Неточные совпадения
Но впоследствии я с удивлением узнал от специалистов-медиков, что тут никакого нет притворства, что это страшная женская болезнь, и кажется, по преимуществу у нас на Руси, свидетельствующая о тяжелой
судьбе нашей сельской женщины, болезнь, происходящая от изнурительных работ слишком вскоре после тяжелых, неправильных, безо всякой медицинской помощи родов; кроме того, от безвыходного горя, от побоев и проч., чего иные женские натуры выносить по общему примеру все-таки
не могут.
Я Ивану в этом смысле ничего и никогда
не говорил, Иван, разумеется, мне тоже об этом никогда ни полслова, ни малейшего намека; но
судьба свершится, и достойный станет на место, а недостойный скроется в переулок навеки — в грязный свой переулок, в возлюбленный и свойственный ему переулок, и там, в грязи и вони, погибнет добровольно и с наслаждением.
— То-то брат, такие такими и остаются, они
не смиряются пред
судьбой. Так ты думаешь, что я
не буду ее вечно любить?
Скажи мне сам прямо, я зову тебя — отвечай: представь, что это ты сам возводишь здание
судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им наконец мир и покой, но для этого необходимо и неминуемо предстояло бы замучить всего лишь одно только крохотное созданьице, вот того самого ребеночка, бившего себя кулачонком в грудь, и на неотомщенных слезках его основать это здание, согласился ли бы ты быть архитектором на этих условиях, скажи и
не лги!
И потом, проходя жизнь мою, убедился я постепенно, что был этот брат мой в
судьбе моей как бы указанием и предназначением свыше, ибо
не явись он в жизни моей,
не будь его вовсе, и никогда-то, может быть, я так мыслю,
не принял бы я иноческого сана и
не вступил на драгоценный путь сей.
Я теперь до вашего прихода лежала здесь, ждала, думала,
судьбу мою всю разрешала, и никогда вам
не узнать, что у меня в сердце было.
— Еду! — воскликнула она вдруг. — Пять моих лет! Прощайте! Прощай, Алеша, решена
судьба… Ступайте, ступайте, ступайте от меня теперь все, чтоб я уже вас
не видала!.. Полетела Грушенька в новую жизнь…
Не поминай меня лихом и ты, Ракитка. Может, на смерть иду! Ух! Словно пьяная!
Главное то было нестерпимо обидно, что вот он, Митя, стоит над ним со своим неотложным делом, столько пожертвовав, столько бросив, весь измученный, а этот тунеядец, «от которого зависит теперь вся
судьба моя, храпит как ни в чем
не бывало, точно с другой планеты».
— Знаю, знаю, что вы в горячке, все знаю, вы и
не можете быть в другом состоянии духа, и что бы вы ни сказали, я все знаю наперед. Я давно взяла вашу
судьбу в соображение, Дмитрий Федорович, я слежу за нею и изучаю ее… О, поверьте, что я опытный душевный доктор, Дмитрий Федорович.
И никогда еще
не подымалось из груди его столько любви к этой роковой в
судьбе его женщине, столько нового,
не испытанного им еще никогда чувства, чувства неожиданного даже для него самого, чувства нежного до моления, до исчезновения пред ней.
— Ах, да! Так вы
не забудете,
не забудете, о чем я вас просила? Тут
судьба,
судьба!
Если строгая
судьба лишила вас носа, то выгода ваша в том, что уже никто во всю вашу жизнь
не осмелится вам сказать, что вы остались с носом».
Конечно, иные из посетителей были почти даже веселы и весьма безучастны собственно к
судьбе Мити, но все же опять-таки
не к рассматривающемуся делу; все были заняты исходом его, и большинство мужчин решительно желало кары преступнику, кроме разве юристов, которым дорога была
не нравственная сторона дела, а лишь, так сказать, современно-юридическая.
— Признаю себя виновным в пьянстве и разврате, — воскликнул он каким-то опять-таки неожиданным, почти исступленным голосом, — в лени и в дебоширстве. Хотел стать навеки честным человеком именно в ту секунду, когда подсекла
судьба! Но в смерти старика, врага моего и отца, —
не виновен! Но в ограблении его — нет, нет,
не виновен, да и
не могу быть виновным: Дмитрий Карамазов подлец, но
не вор!
О, я
не хочу выводить дальнейших заключений и, как ворон, каркать молодой
судьбе одну только гибель.
Будь простое убийство, и вы при ничтожности, при бездоказательности, при фантастичности фактов, если рассматривать каждый из них в отдельности, а
не в совокупности, — отвергли бы обвинение, по крайней мере усумнились бы губить
судьбу человека по одному лишь предубеждению против него, которое, увы, он так заслужил!
Господа присяжные, вот мы осудим его, и он скажет себе: „Эти люди ничего
не сделали для
судьбы моей, для воспитания, для образования моего, чтобы сделать меня лучшим, чтобы сделать меня человеком.