к Докторенке, — ведь уж деньги теперь у тебя всё равно что в кармане лежат,
вот ты и фанфаронишь, чтобы нам пыли задать… Нет, голубчик, других дураков найди, а я вас насквозь
вижу… всю игру вашу
вижу!
Александра Ивановна любила, например, очень подолгу спать и
видела обыкновенно много снов; но сны ее отличались постоянно какою-то необыкновенною пустотой и невинностью, — семилетнему ребенку впору; так
вот, даже эта невинность снов стала раздражать почему-то мамашу.
— Нет-с, я не про то, — сказал Евгений Павлович, — но только как же вы, князь (извините за вопрос), если вы так это
видите и замечаете, то как же вы (извините меня опять) в этом странном деле…
вот что на днях было… Бурдовского, кажется… как же вы не заметили такого же извращения идей и нравственных убеждений? Точь-в-точь ведь такого же! Мне тогда показалось, что вы совсем не заметили?
Где Коля? — вскричал он, смотря на Колю и не
видя его, — да…
вот он вам укажет; он вместе со мной давеча укладывал сак.
— Помилуйте, и без обиды натурально хочется узнать; вы мать. Мы сошлись сегодня с Аглаей Ивановной у зеленой скамейки ровно в семь часов утра, вследствие ее вчерашнего приглашения. Она дала мне знать вчера вечером запиской, что ей надо
видеть меня и говорить со мной о важном деле. Мы свиделись и проговорили целый час о делах, собственно одной Аглаи Ивановны касающихся;
вот и всё.
Я засмеялся и говорю: «Слушай, говорю, генерал, если бы кто другой мне это сказал про тебя, то я бы тут же собственными руками мою голову снял, положил бы ее на большое блюдо и сам бы поднес ее на блюде всем сомневающимся: „
Вот, дескать,
видите эту голову, так
вот этою собственною своею головой я за него поручусь, и не только голову, но даже в огонь“.
—
Видите, — запутывался и всё более и более нахмуривался князь, расхаживая взад и вперед по комнате и стараясь не взглядывать на Лебедева, — мне дали знать… мне сказали про господина Фердыщенка, что будто бы он, кроме всего, такой человек, при котором надо воздерживаться и не говорить ничего… лишнего, — понимаете? Я к тому, что, может быть, и действительно он был способнее, чем другой… чтобы не ошибиться, —
вот в чем главное, понимаете?
— В экипаж посадил, — сказал он, — там на углу с десяти часов коляска ждала. Она так и знала, что ты у той весь вечер пробудешь. Давешнее, что ты мне написал, в точности передал. Писать она к той больше не станет; обещалась; и отсюда, по желанию твоему, завтра уедет. Захотела тебя
видеть напоследях, хоть ты и отказался; тут на этом месте тебя и поджидали, как обратно пойдешь,
вот там, на той скамье.
«Ты
вот презираешь и генералов, и генеральство, — говорил он ему иногда шутя, — а посмотри, все „они“ кончат тем, что будут в свою очередь генералами; доживешь, так
увидишь».
— Ну
вот, так я испугался вашего проклятия! И кто в том виноват, что вы восьмой день как помешанный? Восьмой день,
видите, я по числам знаю… Смотрите, не доведите меня до черты; всё скажу… Вы зачем к Епанчиным вчера потащились? Еще стариком называется, седые волосы, отец семейства! Хорош!
— То-то и есть, что смотрел-с! Слишком, слишком хорошо помню, что смотрел-с! На карачках ползал, щупал на этом месте руками, отставив стул, собственным глазам своим не веруя: и
вижу, что нет ничего, пустое и гладкое место,
вот как моя ладонь-с, а все-таки продолжаю щупать. Подобное малодушие-с всегда повторяется с человеком, когда уж очень хочется отыскать… при значительных и печальных пропажах-с: и
видит, что нет ничего, место пустое, а все-таки раз пятнадцать в него заглянет.
Ганя был смущен и потрясен, но не хотел всходить наверх и даже боялся
увидеть больного; он ломал себе руки, и в бессвязном разговоре с князем ему удалось выразиться, что
вот, дескать, «такое несчастье и, как нарочно, в такое время!».
Стало быть, сам теперь примечаешь, что был скандал:
вот что значит «на другое-то утро»… но и это ничего, потому что всякий теперь
видит, что с тебя нечего спрашивать.
— Да
вот сумлеваюсь на тебя, что ты всё дрожишь. Ночь мы здесь заночуем, вместе. Постели, окромя той, тут нет, а я так придумал, что с обоих диванов подушки снять, и
вот тут, у занавески, рядом и постелю, и тебе и мне, так чтобы вместе. Потому, коли войдут, станут осматривать али искать, ее тотчас
увидят и вынесут. Станут меня опрашивать, я расскажу, что я, и меня тотчас отведут. Так пусть уж она теперь тут лежит подле нас, подле меня и тебя…