Неточные совпадения
Старец этот, как я уже объяснил выше, был
старец Зосима; но надо бы здесь сказать несколько
слов и о том, что такое вообще «
старцы» в наших монастырях, и вот жаль, что чувствую себя на этой дороге не довольно компетентным и твердым.
Про
старца Зосиму говорили многие, что он, допуская к себе столь многие годы всех приходивших к нему исповедовать сердце свое и жаждавших от него совета и врачебного
слова, до того много принял в душу свою откровений, сокрушений, сознаний, что под конец приобрел прозорливость уже столь тонкую, что с первого взгляда на лицо незнакомого, приходившего к нему, мог угадывать: с чем тот пришел, чего тому нужно и даже какого рода мучение терзает его совесть, и удивлял, смущал и почти пугал иногда пришедшего таким знанием тайны его, прежде чем тот молвил
слово.
Ему вспомнились его же собственные
слова у
старца: «Мне все так и кажется, когда я вхожу куда-нибудь, что я подлее всех и что меня все за шута принимают, — так вот давай же я и в самом деле сыграю шута, потому что вы все до единого глупее и подлее меня».
Алеша немедленно покорился, хотя и тяжело ему было уходить. Но обещание слышать последнее
слово его на земле и, главное, как бы ему, Алеше, завещанное, потрясло его душу восторгом. Он заспешил, чтоб, окончив все в городе, поскорей воротиться. Как раз и отец Паисий молвил ему напутственное
слово, произведшее на него весьма сильное и неожиданное впечатление. Это когда уже они оба вышли из кельи
старца.
Выходя из монастыря и обдумывая все эти внезапные
слова, Алеша вдруг понял, что в этом строгом и суровом доселе к нему монахе он встречает теперь нового неожиданного друга и горячо любящего его нового руководителя, — точно как бы
старец Зосима завещал ему его умирая.
Обещанию же этому, да и всякому
слову отходящего
старца, отец Паисий веровал твердо, до того, что если бы видел его и совсем уже без сознания и даже без дыхания, но имел бы его обещание, что еще раз восстанет и простится с ним, то не поверил бы, может быть, и самой смерти, все ожидая, что умирающий очнется и исполнит обетованное.
Этого как бы трепещущего человека
старец Зосима весьма любил и во всю жизнь свою относился к нему с необыкновенным уважением, хотя, может быть, ни с кем во всю жизнь свою не сказал менее
слов, как с ним, несмотря на то, что когда-то многие годы провел в странствованиях с ним вдвоем по всей святой Руси.
Он вдруг умолк и как бы задумался.
Слова были странные. Отец Иосиф, свидетель вчерашнего земного поклона
старца, переглянулся с отцом Паисием. Алеша не вытерпел.
Уходит наконец от них, не выдержав сам муки сердца своего, бросается на одр свой и плачет; утирает потом лицо свое и выходит сияющ и светел и возвещает им: «Братья, я Иосиф, брат ваш!» Пусть прочтет он далее о том, как обрадовался
старец Иаков, узнав, что жив еще его милый мальчик, и потянулся в Египет, бросив даже Отчизну, и умер в чужой земле, изрекши на веки веков в завещании своем величайшее
слово, вмещавшееся таинственно в кротком и боязливом сердце его во всю его жизнь, о том, что от рода его, от Иуды, выйдет великое чаяние мира, примиритель и спаситель его!
Через три дня он вышел из монастыря, что согласовалось и со
словом покойного
старца его, повелевшего ему «пребывать в миру».
Неточные совпадения
Будет, будет бандурист с седою по грудь бородою, а может, еще полный зрелого мужества, но белоголовый
старец, вещий духом, и скажет он про них свое густое, могучее
слово.
Мазепа мрачен. Ум его // Смущен жестокими мечтами. // Мария нежными очами // Глядит на
старца своего. // Она, обняв его колени, //
Слова любви ему твердит. // Напрасно: черных помышлений // Ее любовь не удалит. // Пред бедной девой с невниманьем // Он хладно потупляет взор // И ей на ласковый укор // Одним ответствует молчаньем. // Удивлена, оскорблена, // Едва дыша, встает она // И говорит с негодованьем:
Краюха падает в мешок, окошко захлопывается. Нищий, крестясь, идет к следующей избе: тот же стук, те же
слова и такая же краюха падает в суму. И сколько бы ни прошло
старцев, богомольцев, убогих, калек, перед каждым отодвигается крошечное окно, каждый услышит: «Прими, Христа ради», загорелая рука не устает высовываться, краюха хлеба неизбежно падает в каждую подставленную суму.
Гораздо более понимал
слова Нехлюдова сидевший рядом с патриархальным
старцем маленький, кривой на один глаз, одетый в платанную нанковую поддевку и старые, сбитые на сторону, сапоги, почти безбородый старичок — печник, как узнал потом Нехлюдов.
Одним
словом, этакая бальзаковская женщина большую силу забрала над разными сиятельными
старцами.