Неточные совпадения
— В документах Омского острога есть запись о том, что арестант Андрей Шаломенцев был наказан «
за сопротивление против плац-майора Кривцова при наказании его розгами и произнесении
слов, что непременно над собою что-нибудь сделает или зарежет Кривцова».
Проговорив это, он встал и ушел из-за стола. Через несколько минут сбылись и
слова его…
На мои глаза, во всё время моей острожной жизни, А-в стал и был каким-то куском мяса, с зубами и с желудком и с неутолимой жаждой наигрубейших, самых зверских телесных наслаждений, а
за удовлетворение самого малейшего и прихотливейшего из этих наслаждений он способен был хладнокровнейшим образом убить, зарезать,
словом, на все, лишь бы спрятаны были концы в воду.
Но это были не личности, а гнев
за то, что в Скуратове не было выдержки, не было строгого напускного вида собственного достоинства, которым заражена была вся каторга до педантства, одним
словом за то, что он был, по их же выражению, «бесполезный» человек.
Первого он зарезал притеснителя, врага; это хоть и преступно, но понятно; тут повод был; но потом уж он режет и не врагов, режет первого встречного и поперечного, режет для потехи,
за грубое
слово,
за взгляд, для четки, или просто...
Правда, он не давал спуску другим, он даже часто ссорился, не любил, чтоб вмешивались в его дела, — одним
словом, умел
за себя постоять.
Но тот как будто
слово дал не обращать на него ни малейшего внимания, и в этом было чрезвычайно много комизму, потому что Булкин привязался к Варламову совершенно ни с того ни с сего еще с самого утра именно
за то, что Варламов «все врет», как ему отчего-то показалось.
Он бродил
за ним, как тень, привязывался к каждому его
слову, ломал свои руки, обколотил их чуть не в кровь об стены и об нары и страдал, видимо страдал от убеждения, что Варламов «все врет»!
Караульный офицер рассуждал так: «Беспорядков действительно вчера не было; а уж как сами
слово дают, что не будет и сегодня, значит, сами
за собой будут смотреть, а это всего крепче.
Помню, эти
слова меня точно пронзили… И для чего он их проговорил и как пришли они ему в голову? Но вот труп стали поднимать, подняли вместе с койкой; солома захрустела, кандалы звонко, среди всеобщей тишины, брякнули об пол… Их подобрали. Тело понесли. Вдруг все громко заговорили. Слышно было, как унтер-офицер, уже в коридоре, посылал кого-то
за кузнецом. Следовало расковать мертвеца…
Правда, наш народ, как, может быть, и весь народ русский, готов забыть целые муки
за одно ласковое
слово; говорю об этом как об факте, не разбирая его на этот раз ни с той, ни с другой стороны.
Арестанты легковерны, как дети; сами знают, что известие — вздор, что принес его известный болтун и «нелепый» человек — арестант Квасов, которому уже давно положили не верить и который что ни
слово, то врет, — а между тем все схватываются
за известие, судят, рядят, сами себя тешат, а кончится тем, что сами на себя рассердятся, самим
за себя стыдно станет, что поверили Квасову.
— Нет, не вздор! — догматически замечает Куликов, до сих пор величаво молчавший. Это парень с весом, лет под пятьдесят, чрезвычайно благообразного лица и с какой-то презрительно-величавой манерой. Он сознает это и этим гордится. Он отчасти цыган, ветеринар, добывает по городу деньги
за лечение лошадей, а у нас в остроге торгует вином. Малый он умный и много видывал.
Слова роняет, как будто рублем дарит.
Одним
словом, Елкин был сбит чрезвычайно неожиданно и искусно, и хоть верх все-таки остался
за ним, но и куликовская партия осталась довольна.
Арестанты, которые стояли без фуражек, кажется, еще с того самого времени, как послали
за майором, теперь все выпрямились, подправились; каждый из них переступил с ноги на ногу, а затем все так и замерли на месте, ожидая первого
слова, или, лучше сказать, первого крика высшего начальства.
Он немедленно последовал; со второго
слова майор заорал во все горло, даже с каким-то визгом на этот раз: очень уже он был разбешен. Из окон нам видно было, как он бегал по фрунту, бросался, допрашивал. Впрочем, вопросов его, равно как и арестантских ответов, нам
за дальностью места не было слышно. Только и расслышали мы, как он визгливо кричал...
Неточные совпадения
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно
слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он
за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Городничий (с неудовольствием).А, не до
слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду
за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
За лишний труд,
за барщину, //
За слово даже бранное — //
За все заплатим вам.
«Дерзай!» —
за ними слышится // Дьячково
слово; сын его // Григорий, крестник старосты, // Подходит к землякам. // «Хошь водки?» — Пил достаточно. // Что тут у вас случилося? // Как в воду вы опущены?.. — // «Мы?.. что ты?..» Насторожились, // Влас положил на крестника // Широкую ладонь.
Такие сказы чудные // Посыпались… И диво ли? // Ходить далеко
за́
словом // Не надо — всё прописано // На собственной спине.