Неточные совпадения
— А, это «единый безгрешный» и его кровь! Нет, не забыл о нем и удивлялся, напротив, все время, как ты его долго не выводишь, ибо обыкновенно
в спорах все ваши его выставляют прежде всего. Знаешь, Алеша, ты не смейся, я когда-то сочинил
поэму, с год назад. Если можешь потерять со мной еще минут десять, то я б ее тебе рассказал?
— О нет, не написал, — засмеялся Иван, — и никогда
в жизни я не сочинил даже двух стихов. Но я
поэму эту выдумал и запомнил. С жаром выдумал. Ты будешь первый мой читатель, то есть слушатель. Зачем
в самом деле автору терять хоть единого слушателя, — усмехнулся Иван. — Рассказывать или нет?
У нас по монастырям занимались тоже переводами, списыванием и даже сочинением таких
поэм, да еще когда —
в татарщину.
У меня на сцене является он; правда, он ничего и не говорит
в поэме, а только появляется и проходит.
— Ты, может быть, сам масон! — вырвалось вдруг у Алеши. — Ты не веришь
в Бога, — прибавил он, но уже с чрезвычайною скорбью. Ему показалось к тому же, что брат смотрит на него с насмешкой. — Чем же кончается твоя
поэма? — спросил он вдруг, смотря
в землю, — или уж она кончена?
— Да ведь это же вздор, Алеша, ведь это только бестолковая
поэма бестолкового студента, который никогда двух стихов не написал. К чему ты
в такой серьез берешь? Уж не думаешь ли ты, что я прямо поеду теперь туда, к иезуитам, чтобы стать
в сонме людей, поправляющих его подвиг? О Господи, какое мне дело! Я ведь тебе сказал: мне бы только до тридцати лет дотянуть, а там — кубок об пол!
— Литературное воровство! — вскричал Иван, переходя вдруг
в какой-то восторг, — это ты украл из моей
поэмы! Спасибо, однако. Вставай, Алеша, идем, пора и мне и тебе.
— Ни одному слову не верите, вот почему! Ведь понимаю же я, что до главной точки дошел: старик теперь там лежит с проломленною головой, а я — трагически описав, как хотел убить и как уже пестик выхватил, я вдруг от окна убегаю…
Поэма!
В стихах! Можно поверить на слово молодцу! Ха-ха! Насмешники вы, господа!
— Друг мой, я знаю одного прелестнейшего и милейшего русского барчонка: молодого мыслителя и большого любителя литературы и изящных вещей, автора
поэмы, которая обещает, под названием: «Великий инквизитор»… Я его только и имел
в виду!
Даже ямщику
в дороге крикнул: „Знаешь ли, что ты убийцу везешь!“ Но договорить все-таки ему нельзя было: надо было попасть сперва
в село Мокрое и уже там закончить
поэму.
Слабоумный идиот Смердяков, преображенный
в какого-то байроновского героя, мстящего обществу за свою незаконнорожденность, — разве это не
поэма в байроновском вкусе?
А сын, вломившийся к отцу, убивший его, но
в то же время и не убивший, это уж даже и не роман, не
поэма, это сфинкс, задающий загадки, которые и сам, уж конечно, не разрешит.
Неточные совпадения
— Вот он вас проведет
в присутствие! — сказал Иван Антонович, кивнув головою, и один из священнодействующих, тут же находившихся, приносивший с таким усердием жертвы Фемиде, что оба рукава лопнули на локтях и давно лезла оттуда подкладка, за что и получил
в свое время коллежского регистратора, прислужился нашим приятелям, как некогда Виргилий прислужился Данту, [Древнеримский поэт Вергилий (70–19 гг. до н. э.)
в поэме Данте Алигьери (1265–1321) «Божественная комедия» через Ад и Чистилище провожает автора до Рая.] и провел их
в комнату присутствия, где стояли одни только широкие кресла и
в них перед столом, за зерцалом [Зерцало — трехгранная пирамида с указами Петра I, стоявшая на столе во всех присутственных местах.] и двумя толстыми книгами, сидел один, как солнце, председатель.
Почтмейстер вдался более
в философию и читал весьма прилежно, даже по ночам, Юнговы «Ночи» и «Ключ к таинствам натуры» Эккартсгаузена, [Юнговы «Ночи» —
поэма английского поэта Э. Юнга (1683–1765) «Жалобы, или Ночные думы о жизни, смерти и бессмертии» (1742–1745); «Ключ к таинствам натуры» (1804) — религиозно-мистическое сочинение немецкого писателя К. Эккартсгаузена (1752–1803).] из которых делал весьма длинные выписки, но какого рода они были, это никому не было известно; впрочем, он был остряк, цветист
в словах и любил, как сам выражался, уснастить речь.
Все присутствующие изъявили желание узнать эту историю, или, как выразился почтмейстер, презанимательную для писателя
в некотором роде целую
поэму, и он начал так:
— Капитан Копейкин, — сказал почтмейстер, уже понюхавши табаку, — да ведь это, впрочем, если рассказать, выйдет презанимательная для какого-нибудь писателя
в некотором роде целая
поэма.
И еще тайна, почему сей образ предстал
в ныне являющейся на свет
поэме.