Неточные совпадения
— Чего
кричишь! За постой у нас деньги платят; сам проваливай! Ишь, монумент вытянулся.
То есть никакой-то, братцы, в нем фортикультяпности нет.
Какой-нибудь последний оборвыш, который и сам-то был самым плохим работником и не смел пикнуть перед другими каторжниками, побойчее его и потолковее, и
тот считал вправе
крикнуть на меня и прогнать меня, если я становился подле него, под
тем предлогом, что я ему мешаю. Наконец, один из бойких прямо и грубо сказал мне: «Куда лезете, ступайте прочь! Что соваться куда не спрашивают».
Начинали играть в снежки, не без
того, разумеется, чтоб через минуту не
закричали благоразумные и негодующие на смех и веселость, и всеобщее увлечение обыкновенно кончалось руганью.
«Ваше благородие, —
кричит несчастный, — помилуйте, будьте отец родной, заставьте за себя век бога молить, не погубите, помилосердствуйте!» Жеребятников только, бывало,
того и ждет; тотчас остановит дело и тоже с чувствительным видом начинает разговор с арестантом...
Бывают примеры до крайности странные: я знавал людей даже добрых, даже честных, даже уважаемых в обществе, и между
тем они, например, не могли хладнокровно перенести, если наказуемый не
кричит под розгами, не молит и не просит о пощаде.
Так принято; это считается и приличным и необходимым, и когда однажды жертва не хотела
кричать,
то исполнитель, которого я знал и который в других отношениях мог считаться человеком, пожалуй, и добрым, даже лично обиделся при этом случае.
Марья Степановна
кричит: «Со света сживу!» А старик: «В древние годы, говорит, при честных патриархах, я бы ее, говорит, на костре изрубил, а ныне, говорит, в свете
тьма и тлен».
В
то время и я раз повстречал Акульку, с ведрами шла, да и
кричу: «Здравствуйте, Акулина Кудимовна!
Как посмотрела на меня, мать-то думала, что она смеется со мною, и
кричит в подворотню: «Что ты зубы-то моешь, бесстыдница!» — так в
тот день ее опять драть.
Что ж ты в эфтом деле, после
того, смыслить мог?» Я домой пришел и
кричу: «Вы, говорю, меня пьяного повенчали!» Мать было тут же вцепилась.
А забыл, парень, как сам ей дегтем ворота мазал?» Я-то пьян сидел, а он как схватит меня в
ту пору за волосы, как схватит, пригнул книзу-то: «Пляши, говорит, Акулькин муж, я тебя так буду за волоса держать, а ты пляши, меня потешай!» — «Подлец ты!» —
кричу.
А Акулька на
ту пору с огорода шла; как Филька-то увидал ее, у самых наших ворот: «Стой!» —
кричит, выскочил из телеги да прямо ей земной поклон: «Душа ты моя, говорит, ягода, любил я тебя два года, а теперь меня с музыкой в солдаты везут.
— А почему ж не меня? — с яростью возражает второй, — значит, вся бедность просит, все тогда заявляйте, коли начнут опрашивать. А
то у нас небось
кричат, а к делу дойдет, так и на попятный!
— Кто, кто это
крикнул, кто? — заревел майор, бросаясь в
ту сторону, откуда послышался голос. — Это ты, Расторгуев, ты
крикнул? В кордегардию!
Расторгуев, одутловатый и высокий молодой парень, вышел и медленно отправился в кордегардию.
Крикнул вовсе не он, но так как на него указали,
то он и не противоречил.
Впрочем, не сердились тоже нимало и на всех
тех, которые не хотели показывать претензии и оставались на кухне, равно как и на
тех, которые из первых
крикнули, что всем довольны.
Все кругом золотисто зеленело, все широко и мягко волновалось и лоснилось под тихим дыханием теплого ветерка, все — деревья, кусты и травы; повсюду нескончаемыми звонкими струйками заливались жаворонки; чибисы
то кричали, виясь над низменными лугами, то молча перебегали по кочкам; красиво чернея в нежной зелени еще низких яровых хлебов, гуляли грачи; они пропадали во ржи, уже слегка побелевшей, лишь изредка выказывались их головы в дымчатых ее волнах.
Неточные совпадения
(
Кричит до
тех пор, пока не опускается занавес.
Анна Андреевна. Ну да, Добчинский, теперь я вижу, — из чего же ты споришь? (
Кричит в окно.)Скорей, скорей! вы тихо идете. Ну что, где они? А? Да говорите же оттуда — все равно. Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя от окна, с досадою.)Такой глупый: до
тех пор, пока не войдет в комнату, ничего не расскажет!
Ой! ночка, ночка пьяная! // Не светлая, а звездная, // Не жаркая, а с ласковым // Весенним ветерком! // И нашим добрым молодцам // Ты даром не прошла! // Сгрустнулось им по женушкам, // Оно и правда: с женушкой // Теперь бы веселей! // Иван
кричит: «Я спать хочу», // А Марьюшка: — И я с тобой! — // Иван
кричит: «Постель узка», // А Марьюшка: — Уляжемся! — // Иван
кричит: «Ой, холодно», // А Марьюшка: — Угреемся! — // Как вспомнили
ту песенку, // Без слова — согласилися // Ларец свой попытать.
В канаве бабы ссорятся, // Одна
кричит: «Домой идти // Тошнее, чем на каторгу!» // Другая: — Врешь, в моем дому // Похуже твоего! // Мне старший зять ребро сломал, // Середний зять клубок украл, // Клубок плевок, да дело в
том — // Полтинник был замотан в нем, // А младший зять все нож берет, //
Того гляди убьет, убьет!..
Под песню
ту удалую // Раздумалась, расплакалась // Молодушка одна: // «Мой век — что день без солнышка, // Мой век — что ночь без месяца, // А я, млада-младешенька, // Что борзый конь на привязи, // Что ласточка без крыл! // Мой старый муж, ревнивый муж, // Напился пьян, храпом храпит, // Меня, младу-младешеньку, // И сонный сторожит!» // Так плакалась молодушка // Да с возу вдруг и спрыгнула! // «Куда?» —
кричит ревнивый муж, // Привстал — и бабу за косу, // Как редьку за вихор!