Неточные совпадения
Начиная жизнеописание героя моего, Алексея Федоровича Карамазова, нахожусь в некотором недоумении. А именно: хотя я и называю Алексея Федоровича моим героем, но, однако, сам
знаю, что человек он отнюдь не великий, а посему и предвижу неизбежные вопросы вроде таковых: чем же замечателен ваш Алексей Федорович, что вы выбрали его своим героем? Что сделал он такого?
Кому и чем известен? Почему я, читатель, должен тратить время на изучение фактов его жизни?
Когда и
кем насадилось оно и в нашем подгородном монастыре, не могу сказать, но в нем уже считалось третье преемничество старцев, и старец Зосима был из них последним, но и он уже почти помирал от слабости и болезней, а заменить его даже и не
знали кем.
— Совсем неизвестно, с чего вы в таком великом волнении, — насмешливо заметил Федор Павлович, — али грешков боитесь? Ведь он, говорят, по глазам
узнает,
кто с чем приходит. Да и как высоко цените вы их мнение, вы, такой парижанин и передовой господин, удивили вы меня даже, вот что!
— Сам не
знаю про какого. Не
знаю и не ведаю. Введен в обман, говорили. Слышал, и
знаете кто рассказал? А вот Петр Александрович Миусов, вот что за Дидерота сейчас рассердился, вот он-то и рассказал.
— Мне сегодня необыкновенно легче, но я уже
знаю, что это всего лишь минута. Я мою болезнь теперь безошибочно понимаю. Если же я вам кажусь столь веселым, то ничем и никогда не могли вы меня столь обрадовать, как сделав такое замечание. Ибо для счастия созданы люди, и
кто вполне счастлив, тот прямо удостоен сказать себе: «Я выполнил завет Божий на сей земле». Все праведные, все святые, все святые мученики были все счастливы.
И я не
знаю, к
кому обратиться, я не смела всю жизнь…
В мечтах я нередко, говорит, доходил до страстных помыслов о служении человечеству и, может быть, действительно пошел бы на крест за людей, если б это вдруг как-нибудь потребовалось, а между тем я двух дней не в состоянии прожить ни с
кем в одной комнате, о чем
знаю из опыта.
Вот если бы суд принадлежал обществу как церкви, тогда бы оно
знало,
кого воротить из отлучения и опять приобщить к себе.
— В происшедшем скандале мы все виноваты! — горячо проговорил он, — но я все же ведь не предчувствовал, идя сюда, хотя и
знал, с
кем имею дело…
И
кто, брат,
кого после этого ревнует — не
знаю!
Вот в эти-то мгновения он и любил, чтобы подле, поблизости, пожалуй хоть и не в той комнате, а во флигеле, был такой человек, преданный, твердый, совсем не такой, как он, не развратный, который хотя бы все это совершающееся беспутство и видел и
знал все тайны, но все же из преданности допускал бы это все, не противился, главное — не укорял и ничем бы не грозил, ни в сем веке, ни в будущем; а в случае нужды так бы и защитил его, — от
кого?
Впоследствии Федор Павлович клятвенно уверял, что тогда и он вместе со всеми ушел; может быть, так именно и было, никто этого не
знает наверно и никогда не
знал, но месяцев через пять или шесть все в городе заговорили с искренним и чрезвычайным негодованием о том, что Лизавета ходит беременная, спрашивали и доискивались: чей грех,
кто обидчик?
Испугалась ужасно: «Не пугайте, пожалуйста, от
кого вы слышали?» — «Не беспокойтесь, говорю, никому не скажу, а вы
знаете, что я на сей счет могила, а вот что хотел я вам только на сей счет тоже в виде, так сказать, „всякого случая“ присовокупить: когда потребуют у папаши четыре-то тысячки пятьсот, а у него не окажется, так чем под суд-то, а потом в солдаты на старости лет угодить, пришлите мне тогда лучше вашу институтку секретно, мне как раз деньги выслали, я ей четыре-то тысячки, пожалуй, и отвалю и в святости секрет сохраню».
— Я потому так ждала вас, что от вас от одного могу теперь
узнать всю правду — ни от
кого больше!
Я поставила во всем этом одну только цель: чтоб он
знал, к
кому воротиться и
кто его самый верный друг.
— Видишь. Непременно иди. Не печалься.
Знай, что не умру без того, чтобы не сказать при тебе последнее мое на земле слово. Тебе скажу это слово, сынок, тебе и завещаю его. Тебе, сынок милый, ибо любишь меня. А теперь пока иди к тем,
кому обещал.
— Монах на монастырь просит,
знал к
кому прийти! — громко между тем проговорила стоявшая в левом углу девица. Но господин, подбежавший к Алеше, мигом повернулся к ней на каблуках и взволнованным срывающимся каким-то голосом ей ответил...
— Отменно умею понимать-с, — тотчас же отрезал господин, давая
знать, что ему и без того известно,
кто он такой. — Штабс я капитан-с Снегирев-с, в свою очередь; но все же желательно
узнать, что именно побудило…
У меня в К-ской губернии адвокат есть знакомый-с, с детства приятель-с, передавали мне чрез верного человека, что если приеду, то он мне у себя на конторе место письмоводителя будто бы даст-с, так ведь,
кто его
знает, может, и даст…
Я не
знаю,
кто ты, и
знать не хочу: ты ли это или только подобие его, но завтра же я осужу и сожгу тебя на костре, как злейшего из еретиков, и тот самый народ, который сегодня целовал твои ноги, завтра же по одному моему мановению бросится подгребать к твоему костру угли,
знаешь ты это?
Ты возразил, что человек жив не единым хлебом, но
знаешь ли, что во имя этого самого хлеба земного и восстанет на тебя дух земли, и сразится с тобою, и победит тебя, и все пойдут за ним, восклицая: «
Кто подобен зверю сему, он дал нам огонь с небеси!»
Знаешь ли ты, что пройдут века и человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало быть, нет и греха, а есть лишь только голодные.
Или я не
знаю, с
кем говорю?
Сам я в последние дни никуда не выходил, а потому и
узнать не мог ни от
кого.
—
Знаешь, ты совсем переменился в лице. Никакой этой кротости прежней пресловутой твоей нет. Осердился на
кого, что ли? Обидели?
Замечу еще мельком, что хотя у нас в городе даже многие
знали тогда про нелепое и уродливое соперничество Карамазовых, отца с сыном, предметом которого была Грушенька, но настоящего смысла ее отношений к обоим из них, к старику и к сыну, мало
кто тогда понимал.
Вот почему ему и могло казаться временами, что вся мука Грушеньки и вся ее нерешимость происходит тоже лишь оттого, что она не
знает,
кого из них выбрать и
кто из них будет ей выгоднее.
Вы бы мне эти три тысячи выдали… так как
кто же против вас капиталист в этом городишке… и тем спасли бы меня от… одним словом, спасли бы мою бедную голову для благороднейшего дела, для возвышеннейшего дела, можно сказать… ибо питаю благороднейшие чувства к известной особе, которую слишком
знаете и о которой печетесь отечески.
—
Знаю; так как же ты говоришь, что много? Где же много?
Кто такие? — вскинулся Митя в страшной тревоге при неожиданном известии.
— Да сказывал Тимофей, все господа: из города двое,
кто таковы — не
знаю, только сказывал Тимофей, двое из здешних господ, да тех двое, будто бы приезжих, а может, и еще
кто есть, не спросил я его толково. В карты, говорил, стали играть.
—
Знаешь ты, что надо дорогу давать. Что ямщик, так уж никому и дороги не дать, дави, дескать, я еду! Нет, ямщик, не дави! Нельзя давить человека, нельзя людям жизнь портить; а коли испортил жизнь — наказуй себя… если только испортил, если только загубил
кому жизнь — казни себя и уйди.
— Не спят! — радостно подхватил Митя, — греми, Андрей, гони вскачь, звени, подкати с треском. Чтобы
знали все,
кто приехал! Я еду! Сам еду! — исступленно восклицал Митя.
— Да, конечно, разве он кавалерист? ха-ха! — крикнул Митя, жадно слушавший и быстро переводивший свой вопросительный взгляд на каждого,
кто заговорит, точно бог
знает что ожидал от каждого услышать.
— Ну, садись теперь подле, рассказывай, как ты вчера обо мне услышал, что я сюда поехала; от
кого от первого
узнал?
Но дворник опросил стучавшегося и,
узнав,
кто он и что хочет он видеть Федосью Марковну по весьма важному делу, отпереть ему наконец решился.
Петр Ильич с точностию
знал, что в этот вечер он непременно у Михаила Макаровича встретит кого-нибудь из гостей, но лишь не
знал,
кого именно.
— А вы и не
знали! — подмигнул ему Митя, насмешливо и злобно улыбнувшись. — А что, коль не скажу? От
кого тогда
узнать?
Знали ведь о знаках-то покойник, я да Смердяков, вот и все, да еще небо
знало, да оно ведь вам не скажет. А фактик-то любопытный, черт
знает что на нем можно соорудить, ха-ха! Утешьтесь, господа, открою, глупости у вас на уме. Не
знаете вы, с
кем имеете дело! Вы имеете дело с таким подсудимым, который сам на себя показывает, во вред себе показывает! Да-с, ибо я рыцарь чести, а вы — нет!
— Не
знаю,
кто или какое лицо, рука небес или сатана, но… не Смердяков! — решительно отрезал Митя.
Кто он — я теряюсь и мучаюсь, но это не Дмитрий Карамазов,
знайте это, — и вот все, что я могу вам сказать, и довольно, не приставайте…
—
Кто ж это
знает?
Кто считал?
Кому я давал считать?
—
Кто это мне под голову подушку принес?
Кто был такой добрый человек! — воскликнул он с каким-то восторженным, благодарным чувством и плачущим каким-то голосом, будто и бог
знает какое благодеяние оказали ему. Добрый человек так потом и остался в неизвестности, кто-нибудь из понятых, а может быть, и писарек Николая Парфеновича распорядились подложить ему подушку из сострадания, но вся душа его как бы сотряслась от слез. Он подошел к столу и объявил, что подпишет все что угодно.
Но мальчики так и остались в уверенности, что Дарданелов не
знает,
кто основал Трою.
— А
кто тебя
знает, на что он тебе, — подхватила другая, — сам должен
знать, на что его тебе надо, коли галдишь. Ведь он тебе говорил, а не нам, глупый ты человек. Аль правду не
знаешь?
Но сам Красоткин, когда Смуров отдаленно сообщил ему, что Алеша хочет к нему прийти «по одному делу», тотчас же оборвал и отрезал подход, поручив Смурову немедленно сообщить «Карамазову», что он сам
знает, как поступать, что советов ни от
кого не просит и что если пойдет к больному, то сам
знает, когда пойти, потому что у него «свой расчет».
— А я
знаю,
кто основал Трою, — вдруг проговорил совсем неожиданно один доселе ничего почти еще не сказавший мальчик, молчаливый и видимо застенчивый, очень собою хорошенький, лет одиннадцати, по фамилии Карташов.
Случилось это довольно уже давно, но он все как-то конфузился и не решался открыть публично, что и он
знает,
кто основал Трою, опасаясь, чтобы не вышло чего-нибудь и чтобы не сконфузил его как-нибудь за это Коля.
— Ну,
кто же основал? — надменно и свысока повернулся к нему Коля, уже по лицу угадав, что тот действительно
знает, и, разумеется, тотчас же приготовившись ко всем последствиям. В общем настроении произошел, что называется, диссонанс.
— Эх, всякий нужен, Максимушка, и по чему
узнать,
кто кого нужней. Хоть бы и не было этого поляка вовсе, Алеша, тоже ведь разболеться сегодня вздумал. Была и у него. Так вот нарочно же и ему пошлю пирогов, я не посылала, а Митя обвинил, что посылаю, так вот нарочно же теперь пошлю, нарочно! Ах, вот и Феня с письмом! Ну, так и есть, опять от поляков, опять денег просят!
— Ну как же не я? — залепетала она опять, — ведь это я, я почти за час предлагала ему золотые прииски, и вдруг «сорокалетние прелести»! Да разве я затем? Это он нарочно! Прости ему вечный судья за сорокалетние прелести, как и я прощаю, но ведь это… ведь это
знаете кто? Это ваш друг Ракитин.
Ах, это милое, милое существо, только я никак не
знаю, в
кого она влюблена.
— Ты сам
знаешь кто, — тихо и проникновенно проговорил Алеша.