Неточные совпадения
Ну что ж, пожалуй,
у тебя же есть свои две тысчоночки, вот тебе и приданое, а я тебя, мой ангел, никогда не оставлю, да и теперь внесу за тебя что там следует, если
спросят.
— Черт,
у кого здесь, однако,
спросить, в этой бестолковщине… Это нужно бы решить, потому что время уходит, — промолвил он вдруг, как бы говоря про себя.
— Позвольте мне эту тему отклонить, — произнес он с некоторою светскою небрежностью. — Тема эта к тому же мудреная. Вот Иван Федорович на нас усмехается: должно быть,
у него есть что-нибудь любопытное и на этот случай. Вот его
спросите.
— Неужели вы действительно такого убеждения о последствиях иссякновения
у людей веры в бессмертие души их? —
спросил вдруг старец Ивана Федоровича.
— Именно тебя, — усмехнулся Ракитин. — Поспешаешь к отцу игумену. Знаю;
у того стол. С самого того времени, как архиерея с генералом Пахатовым принимал, помнишь, такого стола еще не было. Я там не буду, а ты ступай, соусы подавай. Скажи ты мне, Алексей, одно: что сей сон значит? Я вот что хотел
спросить.
— Да, к отцу прежде нее.
У него три тысячи и
спроси.
Если бы в то время кому-нибудь вздумалось
спросить, глядя на него: чем этот парень интересуется и что всего чаще
у него на уме, то, право, невозможно было бы решить, на него глядя.
— А чертей
у тех видел? —
спросил отец Ферапонт.
— Врешь! Не надо теперь
спрашивать, ничего не надо! Я передумал. Это вчера глупость в башку мне сглупу влезла. Ничего не дам, ничегошеньки, мне денежки мои нужны самому, — замахал рукою старик. — Я его и без того, как таракана, придавлю. Ничего не говори ему, а то еще будет надеяться. Да и тебе совсем нечего
у меня делать, ступай-ка. Невеста-то эта, Катерина-то Ивановна, которую он так тщательно от меня все время прятал, за него идет али нет? Ты вчера ходил к ней, кажется?
— «А
спроси, — отвечаю ей, — всех господ офицеров, нечистый ли во мне воздух али другой какой?» И так это
у меня с того самого времени на душе сидит, что намеднись сижу я вот здесь, как теперь, и вижу, тот самый генерал вошел, что на Святую сюда приезжал: «Что, — говорю ему, — ваше превосходительство, можно ли благородной даме воздух свободный впускать?» — «Да, отвечает, надо бы
у вас форточку али дверь отворить, по тому самому, что
у вас воздух несвежий».
Ты
спросил сейчас, для чего я это все: я, видишь ли, любитель и собиратель некоторых фактиков и, веришь ли, записываю и собираю из газет и рассказов, откуда попало, некоторого рода анекдотики, и
у меня уже хорошая коллекция.
«Имеешь ли ты право возвестить нам хоть одну из тайн того мира, из которого ты пришел? —
спрашивает его мой старик и сам отвечает ему за него, — нет, не имеешь, чтобы не прибавлять к тому, что уже было прежде сказано, и чтобы не отнять
у людей свободы, за которую ты так стоял, когда был на земле.
— Ты, может быть, сам масон! — вырвалось вдруг
у Алеши. — Ты не веришь в Бога, — прибавил он, но уже с чрезвычайною скорбью. Ему показалось к тому же, что брат смотрит на него с насмешкой. — Чем же кончается твоя поэма? —
спросил он вдруг, смотря в землю, — или уж она кончена?
— «Да неужто, —
спрашивает юноша, — и
у них Христос?» — «Как же может быть иначе, — говорю ему, — ибо для всех слово, все создание и вся тварь, каждый листик устремляется к слову, Богу славу поет, Христу плачет, себе неведомо, тайной жития своего безгрешного совершает сие.
«Вы
спрашиваете, что я именно ощущал в ту минуту, когда
у противника прощения просил, — отвечаю я ему, — но я вам лучше с самого начала расскажу, чего другим еще не рассказывал», — и рассказал ему все, что произошло
у меня с Афанасием и как поклонился ему до земли. «Из сего сами можете видеть, — заключил я ему, — что уже во время поединка мне легче было, ибо начал я еще дома, и раз только на эту дорогу вступил, то все дальнейшее пошло не только не трудно, а даже радостно и весело».
Он остановился и вдруг
спросил себя: «Отчего сия грусть моя даже до упадка духа?» — и с удивлением постиг тотчас же, что сия внезапная грусть его происходит, по-видимому, от самой малой и особливой причины: дело в том, что в толпе, теснившейся сейчас
у входа в келью, заприметил он между прочими волнующимися и Алешу и вспомнил он, что, увидав его, тотчас же почувствовал тогда в сердце своем как бы некую боль.
— Да что это
у тебя за минута, и какая такая там «весть», можно
спросить, аль секрет? — с любопытством ввернул опять Ракитин, изо всей силы делая вид, что и внимания не обращает на щелчки, которые в него летели беспрерывно.
— Да откуда поспела
у тебя тройка? —
спросил он Митю.
— Это какая
у вас собачка? —
спросил он вдруг рассеянно приказчика, заметив в углу маленькую хорошенькую болоночку с черными глазками.
— Я одну такую же видел… в полку… — вдумчиво произнес Митя, — только
у той задняя ножка была сломана… Петр Ильич, хотел я тебя
спросить кстати: крал ты когда что в своей жизни аль нет?
— Так вы бы так и
спросили с самого начала, — громко рассмеялся Митя, — и если хотите, то дело надо начать не со вчерашнего, а с третьеводнишнего дня, с самого утра, тогда и поймете, куда, как и почему я пошел и поехал. Пошел я, господа, третьего дня утром к здешнему купчине Самсонову занимать
у него три тысячи денег под вернейшее обеспечение, — это вдруг приспичило, господа, вдруг приспичило…
— Ну, в таком случае отца черт убил! — сорвалось вдруг
у Мити, как будто он даже до сей минуты
спрашивал все себя: «Смердяков или не Смердяков?»
— Что ж, неужели и рубашку снимать? — резко
спросил было он, но Николай Парфенович ему не ответил: он вместе с прокурором был углублен в рассматривание сюртука, панталон, жилета и фуражки, и видно было, что оба они очень заинтересовались осмотром: «Совсем не церемонятся, — мелькнуло
у Мити, — даже вежливости необходимой не наблюдают».
Это он не раз уже делал прежде и не брезгал делать, так что даже в классе
у них разнеслось было раз, что Красоткин
у себя дома играет с маленькими жильцами своими в лошадки, прыгает за пристяжную и гнет голову, но Красоткин гордо отпарировал это обвинение, выставив на вид, что со сверстниками, с тринадцатилетними, действительно было бы позорно играть «в наш век» в лошадки, но что он делает это для «пузырей», потому что их любит, а в чувствах его никто не смеет
у него
спрашивать отчета.
— Зачем ты ему соврал, что
у нас секут? —
спросил Смуров.
— Что это
у тебя, новый щенок? — вдруг самым бесчувственным голосом
спросил Коля.
— Что та-ко-е? — вскинул головой доктор, удивленно уставившись на Колю. — Ка-кой это? — обратился он вдруг к Алеше, будто
спрашивая у того отчета.
— Спасибо тебе! — выговорил он протяжно, точно испуская вздох после обморока. — Теперь ты меня возродил… Веришь ли: до сих пор боялся
спросить тебя, это тебя-то, тебя! Ну иди, иди! Укрепил ты меня на завтра, благослови тебя Бог! Ну, ступай, люби Ивана! — вырвалось последним словом
у Мити.
«А вы знаете, чем он теперь особенно занимается? —
спросил он Ивана Федоровича, — французские вокабулы наизусть учит;
у него под подушкой тетрадка лежит и французские слова русскими буквами кем-то записаны, хе-хе-хе!» Иван Федорович оставил наконец все сомнения.
У нас в обществе, я помню, еще задолго до суда, с некоторым удивлением
спрашивали, особенно дамы: «Неужели такое тонкое, сложное и психологическое дело будет отдано на роковое решение каким-то чиновникам и, наконец, мужикам, и „что-де поймет тут какой-нибудь такой чиновник, тем более мужик?“ В самом деле, все эти четыре чиновника, попавшие в состав присяжных, были люди мелкие, малочиновные, седые — один только из них был несколько помоложе, — в обществе нашем малоизвестные, прозябавшие на мелком жалованье, имевшие, должно быть, старых жен, которых никуда нельзя показать, и по куче детей, может быть даже босоногих, много-много что развлекавшие свой досуг где-нибудь картишками и уж, разумеется, никогда не прочитавшие ни одной книги.
— Это еще не доказательство, что не почивали (еще и еще смешок в зале). Могли ли, например, ответить в ту минуту, если бы вас кто
спросил о чем — ну, например, о том, который
у нас теперь год?
Конечно, ее мигом
спросили: какие же
у ней основания для такого решительного обвинения, но оснований не оказалось тоже и
у ней никаких.
— При аресте в селе Мокром, — припоминая,
спросил прокурор, — все видели и слышали, как вы, выбежав из другой комнаты, закричали: «Я во всем виновата, вместе в каторгу пойдем!» Стало быть, была уже и
у вас в ту минуту уверенность, что он отцеубийца?
Затем суд приступил к постановке вопросов и начал
спрашивать у сторон заключений.