Неточные совпадения
Иначе я никого
не способна любить!
— А хотя бы даже и смерти? К чему же лгать пред собою, когда все люди так живут, а пожалуй, так и
не могут
иначе жить. Ты это насчет давешних моих слов о том, что «два гада поедят друг друга»? Позволь и тебя спросить в таком случае: считаешь ты и меня, как Дмитрия, способным пролить кровь Езопа, ну, убить его, а?
— Мама, вы меня убьете. Ваш Герценштубе приедет и скажет, что
не может понять! Воды, воды! Мама, ради Бога, сходите сами, поторопите Юлию, которая где-то там завязла и никогда
не может скоро прийти! Да скорее же, мама,
иначе я умру…
— Клянусь, — воскликнул Алеша, — брат вам самым искренним образом, самым полным, выразит раскаяние, хотя бы даже на коленях на той самой площади… Я заставлю его,
иначе он мне
не брат!
Никто-то об этом
не узнает, никаких несправедливых сплетен
не может произойти… вот эти двести рублей, и, клянусь, вы должны принять их,
иначе…
иначе, стало быть, все должны быть врагами друг другу на свете!
«Мама, говорит, я помню эту сосну, как со сна», — то есть «сосну, как со сна» — это как-то она
иначе выразилась, потому что тут путаница, «сосна» слово глупое, но только она мне наговорила по этому поводу что-то такое оригинальное, что я решительно
не возьмусь передать.
И вот мне кажется, что он многим тут обиделся… да и
не могло быть
иначе в его положении…
Они должны быть искуплены,
иначе не может быть и гармонии.
Но была ли это вполне тогдашняя беседа, или он присовокупил к ней в записке своей и из прежних бесед с учителем своим, этого уже я
не могу решить, к тому же вся речь старца в записке этой ведется как бы беспрерывно, словно как бы он излагал жизнь свою в виде повести, обращаясь к друзьям своим, тогда как, без сомнения, по последовавшим рассказам, на деле происходило несколько
иначе, ибо велась беседа в тот вечер общая, и хотя гости хозяина своего мало перебивали, но все же говорили и от себя, вмешиваясь в разговор, может быть, даже и от себя поведали и рассказали что-либо, к тому же и беспрерывности такой в повествовании сем быть
не могло, ибо старец иногда задыхался, терял голос и даже ложился отдохнуть на постель свою, хотя и
не засыпал, а гости
не покидали мест своих.
Мысль же о том, что жертва его могла стать супругой другому, казалась ему невозможною, а потому долгое время убежден был в совести своей, что и
не мог поступить
иначе.
Иначе все пропадет и ничего
не состоится, «и единственно потому, что
не хватило денег, о позор!».
Подробнее на этот раз ничего
не скажу, ибо потом все объяснится; но вот в чем состояла главная для него беда, и хотя неясно, но я это выскажу; чтобы взять эти лежащие где-то средства, чтобы иметь право взять их, надо было предварительно возвратить три тысячи Катерине Ивановне —
иначе «я карманный вор, я подлец, а новую жизнь я
не хочу начинать подлецом», — решил Митя, а потому решил перевернуть весь мир, если надо, но непременно эти три тысячи отдать Катерине Ивановне во что бы то ни стало и прежде всего.
Иначе бы и
не пришел, если бы
не отечески.
Неужели же старик мог надо мной насмеяться?» Так восклицал Митя, шагая в свою квартиру, и уж, конечно,
иначе и
не могло представляться уму его, то есть: или дельный совет (от такого-то дельца) — со знанием дела, со знанием этого Лягавого (странная фамилия!), или — или старик над ним посмеялся!
С удивлением, впрочем, осведомился, почему он называет этого торгующего крестьянина Горсткина Лягавым, и разъяснил обязательно Мите, что хоть тот и впрямь Лягавый, но что он и
не Лягавый, потому что именем этим жестоко обижается, и что называть его надо непременно Горсткиным, «
иначе ничего с ним
не совершите, да и слушать
не станет», — заключил батюшка.
— Помилосердуйте, ведь это
не шутка! Вы, может быть, хмельны. Вы можете же, наконец, говорить, понимать…
иначе…
иначе я ничего
не понимаю!
А между тем дело было гораздо проще и произошло крайне естественно: у супруги Ипполита Кирилловича другой день как болели зубы, и ему надо же было куда-нибудь убежать от ее стонов; врач же уже по существу своему
не мог быть вечером нигде
иначе как за картами.
— Ну, господа, теперь ваш, ваш вполне. И… если б только
не все эти мелочи, то мы бы сейчас же и сговорились. Я опять про мелочи. Я ваш, господа, но, клянусь, нужно взаимное доверие — ваше ко мне и мое к вам, —
иначе мы никогда
не покончим. Для вас же говорю. К делу, господа, к делу, и, главное,
не ройтесь вы так в душе моей,
не терзайте ее пустяками, а спрашивайте одно только дело и факты, и я вас сейчас же удовлетворю. А мелочи к черту!
— Никто, никто, я сказал,
иначе вы ничего
не поняли! Оставьте меня в покое.
— Я давно научился уважать в вас редкое существо, — пробормотал опять Коля, сбиваясь и путаясь. — Я слышал, вы мистик и были в монастыре. Я знаю, что вы мистик, но… это меня
не остановило. Прикосновение к действительности вас излечит… С натурами, как вы,
не бывает
иначе.
— Нет, наверно, наверно заходите, а
не «если можно»,
иначе я умру! — прокричала вслед ему госпожа Хохлакова, но Алеша уже вышел из комнаты.
— Нет, ты знаешь…
иначе как же бы ты…
не может быть, чтобы ты
не знал…
„Еще там
не успели, — думает он, — еще можно что-нибудь подыскать, о, еще будет время сочинить план защиты, сообразить отпор, а теперь, теперь — теперь она так прелестна!“ Смутно и страшно в душе его, но он успевает, однако же, отложить от своих денег половину и где-то их спрятать —
иначе я
не могу объяснить себе, куда могла исчезнуть целая половина этих трех тысяч, только что взятых им у отца из-под подушки.
А вот именно потому и сделали, что нам горько стало, что мы человека убили, старого слугу, а потому в досаде, с проклятием и отбросили пестик, как оружие убийства,
иначе быть
не могло, для чего же его было бросать с такого размаху?
„Да, но куда ж в таком случае делись деньги, если их выбрал из пакета сам Федор Павлович, в его доме при обыске
не нашли?“ Во-первых, в шкатулке у него часть денег нашли, а во-вторых, он мог вынуть их еще утром, даже еще накануне, распорядиться ими
иначе, выдать их, отослать, изменить, наконец, свою мысль, свой план действий в самом основании и при этом совсем даже
не найдя нужным докладываться об этом предварительно Смердякову?
Иначе мы
не отцы, а враги детям нашим, а они
не дети наши, а враги нам, и мы сами себе сделали их врагами!