Неточные совпадения
Вообще судя, странно было, что молодой человек, столь ученый, столь гордый и осторожный на вид, вдруг явился в такой безобразный дом,
к такому отцу, который всю жизнь
его игнорировал, не знал
его и не помнил, и хоть не дал бы, конечно, денег ни за что и ни в каком случае, если бы сын у
него попросил, но все же всю жизнь боялся, что и сыновья, Иван и Алексей, тоже когда-нибудь
придут да и попросят денег.
Про старца Зосиму говорили многие, что
он, допуская
к себе столь многие годы всех приходивших
к нему исповедовать сердце свое и жаждавших от
него совета и врачебного слова, до того много принял в душу свою откровений, сокрушений, сознаний, что под конец приобрел прозорливость уже столь тонкую, что с первого взгляда на лицо незнакомого, приходившего
к нему, мог угадывать: с чем тот
пришел, чего тому нужно и даже какого рода мучение терзает
его совесть, и удивлял, смущал и почти пугал иногда пришедшего таким знанием тайны
его, прежде чем тот молвил слово.
Все-то
они до сих пор уверены, что безбожник Дидерот
к митрополиту Платону спорить о Боге
приходил…
«Знаю я, говорю, Никитушка, где ж
ему и быть, коль не у Господа и Бога, только здесь-то, с нами-то
его теперь, Никитушка, нет, подле-то, вот как прежде сидел!» И хотя бы я только взглянула на
него лишь разочек, только один разочек на
него мне бы опять поглядеть, и не подошла бы
к нему, не промолвила, в углу бы притаилась, только бы минуточку едину повидать, послыхать
его, как
он играет на дворе,
придет, бывало, крикнет своим голосочком: «Мамка, где ты?» Только б услыхать-то мне, как
он по комнате своими ножками пройдет разик, всего бы только разик, ножками-то своими тук-тук, да так часто, часто, помню, как, бывало, бежит ко мне, кричит да смеется, только б я
его ножки-то услышала, услышала бы, признала!
К кому ж
он придет, коль вас вместе, отца с матерью, не найдет?
И вот что я тебе еще скажу, Прохоровна: или сам
он к тебе вскоре обратно прибудет, сынок твой, или наверно письмо
пришлет.
— Катерина Ивановна
присылает вам чрез меня вот это, — подала она
ему маленькое письмецо. — Она особенно просит, чтобы вы зашли
к ней, да поскорей, поскорей, и чтобы не обманывать, а непременно
прийти.
Зачем
он к нам не хочет
прийти?
Но в эту минуту в
нем копошилась некоторая другая боязнь, совсем другого рода, и тем более мучительная, что
он ее и сам определить бы не мог, именно боязнь женщины, и именно Катерины Ивановны, которая так настоятельно умоляла
его давешнею, переданною
ему госпожою Хохлаковою, запиской
прийти к ней для чего-то.
Слушай: если два существа вдруг отрываются от всего земного и летят в необычайное, или по крайней мере один из
них, и пред тем, улетая или погибая,
приходит к другому и говорит: сделай мне то и то, такое, о чем никогда никого не просят, но о чем можно просить лишь на смертном одре, — то неужели же тот не исполнит… если друг, если брат?
Вот
к этому-то времени как раз отец мне шесть тысяч
прислал, после того как я послал
ему форменное отречение от всех и вся, то есть мы, дескать, «в расчете», и требовать больше ничего не буду.
— Мне сестра сказала, что вы дадите четыре тысячи пятьсот рублей, если я
приду за
ними…
к вам сама. Я
пришла… дайте деньги!.. — не выдержала, задохлась, испугалась, голос пресекся, а концы губ и линии около губ задрожали. — Алешка, слушаешь или спишь?
—
Он один.
Он мне и знать даст, коль та
к старику
придет.
— Буду, понимаю, что нескоро, что нельзя этак
прийти и прямо бух!
Он теперь пьян. Буду ждать и три часа, и четыре, и пять, и шесть, и семь, но только знай, что сегодня, хотя бы даже в полночь, ты явишься
к Катерине Ивановне, с деньгами или без денег, и скажешь: «Велел вам кланяться». Я именно хочу, чтобы ты этот стих сказал: «Велел, дескать, кланяться».
— А убирайтесь вы, иезуиты, вон, — крикнул
он на слуг. — Пошел, Смердяков. Сегодня обещанный червонец
пришлю, а ты пошел. Не плачь, Григорий, ступай
к Марфе, она утешит, спать уложит. Не дают, канальи, после обеда в тишине посидеть, — досадливо отрезал
он вдруг, когда тотчас же по приказу
его удалились слуги. — Смердяков за обедом теперь каждый раз сюда лезет, это ты
ему столь любопытен, чем ты
его так заласкал? — прибавил
он Ивану Федоровичу.
Третьего года
он нас зазвал
к себе на чаек, да с ликерцем (барыни
ему ликер
присылают), да как пустился расписывать старину, так мы животики надорвали…
Многие-де из братии тяготятся ходить
к старцу, а
приходят поневоле, потому что все идут, так чтобы не приняли
их за гордых и бунтующих помыслом.
— Засади я
его, подлеца, она услышит, что я
его засадил, и тотчас
к нему побежит. А услышит если сегодня, что тот меня до полусмерти, слабого старика, избил, так, пожалуй, бросит
его, да ко мне
придет навестить… Вот ведь мы какими характерами одарены — только чтобы насупротив делать. Я ее насквозь знаю! А что, коньячку не выпьешь? Возьми-ка кофейку холодненького, да я тебе и прилью четверть рюмочки, хорошо это, брат, для вкуса.
— Не мудрено, Lise, не мудрено… от твоих же капризов и со мной истерика будет, а впрочем, она так больна, Алексей Федорович, она всю ночь была так больна, в жару, стонала! Я насилу дождалась утра и Герценштубе.
Он говорит, что ничего не может понять и что надо обождать. Этот Герценштубе всегда
придет и говорит, что ничего не может понять. Как только вы подошли
к дому, она вскрикнула и с ней случился припадок, и приказала себя сюда в свою прежнюю комнату перевезть…
— Милый голубчик мама, это ужасно неостроумно с вашей стороны. А если хотите поправиться и сказать сейчас что-нибудь очень умное, то скажите, милая мама, милостивому государю вошедшему Алексею Федоровичу, что
он уже тем одним доказал, что не обладает остроумием, что решился
прийти к нам сегодня после вчерашнего и несмотря на то, что над
ним все смеются.
— Lise, ты слишком много себе позволяешь, и уверяю тебя, что я наконец прибегну
к мерам строгости. Кто ж над
ним смеется, я так рада, что
он пришел,
он мне нужен, совсем необходим. Ох, Алексей Федорович, я чрезвычайно несчастна!
Он знал, однако, со слов Катерины Ивановны, что отставной штабс-капитан человек семейный: «Или спят все
они, или, может быть, услыхали, что я
пришел, и ждут, пока я отворю; лучше я снова постучусь
к ним», — и
он постучал.
— Я, кажется, теперь все понял, — тихо и грустно ответил Алеша, продолжая сидеть. — Значит, ваш мальчик — добрый мальчик, любит отца и бросился на меня как на брата вашего обидчика… Это я теперь понимаю, — повторил
он раздумывая. — Но брат мой Дмитрий Федорович раскаивается в своем поступке, я знаю это, и если только
ему возможно будет
прийти к вам или, всего лучше, свидеться с вами опять в том самом месте, то
он попросит у вас при всех прощения… если вы пожелаете.
Он и прежде, еще в Москве, еще в детстве Lise, любил
приходить к ней и рассказывать то из случившегося с
ним сейчас, то из прочитанного, то вспоминать из прожитого
им детства.
С другой стороны, Иван Федорович чем свет сегодня послали меня
к ним на квартиру в ихнюю Озерную улицу, без письма-с, с тем чтобы Дмитрий Федорович на словах непременно
пришли в здешний трактир-с на площади, чтобы вместе обедать.
Я читал вот как-то и где-то про «Иоанна Милостивого» (одного святого), что
он, когда
к нему пришел голодный и обмерзший прохожий и попросил согреть
его, лег с
ним вместе в постель, обнял
его и начал дышать
ему в гноящийся и зловонный от какой-то ужасной болезни рот
его.
«Имеешь ли ты право возвестить нам хоть одну из тайн того мира, из которого ты
пришел? — спрашивает
его мой старик и сам отвечает
ему за
него, — нет, не имеешь, чтобы не прибавлять
к тому, что уже было прежде сказано, и чтобы не отнять у людей свободы, за которую ты так стоял, когда был на земле.
На месте храма твоего воздвигнется новое здание, воздвигнется вновь страшная Вавилонская башня, и хотя и эта не достроится, как и прежняя, но все же ты бы мог избежать этой новой башни и на тысячу лет сократить страдания людей, ибо
к нам же ведь
придут они, промучившись тысячу лет со своей башней!
Они созидали богов и взывали друг
к другу: «Бросьте ваших богов и
придите поклониться нашим, не то смерть вам и богам вашим!» И так будет до скончания мира, даже и тогда, когда исчезнут в мире и боги: все равно падут пред идолами.
Что-то шевельнулось в концах губ
его;
он идет
к двери, отворяет ее и говорит
ему: «Ступай и не
приходи более… не
приходи вовсе… никогда, никогда!» И выпускает
его на «темные стогна града».
— Если бы я даже эту самую штуку и мог-с, то есть чтобы притвориться-с, и так как ее сделать совсем нетрудно опытному человеку, то и тут я в полном праве моем это средство употребить для спасения жизни моей от смерти; ибо когда я в болезни лежу, то хотя бы Аграфена Александровна
пришла к ихнему родителю, не могут
они тогда с больного человека спросить: «Зачем не донес?» Сами постыдятся.
И рассказал я
ему, как
приходил раз медведь
к великому святому, спасавшемуся в лесу, в малой келейке, и умилился над
ним великий святой, бесстрашно вышел
к нему и подал
ему хлеба кусок: «Ступай, дескать, Христос с тобой», и отошел свирепый зверь послушно и кротко, вреда не сделав.
Я, собственно, — продолжает
он, — этим только и поразился и за этим
к вам и
пришел.
Выслушал
он, смотрит так хорошо на меня: «Все это, говорит, чрезвычайно как любопытно, я
к вам еще и еще
приду».
«
К посту был не строг, сладости себе разрешал, варение вишневое ел с чаем, очень любил, барыни
ему присылали.
А ведь
к Кузьме Кузьмичу я и впрямь сбегала, Митя же меня и проводил, сказала до полночи просижу и чтоб
он же меня беспременно
пришел в полночь домой проводить.
Веришь ли тому: никто-то здесь не смеет сказать и подумать, чтоб
к Аграфене Александровне за худым этим делом
прийти; старик один только тут у меня, связана я
ему и продана, сатана нас венчал, зато из других — никто.
А между тем
он до конца все то время надеялся, что достанет эти три тысячи, что
они придут, слетят
к нему как-нибудь сами, даже хоть с неба.
— Рощу, рощу вы у
него торгуете; да проснитесь, опомнитесь. Отец Павел Ильинский меня проводил сюда… Вы
к Самсонову писали, и
он меня
к вам
прислал… — задыхался Митя.
Дальнейшее нам известно: чтобы сбыть
его с рук, она мигом уговорила
его проводить ее
к Кузьме Самсонову, куда будто бы ей ужасно надо было идти «деньги считать», и когда Митя ее тотчас же проводил, то, прощаясь с
ним у ворот Кузьмы, взяла с
него обещание
прийти за нею в двенадцатом часу, чтобы проводить ее обратно домой.
«Вот только надо бы поскорее узнать от Смердякова, не было ли чего там вчера вечером, не
приходила ли она, чего доброго,
к Федору Павловичу, ух!» — пронеслось в
его голове.
— Сударыня, сударыня! — в каком-то беспокойном предчувствии прервал опять Дмитрий Федорович, — я весьма и весьма, может быть, последую вашему совету, умному совету вашему, сударыня, и отправлюсь, может быть, туда… на эти прииски… и еще раз
приду к вам говорить об этом… даже много раз… но теперь эти три тысячи, которые вы так великодушно… О,
они бы развязали меня, и если можно сегодня… То есть, видите ли, у меня теперь ни часу, ни часу времени…
— Этого знать не могу-с,
к офицеру какому-то, кто-то
их позвал оттудова и лошадей
прислали…
И застонал ад об том, что уж больше, думал,
к нему никто теперь не
придет, грешников-то.
— Я
его там на пол положил! — возвестил
он, тотчас же возвратившись и задыхаясь от волнения, — дерется, каналья, небось не
придет оттуда!.. —
Он запер одну половинку двери и, держа настежь другую, воскликнул
к маленькому пану...
— Ах, как это жаль, — воскликнул с волнением Алеша, — что я не знал ваших этих с
ним отношений раньше, а то бы я сам давно уже
пришел к вам вас просить пойти
к нему со мной вместе.
Но сам Красоткин, когда Смуров отдаленно сообщил
ему, что Алеша хочет
к нему прийти «по одному делу», тотчас же оборвал и отрезал подход, поручив Смурову немедленно сообщить «Карамазову», что
он сам знает, как поступать, что советов ни от кого не просит и что если пойдет
к больному, то сам знает, когда пойти, потому что у
него «свой расчет».
Но в оба эти раза Красоткин ответил уже самым нетерпеливым и резким отказом, передав Алеше, что если тот
придет за
ним сам, то
он за это никогда не пойдет
к Илюше, и чтоб
ему больше не надоедали.
Даже до самого этого последнего дня сам Смуров не знал, что Коля решил отправиться
к Илюше в это утро, и только накануне вечером, прощаясь со Смуровым, Коля вдруг резко объявил
ему, чтоб
он ждал
его завтра утром дома, потому что пойдет вместе с
ним к Снегиревым, но чтобы не смел, однако же, никого уведомлять о
его прибытии, так как
он хочет
прийти нечаянно.
Впоследствии Грушенька даже привыкла
к нему и,
приходя от Мити (
к которому, чуть оправившись, тотчас же стала ходить, не успев даже хорошенько выздороветь), чтоб убить тоску, садилась и начинала разговаривать с «Максимушкой» о всяких пустяках, только чтобы не думать о своем горе.