Неточные совпадения
— Недостойная комедия, которую я предчувствовал, еще идя сюда! — воскликнул Дмитрий Федорович в негодовании
и тоже вскочив с
места. — Простите, преподобный отец, — обратился он
к старцу, — я человек необразованный
и даже не знаю, как вас именовать, но вас обманули, а вы слишком были добры, позволив нам
у вас съехаться. Батюшке нужен лишь скандал, для чего — это уж его расчет.
У него всегда свой расчет. Но, кажется, я теперь знаю для чего…
Когда он вышел за ограду скита, чтобы поспеть в монастырь
к началу обеда
у игумена (конечно, чтобы только прислужить за столом),
у него вдруг больно сжалось сердце,
и он остановился на
месте: пред ним как бы снова прозвучали слова старца, предрекавшего столь близкую кончину свою.
Дмитрий Федорович встал, в волнении шагнул шаг
и другой, вынул платок, обтер со лба пот, затем сел опять, но не на то
место, где прежде сидел, а на другое, на скамью напротив,
у другой стены, так что Алеша должен был совсем
к нему повернуться.
— Я, кажется, теперь все понял, — тихо
и грустно ответил Алеша, продолжая сидеть. — Значит, ваш мальчик — добрый мальчик, любит отца
и бросился на меня как на брата вашего обидчика… Это я теперь понимаю, — повторил он раздумывая. — Но брат мой Дмитрий Федорович раскаивается в своем поступке, я знаю это,
и если только ему возможно будет прийти
к вам или, всего лучше, свидеться с вами опять в том самом
месте, то он попросит
у вас при всех прощения… если вы пожелаете.
У меня в К-ской губернии адвокат есть знакомый-с, с детства приятель-с, передавали мне чрез верного человека, что если приеду, то он мне
у себя на конторе
место письмоводителя будто бы даст-с, так ведь, кто его знает, может,
и даст…
Он сорвался с
места и, отворив дверь, быстро прошел в комнату. Перезвон бросился за ним. Доктор постоял было еще секунд пять как бы в столбняке, смотря на Алешу, потом вдруг плюнул
и быстро пошел
к карете, громко повторяя: «Этта, этта, этта, я не знаю, что этта!» Штабс-капитан бросился его подсаживать. Алеша прошел в комнату вслед за Колей. Тот стоял уже
у постельки Илюши. Илюша держал его за руку
и звал папу. Чрез минуту воротился
и штабс-капитан.
— Да, конечно, я чего-то ожидал,
и он прав…»
И ему опять в сотый раз припомнилось, как он в последнюю ночь
у отца подслушивал
к нему с лестницы, но с таким уже страданием теперь припомнилось, что он даже остановился на
месте как пронзенный: «Да, я этого тогда ждал, это правда!
Похоже было на то, что джентльмен принадлежит
к разряду бывших белоручек-помещиков, процветавших еще при крепостном праве; очевидно, видавший свет
и порядочное общество, имевший когда-то связи
и сохранивший их, пожалуй,
и до сих пор, но мало-помалу с обеднением после веселой жизни в молодости
и недавней отмены крепостного права обратившийся вроде как бы в приживальщика хорошего тона, скитающегося по добрым старым знакомым, которые принимают его за уживчивый складный характер, да еще
и ввиду того, что все же порядочный человек, которого даже
и при ком угодно можно посадить
у себя за стол, хотя, конечно, на скромное
место.
Признаюсь, я именно подумал тогда, что он говорит об отце
и что он содрогается, как от позора, при мысли пойти
к отцу
и совершить с ним какое-нибудь насилие, а между тем он именно тогда как бы на что-то указывал на своей груди, так что, помню,
у меня мелькнула именно тогда же какая-то мысль, что сердце совсем не в той стороне груди, а ниже, а он ударяет себя гораздо выше, вот тут, сейчас ниже шеи,
и все указывает в это
место.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских
и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете писем: есть прекрасные
места. Вот недавно один поручик пишет
к приятелю
и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его
у себя. Хотите, прочту?
Стоите вы в темном
и смрадном
месте и привязаны
к столбу, а привязки сделаны из змий
и на груди (
у вас) доска, на которой написано:"Сей есть ведомый покровитель нечестивых
и агарян"[
Из театра Степан Аркадьич заехал в Охотный ряд, сам выбрал рыбу
и спаржу
к обеду
и в 12 часов был уже
у Дюссо, где ему нужно было быть
у троих, как на его счастье, стоявших в одной гостинице:
у Левина, остановившегося тут
и недавно приехавшего из-за границы,
у нового своего начальника, только что поступившего на это высшее
место и ревизовавшего Москву,
и у зятя Каренина, чтобы его непременно привезти обедать.
― А, Алины-Надины. Ну,
у нас
места нет. А иди
к тому столу да занимай скорее
место, ― сказал князь
и, отвернувшись, осторожно принял тарелку с ухою из налимов.
И, заметив полосу света, пробившуюся с боку одной из суконных стор, он весело скинул ноги с дивана, отыскал ими шитые женой (подарок ко дню рождения в прошлом году), обделанные в золотистый сафьян туфли
и по старой, девятилетней привычке, не вставая, потянулся рукой
к тому
месту, где в спальне
у него висел халат.