Неточные совпадения
Ведь знал же я одну девицу, еще в запрошлом «романтическом» поколении, которая после нескольких лет загадочной любви к одному господину, за которого, впрочем, всегда могла выйти замуж самым спокойным образом, кончила, однако же, тем,
что сама навыдумала себе непреодолимые препятствия и в бурную ночь бросилась с высокого берега, похожего на утес, в довольно глубокую и быструю реку и погибла в ней решительно от собственных капризов, единственно из-за того, чтобы походить на шекспировскую Офелию, и даже так,
что будь этот утес, столь давно ею намеченный и излюбленный, не столь живописен, а будь на его месте лишь прозаический плоский берег, то самоубийства, может быть, не
произошло бы вовсе.
Факт этот истинный, и надо думать,
что в нашей русской жизни, в два или три последние поколения, таких или однородных с ним фактов
происходило немало.
Положительно известно,
что между супругами
происходили нередкие драки, но, по преданию, бил не Федор Павлович, а била Аделаида Ивановна, дама горячая, смелая, смуглая, нетерпеливая, одаренная замечательною физической силой.
Сам Иван рассказывал потом,
что все
произошло, так сказать, от «пылкости к добрым делам» Ефима Петровича, увлекшегося идеей,
что гениальных способностей мальчик должен и воспитываться у гениального воспитателя.
Только давно уж это
произошло, так
что уж не стыдно и рассказать; вечно-то я так себе наврежу!
Странное же и мгновенное исцеление беснующейся и бьющейся женщины, только лишь, бывало, ее подведут к дарам, которое объясняли мне притворством и сверх того фокусом, устраиваемым чуть ли не самими «клерикалами»,
происходило, вероятно, тоже самым натуральным образом, и подводившие ее к дарам бабы, а главное, и сама больная, вполне веровали, как установившейся истине,
что нечистый дух, овладевший больною, никогда не может вынести, если ее, больную, подведя к дарам, наклонят пред ними.
А потому и всегда
происходило (и должно было
происходить) в нервной и, конечно, тоже психически больной женщине непременное как бы сотрясение всего организма ее в момент преклонения пред дарами, сотрясение, вызванное ожиданием непременного чуда исцеления и самою полною верой в то,
что оно совершится.
— Об этом, конечно, говорить еще рано. Облегчение не есть еще полное исцеление и могло
произойти и от других причин. Но если
что и было, то ничьею силой, кроме как Божиим изволением. Все от Бога. Посетите меня, отец, — прибавил он монаху, — а то не во всякое время могу: хвораю и знаю,
что дни мои сочтены.
Зато всегда так
происходило,
что чем более я ненавидел людей в частности, тем пламеннее становилась любовь моя к человечеству вообще.
А впрочем, кто знает: может быть, случилось бы тогда страшное дело —
произошла бы, может быть, потеря веры в отчаянном сердце преступника, и тогда
что?
Вероятнее всего,
что все
произошло хоть и весьма мудреным, но натуральным образом, и Лизавета, умевшая лазить по плетням в чужие огороды, чтобы в них ночевать, забралась как-нибудь и на забор Федора Павловича, а с него, хоть и со вредом себе, соскочила в сад, несмотря на свое положение.
Разве она может, сравнив нас обоих, любить такого, как я, да еще после всего того,
что здесь
произошло?
Да и сам Бог вседержитель с татарина если и будет спрашивать, когда тот помрет, то, полагаю, каким-нибудь самым малым наказанием (так как нельзя же совсем не наказать его), рассудив,
что ведь неповинен же он в том, если от поганых родителей поганым на свет
произошел.
Пьяный старикашка брызгался слюной и ничего не замечал до той самой минуты, когда с Алешей вдруг
произошло нечто очень странное, а именно с ним вдруг повторилось точь-в-точь то же самое,
что сейчас только он рассказал про «кликушу».
Алеша знал,
что это действительно иногда так и
происходило.
Предполагалось, разумеется,
что все это должно совершаться свободно и искренно, от всей души, во имя вольного смирения и спасительного назидания, но на деле, как оказывалось,
происходило иногда и весьма неискренно, а, напротив, выделанно и фальшиво.
— То ли еще узрим, то ли еще узрим! — повторили кругом монахи, но отец Паисий, снова нахмурившись, попросил всех хотя бы до времени вслух о сем не сообщать никому, «пока еще более подтвердится, ибо много в светских легкомыслия, да и случай сей мог
произойти естественно», — прибавил он осторожно, как бы для очистки совести, но почти сам не веруя своей оговорке,
что очень хорошо усмотрели и слушавшие.
И если бы вы только поверили,
что между ними теперь
происходит, — то это ужасно, это, я вам скажу, надрыв, это ужасная сказка, которой поверить ни за
что нельзя: оба губят себя неизвестно для
чего, сами знают про это и сами наслаждаются этим.
— И я тебя тоже, Lise. Послушайте, Алексей Федорович, — таинственно и важно быстрым шепотом заговорила госпожа Хохлакова, уходя с Алешей, — я вам ничего не хочу внушать, ни подымать этой завесы, но вы войдите и сами увидите все,
что там
происходит, это ужас, это самая фантастическая комедия: она любит вашего брата Ивана Федоровича и уверяет себя изо всех сил,
что любит вашего брата Дмитрия Федоровича. Это ужасно! Я войду вместе с вами и, если не прогонят меня, дождусь конца.
Я бы на дуэли из пистолета того убил, который бы мне произнес,
что я подлец, потому
что без отца от Смердящей
произошел, а они и в Москве это мне в глаза тыкали, отсюда благодаря Григорию Васильевичу переползло-с.
Вопрос ведь в том, от дурных ли качеств людей это
происходит, или уж оттого,
что такова их натура.
— То-то и есть,
что но… — кричал Иван. — Знай, послушник,
что нелепости слишком нужны на земле. На нелепостях мир стоит, и без них, может быть, в нем совсем ничего бы и не
произошло. Мы знаем,
что знаем!
Может быть, процесс ненависти так обострился именно потому,
что вначале, когда только
что приехал к нам Иван Федорович,
происходило совсем другое.
Другой знак сообщили мне на тот случай, если
что экстренное
произойдет: сначала два раза скоро: тук-тук, а потом, обождав еще один раз, гораздо крепче.
Приключился ли с ним припадок в ту минуту, когда он сходил по ступенькам вниз, так
что он, конечно, тотчас же и должен был слететь вниз в бесчувствии, или, напротив, уже от падения и от сотрясения
произошел у Смердякова, известного эпилептика, его припадок — разобрать нельзя было, но нашли его уже на дне погреба, в корчах и судорогах, бьющимся и с пеной у рта.
Это он припомнил о вчерашних шести гривнах, пожертвованных веселою поклонницей, чтоб отдать «той, которая меня бедней». Такие жертвы
происходят как епитимии, добровольно на себя почему-либо наложенные, и непременно из денег, собственным трудом добытых. Старец послал Порфирия еще с вечера к одной недавно еще погоревшей нашей мещанке, вдове с детьми, пошедшей после пожара нищенствовать. Порфирий поспешил донести,
что дело уже сделано и
что подал, как приказано ему было, «от неизвестной благотворительницы».
А надо заметить,
что жил я тогда уже не на прежней квартире, а как только подал в отставку, съехал на другую и нанял у одной старой женщины, вдовы чиновницы, и с ее прислугой, ибо и переезд-то мой на сию квартиру
произошел лишь потому только,
что я Афанасия в тот же день, как с поединка воротился, обратно в роту препроводил, ибо стыдно было в глаза ему глядеть после давешнего моего с ним поступка — до того наклонен стыдиться неприготовленный мирской человек даже иного справедливейшего своего дела.
Думал я о сем много, а теперь мыслю так: неужели так недоступно уму,
что сие великое и простодушное единение могло бы в свой срок и повсеместно
произойти меж наших русских людей?
Ибо хотя все собравшиеся к нему в тот последний вечер и понимали вполне,
что смерть его близка, но все же нельзя было представить,
что наступит она столь внезапно; напротив, друзья его, как уже и заметил я выше, видя его в ту ночь столь, казалось бы, бодрым и словоохотливым, убеждены были даже,
что в здоровье его
произошло заметное улучшение, хотя бы и на малое лишь время.
Смущен же не был, а ожидал всего,
что еще могло
произойти, без страха, пронзающим взглядом следя за будущим исходом волнения, уже представлявшимся умственному взору его.
Он остановился и вдруг спросил себя: «Отчего сия грусть моя даже до упадка духа?» — и с удивлением постиг тотчас же,
что сия внезапная грусть его
происходит, по-видимому, от самой малой и особливой причины: дело в том,
что в толпе, теснившейся сейчас у входа в келью, заприметил он между прочими волнующимися и Алешу и вспомнил он,
что, увидав его, тотчас же почувствовал тогда в сердце своем как бы некую боль.
Мало того, тут было даже совсем противоположное: все смущение его
произошло именно оттого,
что он много веровал.
Но смущение все же было, все же
произошло и было столь мучительно,
что даже и потом, уже долго спустя, Алеша считал этот горестный день одним из самых тягостных и роковых дней своей жизни.
Если же спросят прямо: «Неужели же вся эта тоска и такая тревога могли в нем
произойти лишь потому,
что тело его старца, вместо того чтобы немедленно начать производить исцеления, подверглось, напротив того, раннему тлению», то отвечу на это не обинуясь: «Да, действительно было так».
Говорили, впрочем,
что хотя Грушенька и действительно была взята своим стариком из нищеты, но
что семейства была честного и
происходила как-то из духовного звания, была дочь какого-то заштатного дьякона или что-то в этом роде.
Только все-таки хорошо оно,
что так
произошло.
Нет, оно хорошо,
что так
произошло, — усмехнулась она опять.
Вот почему ему и могло казаться временами,
что вся мука Грушеньки и вся ее нерешимость
происходит тоже лишь оттого,
что она не знает, кого из них выбрать и кто из них будет ей выгоднее.
Замирая душой, он ежеминутно ждал решения Грушеньки и все верил,
что оно
произойдет как бы внезапно, по вдохновению.
Окончательный процесс этого решения
произошел с ним, так сказать, в самые последние часы его жизни, именно с последнего свидания с Алешей, два дня тому назад вечером, на дороге, после того как Грушенька оскорбила Катерину Ивановну, а Митя, выслушав рассказ о том от Алеши, сознался,
что он подлец, и велел передать это Катерине Ивановне, «если это может сколько-нибудь ее облегчить».
В висках его стучало, темя болело; очнувшись, он долго еще не мог войти в себя совершенно и осмыслить,
что с ним такое
произошло.
Разумеется, примирение
произойдет лишь на час, потому
что если бы даже и в самом деле исчез соперник, то завтра же он изобретет другого, нового и приревнует к новому.
— Знаю,
что по наиважнейшему делу, Дмитрий Федорович, тут не предчувствия какие-нибудь, не ретроградные поползновения на чудеса (слышали про старца Зосиму?), тут, тут математика: вы не могли не прийти, после того как
произошло все это с Катериной Ивановной, вы не могли, не могли, это математика.
Он вдруг сообразил,
что ведь он хотел сейчас идти в дом Федора Павловича, узнать, не
произошло ли
чего.
На этом пункте Петр Ильич настаивал обстоятельно и хотя в результате твердо ничего не узнал, но все же вынес почти убеждение,
что никуда Дмитрий Федорович и бегать не мог, как в дом родителя, и
что, стало быть, там непременно должно было нечто
произойти.
Дело в том,
что Грушеньку хоть давеча и удалили, но увели не очень далеко, всего только в третью комнату от той голубой комнаты, в которой
происходил теперь допрос.
— Ну-с, — сказал следователь, — вы выхватили оружие и… и
что же
произошло затем?
— Дверь стояла отпертою, и убийца вашего родителя несомненно вошел в эту дверь и, совершив убийство, этою же дверью и вышел, — как бы отчеканивая, медленно и раздельно произнес прокурор. — Это нам совершенно ясно. Убийство
произошло, очевидно, в комнате, а не через окно,
что положительно ясно из произведенного акта осмотра, из положения тела и по всему. Сомнений в этом обстоятельстве не может быть никаких.
Следователи, видимо, опасались того впечатления, которое могло произвести ее появление на Дмитрия Федоровича, и Николай Парфенович пробормотал даже несколько слов ему в увещание, но Митя, в ответ ему, молча склонил голову, давая тем знать,
что «беспорядка не
произойдет».
— Красоткин! — крикнул вдруг один из мальчиков, первый завидевший вошедшего Колю.
Произошло видимое волнение, мальчики расступились и стали по обе стороны постельки, так
что вдруг открыли всего Илюшечку. Штабс-капитан стремительно бросился навстречу Коле.