— Он там толкует, — принялась она опять, — про какие-то гимны, про крест, который он должен понести, про долг какой-то, я помню, мне много об этом Иван Федорович тогда передавал, и если б вы знали, как он говорил! — вдруг с неудержимым чувством воскликнула Катя, — если б вы знали, как он любил этого несчастного в ту минуту, когда мне передавал про него, и как
ненавидел его, может быть, в ту же минуту!
Неточные совпадения
Зато всегда так происходило, что чем более я
ненавидел людей в частности, тем пламеннее становилась любовь моя к человечеству вообще.
«За что вы такого-то так
ненавидите?» И он ответил тогда, в припадке своего шутовского бесстыдства: «А вот за что: он, правда, мне ничего не сделал, но зато я сделал ему одну бессовестнейшую пакость, и только что сделал, тотчас же за то и возненавидел его».
Я уже упоминал в начале моего рассказа, как Григорий
ненавидел Аделаиду Ивановну, первую супругу Федора Павловича и мать первого сына его, Дмитрия Федоровича, и как, наоборот, защищал вторую его супругу, кликушу, Софью Ивановну, против самого своего господина и против всех, кому бы пришло на ум молвить о ней худое или легкомысленное слово.
Влюбиться можно и
ненавидя.
Друг мой, если бы ты знал, как я
ненавижу Россию… то есть не Россию, а все эти пороки… а пожалуй что и Россию.
Не
ненавидьте и отвергающих вас, позорящих вас, поносящих вас и на вас клевещущих.
Не
ненавидьте атеистов, злоучителей, материалистов, даже злых из них, не токмо добрых, ибо и из них много добрых, наипаче в наше время.
— Господа, я его спрашивать о мочалке не буду, потому что вы, верно, его этим как-нибудь дразните, но я узнаю от него, за что вы его так
ненавидите…
Если б я любила его, продолжала любить, то я, может быть, не жалела бы его теперь, а, напротив,
ненавидела…
Я всю Россию
ненавижу, Марья Кондратьевна.
Мне мерещится, что даже у масонов есть что-нибудь вроде этой же тайны в основе их и что потому католики так и
ненавидят масонов, что видят в них конкурентов, раздробление единства идеи, тогда как должно быть едино стадо и един пастырь…
А помри ваш родитель теперь, пока еще этого нет ничего-с, то всякому из вас по сорока тысяч верных придется тотчас-с, даже и Дмитрию Федоровичу, которого они так ненавидят-с, так как завещания у них ведь не сделано-с…
Я только тебя
ненавидел и отомстить тебе желал изо всех сил за все.
Манеры же Мити она
ненавидела.
— Не иначе, но я жалею, что так его
ненавидел.
Да, я видел, что она меня
ненавидела… давно… с самого первого раза, с самого того у меня на квартире еще там…
Признаюсь пред вами заранее в одной слабости, Карамазов, это уж так пред вами, для первого знакомства, чтобы вы сразу увидели всю мою натуру: я
ненавижу, когда меня спрашивают про мои года, более чем
ненавижу… и наконец… про меня, например, есть клевета, что я на прошлой неделе с приготовительными в разбойники играл.
А она мне вдруг кричит: «Я
ненавижу Ивана Федоровича, я требую, чтобы вы его не принимали, чтобы вы ему отказали от дома!» Я обомлела при такой неожиданности и возражаю ей: с какой же стати буду я отказывать такому достойному молодому человеку и притом с такими познаниями и с таким несчастьем, потому что все-таки все эти истории — ведь это несчастье, а не счастие, не правда ли?
— Да, да! Вы мою мысль сказали, любят, все любят и всегда любят, а не то что «минуты». Знаете, в этом все как будто когда-то условились лгать и все с тех пор лгут. Все говорят, что
ненавидят дурное, а про себя все его любят.
— Спасибо! Мне только ваших слез надо. А все остальные пусть казнят меня и раздавят ногой, все, все, не исключая никого! Потому что я не люблю никого. Слышите, ни-ко-го! Напротив,
ненавижу! Ступайте, Алеша, вам пора к брату! — оторвалась она от него вдруг.
Брата Ивана не любит,
ненавидит, тебя тоже не жалует.
— Не могу я тут поступить как надо, разорвать и ей прямо сказать! — раздражительно произнес Иван. — Надо подождать, пока скажут приговор убийце. Если я разорву с ней теперь, она из мщения ко мне завтра же погубит этого негодяя на суде, потому что его
ненавидит и знает, что
ненавидит. Тут все ложь, ложь на лжи! Теперь же, пока я с ней не разорвал, она все еще надеется и не станет губить этого изверга, зная, как я хочу вытащить его из беды. И когда только придет этот проклятый приговор!
Странно, что до самой последней сцены, описанной нами у Катерины Ивановны, когда пришел к ней от Мити Алеша, он, Иван, не слыхал от нее ни разу во весь месяц сомнений в виновности Мити, несмотря на все ее «возвраты» к нему, которые он так
ненавидел.
И изверга
ненавижу, и изверга
ненавижу!
— Он меня тогда
ненавидел, потому что сам сделал подлый поступок и пошел за этою тварью… и потому еще, что должен был мне эти три тысячи…
— Мое, мое! — воскликнул Митя. — Не пьяный бы не написал!.. За многое мы друг друга
ненавидели, Катя, но клянусь, клянусь, я тебя и
ненавидя любил, а ты меня — нет!
— Да, да, я давеча солгала, все лгала, против чести и совести, но я хотела давеча спасти его, потому что он меня так
ненавидел и так презирал, — как безумная воскликнула Катя.
Я собрал кой-какие сведения: он
ненавидел происхождение свое, стыдился его и со скрежетом зубов припоминал, что «от Смердящей произошел».
Отчаяние может быть злобное и непримиримое, и самоубийца, накладывая на себя руки, в этот момент мог вдвойне
ненавидеть тех, кому всю жизнь завидовал.
Я эту Америку, черт ее дери, уже теперь
ненавижу.
Неточные совпадения
— Но
ненавидит, презирает?
— Простить я не могу, и не хочу, и считаю несправедливым. Я для этой женщины сделал всё, и она затоптала всё в грязь, которая ей свойственна. Я не злой человек, я никогда никого не
ненавидел, но ее я
ненавижу всеми силами души и не могу даже простить ее, потому что слишком
ненавижу за всё то зло, которое она сделала мне! — проговорил он со слезами злобы в голосе.
«Всех
ненавижу, и вас, и себя», отвечал его взгляд, и он взялся за шляпу. Но ему не судьба была уйти. Только что хотели устроиться около столика, а Левин уйти, как вошел старый князь и, поздоровавшись с дамами, обратился к Левину.
Разве все мы не брошены на свет затем только, чтобы
ненавидеть друг друга и потому мучать себя и других?
— Дарья Александровна! — сказал он, теперь прямо взглянув в доброе взволнованное лицо Долли и чувствуя, что язык его невольно развязывается. — Я бы дорого дал, чтобы сомнение еще было возможно. Когда я сомневался, мне было тяжело, но легче, чем теперь. Когда я сомневался, то была надежда; но теперь нет надежды, и я всё-таки сомневаюсь во всем. Я так сомневаюсь во всем, что я
ненавижу сына и иногда не верю, что это мой сын. Я очень несчастлив.