Неточные совпадения
Конечно, у Грушеньки были деньги, но в Мите на этот счет вдруг оказалась страшная гордость: он хотел увезти ее сам и
начать с ней
новую жизнь на свои средства, а
не на ее; он вообразить даже
не мог, что возьмет у нее ее деньги, и страдал от этой мысли до мучительного отвращения.
Подробнее на этот раз ничего
не скажу, ибо потом все объяснится; но вот в чем состояла главная для него беда, и хотя неясно, но я это выскажу; чтобы взять эти лежащие где-то средства, чтобы иметь право взять их, надо было предварительно возвратить три тысячи Катерине Ивановне — иначе «я карманный вор, я подлец, а
новую жизнь я
не хочу
начинать подлецом», — решил Митя, а потому решил перевернуть весь мир, если надо, но непременно эти три тысячи отдать Катерине Ивановне во что бы то ни стало и прежде всего.
Здесь
не место
начинать об этой
новой страсти Ивана Федоровича, отразившейся потом на всей его жизни: это все могло бы послужить канвой уже иного рассказа, другого романа, который и
не знаю, предприму ли еще когда-нибудь.
Новая метода-с: ведь когда ты во мне совсем разуверишься, то тотчас меня же в глаза
начнешь уверять, что я
не сон, а есмь в самом деле, я тебя уж знаю; вот я тогда и достигну цели.
Но так как, ввиду закоренелой глупости человеческой, это, пожалуй, еще и в тысячу лет
не устроится, то всякому, сознающему уже и теперь истину, позволительно устроиться совершенно как ему угодно, на
новых началах.
В этом месте защитника прервал довольно сильный аплодисмент. В самом деле, последние слова свои он произнес с такою искренне прозвучавшею нотой, что все почувствовали, что, может быть, действительно ему есть что сказать и что то, что он скажет сейчас, есть и самое важное. Но председатель, заслышав аплодисмент, громко пригрозил «очистить» залу суда, если еще раз повторится «подобный случай». Все затихло, и Фетюкович
начал каким-то
новым, проникновенным голосом, совсем
не тем, которым говорил до сих пор.
Что нового в прокламациях, что в „Proscrit“? Где следы грозных уроков после 24 февраля? Это продолжение прежнего либерализма, а
не начало новой свободы, — это эпилог, а не пролог. Почему нет в Лондоне той организации, которую вы желаете? Потому что нельзя устроиваться на основании неопределенных стремлений, а только на глубокой общей мысли, — но где же она?
Евгений застал мать радостной, довольной. Она устраивала всё в доме и сама собиралась уехать, как только он привезет молодую жену. Евгений уговаривал ее оставаться. И вопрос оставался нерешенным. Вечером, по обыкновению, после чая Марья Павловна делала пасьян. Евгений сидел, помогая ей. Это было время самых задушевных разговоров. Окончив один пасьян и
не начиная новый, Марья Павловна взглянула на Евгения и, несколько заминаясь, начала так:
Он один во всё время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны,
не начинать новой войны и не переходить границ России.
Неточные совпадения
Был, после
начала возмущения, день седьмый. Глуповцы торжествовали. Но несмотря на то что внутренние враги были побеждены и польская интрига посрамлена, атаманам-молодцам было как-то
не по себе, так как о
новом градоначальнике все еще
не было ни слуху ни духу. Они слонялись по городу, словно отравленные мухи, и
не смели ни за какое дело приняться, потому что
не знали, как-то понравятся ихние недавние затеи
новому начальнику.
С тех пор законодательная деятельность в городе Глупове закипела.
Не проходило дня, чтоб
не явилось
нового подметного письма и чтобы глуповцы
не были чем-нибудь обрадованы. Настал наконец момент, когда Беневоленский
начал даже помышлять о конституции.
Но глуповцам приходилось
не до бунтовства; собрались они,
начали тихим манером сговариваться, как бы им «о себе промыслить», но никаких
новых выдумок измыслить
не могли, кроме того, что опять выбрали ходока.
Не вопрос о порядке сотворения мира тут важен, а то, что вместе с этим вопросом могло вторгнуться в жизнь какое-то совсем
новое начало, которое, наверное, должно было испортить всю кашу.
К удивлению, бригадир
не только
не обиделся этими словами, но, напротив того, еще ничего
не видя, подарил Аленке вяземский пряник и банку помады. Увидев эти дары, Аленка как будто опешила; кричать —
не кричала, а только потихоньку всхлипывала. Тогда бригадир приказал принести свой
новый мундир, надел его и во всей красе показался Аленке. В это же время выбежала в дверь старая бригадирова экономка и
начала Аленку усовещивать.