Неточные совпадения
— Зачем
живет такой человек! — глухо прорычал Дмитрий Федорович, почти уже в исступлении от гнева, как-то чрезвычайно приподняв плечи и почти от того сгорбившись, — нет, скажите мне, можно ли еще позволить ему бесчестить собою
землю, — оглядел он всех, указывая
на старика рукой. Он говорил медленно и мерно.
Ты возразил, что человек
жив не единым хлебом, но знаешь ли, что во имя этого самого хлеба земного и восстанет
на тебя дух
земли, и сразится с тобою, и победит тебя, и все пойдут за ним, восклицая: «Кто подобен зверю сему, он дал нам огонь с небеси!» Знаешь ли ты, что пройдут века и человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало быть, нет и греха, а есть лишь только голодные.
Без твердого представления себе, для чего ему
жить, человек не согласится
жить и скорей истребит себя, чем останется
на земле, хотя бы кругом его всё были хлебы.
Уходит наконец от них, не выдержав сам муки сердца своего, бросается
на одр свой и плачет; утирает потом лицо свое и выходит сияющ и светел и возвещает им: «Братья, я Иосиф, брат ваш!» Пусть прочтет он далее о том, как обрадовался старец Иаков, узнав, что
жив еще его милый мальчик, и потянулся в Египет, бросив даже Отчизну, и умер в чужой
земле, изрекши
на веки веков в завещании своем величайшее слово, вмещавшееся таинственно в кротком и боязливом сердце его во всю его жизнь, о том, что от рода его, от Иуды, выйдет великое чаяние мира, примиритель и спаситель его!
И не то чтоб я боялся, что ты донесешь (не было и мысли о сем), но думаю: «Как я стану глядеть
на него, если не донесу
на себя?» И хотя бы ты был за тридевять
земель, но
жив, все равно, невыносима эта мысль, что ты
жив и все знаешь, и меня судишь.
Ибо в каждый час и каждое мгновение тысячи людей покидают жизнь свою
на сей
земле и души их становятся пред Господом — и сколь многие из них расстались с
землею отъединенно, никому не ведомо, в грусти и тоске, что никто-то не пожалеет о них и даже не знает о них вовсе:
жили ль они или нет.
Бог взял семена из миров иных и посеял
на сей
земле и взрастил сад свой, и взошло все, что могло взойти, но взращенное
живет и живо лишь чувством соприкосновения своего таинственным мирам иным; если ослабевает или уничтожается в тебе сие чувство, то умирает и взращенное в тебе.
«Вот этот народ заслужил право на свободу», — размышлял Самгин и с негодованием вспоминал как о неудавшейся попытке обмануть его о славословиях русскому крестьянину, который не умеет прилично
жить на земле, несравнимо более щедрой и ласковой, чем эта хаотическая, бесплодная земля.
— Хороший он человек, правдивый, — говорил старовер. — Одно только плохо — нехристь он, азиат, в бога не верует, а вот поди-ка,
живет на земле все равно так же, как и я. Чудно, право! И что с ним только на том свете будет?
— Поздно узнал, — отвечал старик. — Да что! кому как на роду написано. Не жилец был плотник Мартын, не жилец на земле: уж это так. Нет, уж какому человеку не
жить на земле, того и солнышко не греет, как другого, и хлебушек тому не впрок, — словно что его отзывает… Да; упокой Господь его душу!
Девушка начинала тем, что не пойдет за него; но постепенно привыкала иметь его под своею командою и, убеждаясь, что из двух зол — такого мужа и такого семейства, как ее родное, муж зло меньшее, осчастливливала своего поклонника; сначала было ей гадко, когда она узнавала, что такое значит осчастливливать без любви; был послушен: стерпится — слюбится, и она обращалась в обыкновенную хорошую даму, то есть женщину, которая сама-то по себе и хороша, но примирилась с пошлостью и,
живя на земле, только коптит небо.
Он так часто и грустно говорил: было, была, бывало, точно
прожил на земле сто лет, а не одиннадцать. У него были, помню, узкие ладони, тонкие пальцы, и весь он — тонкий, хрупкий, а глаза — очень ясные, но кроткие, как огоньки лампадок церковных. И братья его были тоже милые, тоже вызывали широкое доверчивое чувство к ним, — всегда хотелось сделать для них приятное, но старший больше нравился мне.
Неточные совпадения
Крестьяне рассмеялися // И рассказали барину, // Каков мужик Яким. // Яким, старик убогонький, // Живал когда-то в Питере, // Да угодил в тюрьму: // С купцом тягаться вздумалось! // Как липочка ободранный, // Вернулся он
на родину // И за соху взялся. // С тех пор лет тридцать жарится //
На полосе под солнышком, // Под бороной спасается // От частого дождя, //
Живет — с сохою возится, // А смерть придет Якимушке — // Как ком
земли отвалится, // Что
на сохе присох…
Он спал
на голой
земле и только в сильные морозы позволял себе укрыться
на пожарном сеновале; вместо подушки клал под головы́ камень; вставал с зарею, надевал вицмундир и тотчас же бил в барабан; курил махорку до такой степени вонючую, что даже полицейские солдаты и те краснели, когда до обоняния их доходил запах ее; ел лошадиное мясо и свободно пережевывал воловьи
жилы.
И каждое не только не нарушало этого, но было необходимо для того, чтобы совершалось то главное, постоянно проявляющееся
на земле чудо, состоящее в том, чтобы возможно было каждому вместе с миллионами разнообразнейших людей, мудрецов и юродивых, детей и стариков — со всеми, с мужиком, с Львовым, с Кити, с нищими и царями, понимать несомненно одно и то же и слагать ту жизнь души, для которой одной стоит
жить и которую одну мы ценим.
И, может быть, я завтра умру!.. и не останется
на земле ни одного существа, которое бы поняло меня совершенно. Одни почитают меня хуже, другие лучше, чем я в самом деле… Одни скажут: он был добрый малый, другие — мерзавец. И то и другое будет ложно. После этого стоит ли труда
жить? а все
живешь — из любопытства: ожидаешь чего-то нового… Смешно и досадно!
Он
прожил немного менее сорока восьми часов, призывая
на Лонгрена все бедствия, возможные
на земле и в воображении.