Неточные совпадения
Ходила она всю жизнь, и
летом и зимой, босая и в одной посконной рубашке.
Было ему
лет семьдесят пять, если не более, а проживал он за скитскою пасекой, в углу стены, в старой, почти развалившейся деревянной келье, поставленной тут еще в древнейшие времена, еще в прошлом столетии, для одного тоже величайшего постника и молчальника, отца Ионы, прожившего до ста пяти
лет и о подвигах которого даже до сих пор
ходили в монастыре и в окрестностях его многие любопытнейшие рассказы.
Как только он
прошел площадь и свернул в переулок, чтобы выйти в Михайловскую улицу, параллельную Большой, но отделявшуюся от нее лишь канавкой (весь город наш пронизан канавками), он увидел внизу пред мостиком маленькую кучку школьников, всё малолетних деток, от девяти до двенадцати
лет, не больше.
Алеша никогда не мог безучастно
проходить мимо ребяток, в Москве тоже это бывало с ним, и хоть он больше всего любил трехлетних детей или около того, но и школьники
лет десяти, одиннадцати ему очень нравились.
Но позвольте вас представить и моей супруге: вот-с Арина Петровна, дама без ног-с,
лет сорока трех, ноги
ходят, да немножко-с.
По безмерному милосердию своему он
проходит еще раз между людей в том самом образе человеческом, в котором
ходил три
года между людьми пятнадцать веков назад.
Вот из толпы восклицает старик, слепой с детских
лет: «Господи, исцели меня, да и я тебя узрю», и вот как бы чешуя
сходит с глаз его, и слепой его видит.
Оно правда, — рассмеялся он опять, — старику девяносто
лет, и он давно мог
сойти с ума на своей идее.
За полгода до кончины своей, когда уже минуло ему семнадцать
лет, повадился он
ходить к одному уединенному в нашем городе человеку, как бы политическому ссыльному, высланному из Москвы в наш город за вольнодумство.
И сколько тайн разрешенных и откровенных: восстановляет Бог снова Иова, дает ему вновь богатство,
проходят опять многие
годы, и вот у него уже новые дети, другие, и любит он их — Господи: «Да как мог бы он, казалось, возлюбить этих новых, когда тех прежних нет, когда тех лишился?
В юности моей, давно уже, чуть не сорок
лет тому,
ходили мы с отцом Анфимом по всей Руси, собирая на монастырь подаяние, и заночевали раз на большой реке судоходной, на берегу, с рыбаками, а вместе с нами присел один благообразный юноша, крестьянин,
лет уже восемнадцати на вид, поспешал он к своему месту назавтра купеческую барку бечевою тянуть.
К тому же еще человек столь серьезный и неравный мне
летами, а
ходит ко мне, юноше, и мною не брезгает.
Года три он
проходил с этою мечтой, мерещилась она ему все в разных видах.
— Знаю, что наступит рай для меня, тотчас же и наступит, как объявлю. Четырнадцать
лет был во аде. Пострадать хочу. Приму страдание и жить начну. Неправдой свет
пройдешь, да назад не воротишься. Теперь не только ближнего моего, но и детей моих любить не смею. Господи, да ведь поймут же дети, может быть, чего стоило мне страдание мое, и не осудят меня! Господь не в силе, а в правде.
Странствуя, встретил я однажды, в губернском городе К., бывшего моего денщика Афанасия, а с тех пор, как я расстался с ним,
прошло уже тогда восемь
лет.
Но о сем скажем в следующей книге, а теперь лишь прибавим вперед, что не
прошел еще и день, как совершилось нечто до того для всех неожиданное, а по впечатлению, произведенному в среде монастыря и в городе, до того как бы странное, тревожное и сбивчивое, что и до сих пор, после стольких
лет, сохраняется в городе нашем самое живое воспоминание о том столь для многих тревожном дне…
Правда,
прошло уже четыре
года с тех пор, как старик привез в этот дом из губернского города восемнадцатилетнюю девочку, робкую, застенчивую, тоненькую, худенькую, задумчивую и грустную, и с тех пор много утекло воды.
Так вот нет же, никто того не видит и не знает во всей вселенной, а как
сойдет мрак ночной, все так же, как и девчонкой, пять
лет тому, лежу иной раз, скрежещу зубами и всю ночь плачу: «Уж я ж ему, да уж я ж ему, думаю!» Слышал ты это все?
И вот
прошло двадцать три
года, я сижу в одно утро в моем кабинете, уже с белою головой, и вдруг входит цветущий молодой человек, которого я никак не могу узнать, но он поднял палец и смеясь говорит: «Gott der Vater, Gott der Sohn und Gott der heilige Geist!
Неточные совпадения
Четыре
года тихие, // Как близнецы похожие, //
Прошли потом… Всему // Я покорилась: первая // С постели Тимофеевна, // Последняя — в постель; // За всех, про всех работаю, — // С свекрови, свекра пьяного, // С золовушки бракованной // Снимаю сапоги…
Однако после этого // Ермил не скоро справился, // С
год как шальной
ходил.
Но на седьмом
году правления Фердыщенку смутил бес. Этот добродушный и несколько ленивый правитель вдруг сделался деятелен и настойчив до крайности: скинул замасленный халат и стал
ходить по городу в вицмундире. Начал требовать, чтоб обыватели по сторонам не зевали, а смотрели в оба, и к довершению всего устроил такую кутерьму, которая могла бы очень дурно для него кончиться, если б, в минуту крайнего раздражения глуповцев, их не осенила мысль: «А ну как, братцы, нас за это не похвалят!»
По местам валялись человеческие кости и возвышались груды кирпича; все это свидетельствовало, что в свое время здесь существовала довольно сильная и своеобразная цивилизация (впоследствии оказалось, что цивилизацию эту, приняв в нетрезвом виде за бунт, уничтожил бывший градоначальник Урус-Кугуш-Кильдибаев), но с той поры
прошло много
лет, и ни один градоначальник не позаботился о восстановлении ее.
Так
прошел и еще
год, в течение которого у глуповцев всякого добра явилось уже не вдвое или втрое, но вчетверо. Но по мере того как развивалась свобода, нарождался и исконный враг ее — анализ. С увеличением материального благосостояния приобретался досуг, а с приобретением досуга явилась способность исследовать и испытывать природу вещей. Так бывает всегда, но глуповцы употребили эту"новоявленную у них способность"не для того, чтобы упрочить свое благополучие, а для того, чтоб оное подорвать.