Неточные совпадения
Так как Ефим Петрович плохо распорядился и получение завещанных самодуркой генеральшей собственных детских денег, возросших с тысячи уже на две процентами, замедлилось по разным совершенно неизбежимым у нас формальностям и проволочкам, то молодому человеку в первые его два
года в университете пришлось очень солоно, так как он принужден был все это время
кормить и содержать себя сам и в то же время учиться.
В этом он был совершенная противоположность своему старшему брату, Ивану Федоровичу, пробедствовавшему два первые
года в университете,
кормя себя своим трудом, и с самого детства горько почувствовавшему, что живет он на чужих хлебах у благодетеля.
Рос он у них как дикий зверенок, не научили его пастухи ничему, напротив, семи
лет уже посылали пасти стадо, в мокреть и в холод, почти без одежды и почти не
кормя его.
Крестовоздвиженский (подобострастно улыбаясь). Это справедливо, ваше высокородие, изволили заметить, что приказные больше от скуки, а не то так из того женятся, что
год кормить обещают или там сюртук сошьют-с.
— Да как же другие-то рекруты живут? Конечно, тяжело сначала, а потом привыкают, и, смотришь, выходит славный солдат. Тебя, должно быть, мать забаловала; пряничками да молочком до восемнадцати
лет кормила.
— Прощай, матушка Ока!.. — сказал Глеб, бессильно опуская на грудь голову, но не отнимая тусклых глаз своих от окна. — Прощай, кормилица… Пятьдесят
лет кормила ты меня и семью мою… Благословенна вода твоя! Благословенны берега твои!.. Нам уж больше не видаться с тобой!.. Прощай и вы!.. — проговорил он, обращаясь к присутствующим. — Прощай, жена!..
Бессеменов. Я могу и подписку взять… есть за что, так я думаю. С десяти
лет кормил, поил, обувал, одевал… до двадцати семи… Н-да…
Неточные совпадения
Вы собирали его, может быть, около
года, с заботами, со старанием, хлопотами; ездили, морили пчел,
кормили их в погребе целую зиму; а мертвые души дело не от мира сего.
И вот по родственным обедам // Развозят Таню каждый день // Представить бабушкам и дедам // Ее рассеянную лень. // Родне, прибывшей издалеча, // Повсюду ласковая встреча, // И восклицанья, и хлеб-соль. // «Как Таня выросла! Давно ль // Я, кажется, тебя крестила? // А я так на руки брала! // А я так за уши драла! // А я так пряником
кормила!» // И хором бабушки твердят: // «Как наши годы-то летят!»
Легко ли в шестьдесят пять
лет // Тащиться мне к тебе, племянница?.. — Мученье! // Час битый ехала с Покровки, силы нет; // Ночь — светопреставленье! // От скуки я взяла с собой // Арапку-девку да собачку; — // Вели их
накормить, ужо, дружочек мой, // От ужина сошли подачку. // Княгиня, здравствуйте!
— Сию минуту, Василий Иваныч, стол накрыт будет, сама в кухню сбегаю и самовар поставить велю, все будет, все. Ведь три
года его не видала, не
кормила, не поила, легко ли?
— Был у меня сын… Был Петр Маракуев, студент, народолюбец. Скончался в ссылке. Сотни юношей погибают, честнейших! И — народ погибает. Курчавенький казачишка хлещет нагайкой стариков, которые по полусотне
лет царей сыто
кормили, епископов, вас всех, всю Русь… он их нагайкой, да! И гогочет с радости, что бьет и что убить может, а — наказан не будет! А?