Неточные совпадения
— Знаю, что наступит рай для меня, тотчас же и наступит, как объявлю. Четырнадцать лет был во аде. Пострадать хочу. Приму
страдание и жить начну. Неправдой свет пройдешь, да назад не воротишься. Теперь не только ближнего моего, но и детей моих любить не смею. Господи, да ведь
поймут же дети, может быть, чего стоило мне
страдание мое, и не осудят меня! Господь не в силе, а в правде.
— Ну еще бы же нет, еще бы не трудно! Алеша, я на этом с ума сойду. Груша на меня все смотрит.
Понимает. Боже, Господи, смири меня: чего требую? Катю требую! Смыслю ли, чего требую? Безудерж карамазовский, нечестивый! Нет, к
страданию я не способен! Подлец, и все сказано!
Ведь затем-то я и человек — личность, чтобы я
понимал страдания других личностей, и затем-то я — разумное сознание, чтобы в страдании каждой отдельной личности я видел общую причину страдания — заблуждения, и мог уничтожить ее в себе и других.
Кто не испытал разлуки, разлуки насильственной, тот не в силах будет
понять страданий, которые переносят разлученные силою, не всякому будет легко представить себе ту радость, то счастье, которое испытал Николай Герасимович при приезде в Брюссель любимой женщины посте этой долгой насильственной разлуки.
Неточные совпадения
Сидя на звездообразном диване в ожидании поезда, она, с отвращением глядя на входивших и выходивших (все они были противны ей), думала то о том, как она приедет на станцию, напишет ему записку и что̀ она напишет ему, то о том, как он теперь жалуется матери (не
понимая ее
страданий) на свое положение, и как она войдет в комнату, и что она скажет ему.
В первый раз тогда
поняв ясно, что для всякого человека и для него впереди ничего не было, кроме
страдания, смерти и вечного забвения, он решил, что так нельзя жить, что надо или объяснить свою жизнь так, чтобы она не представлялась злой насмешкой какого-то дьявола, или застрелиться.
Но, Долли, душенька, я
понимаю твои
страдания вполне, только одного я не знаю: я не знаю… я не знаю, насколько в душе твоей есть еще любви к нему.
— Поставят монументы, — убежденно сказал он. — Не из милосердия, — тогда милосердию не будет места, потому что не будет наших накожных
страданий, — монументы поставят из любви к необыкновенной красоте правды прошлого; ее
поймут и оценят, эту красоту…
Затем он сознался, что плохо
понимает, чего хотят поэты-символисты, но ему приятно, что они не воспевают
страданий народа, не кричат «вперед, без страха и сомненья» и о заре «святого возрожденья».