Неточные совпадения
Это и теперь, конечно, так в строгом смысле, но все-таки не объявлено, и
совесть нынешнего преступника весьма и весьма часто вступает с собою в сделки: «Украл, дескать, но не
на церковь иду, Христу не враг» — вот что говорит себе нынешний преступник сплошь да рядом, ну а тогда, когда церковь станет
на место государства, тогда трудно
было бы ему это сказать, разве с отрицанием всей церкви
на всей земле: «Все, дескать, ошибаются, все уклонились, все ложная церковь, я один, убийца и вор, — справедливая христианская церковь».
Есть три силы, единственные три силы
на земле, могущие навеки победить и пленить
совесть этих слабосильных бунтовщиков, для их счастия, — эти силы: чудо, тайна и авторитет.
Приняв этот третий совет могучего духа, ты восполнил бы все, чего ищет человек
на земле, то
есть: пред кем преклониться, кому вручить
совесть и каким образом соединиться наконец всем в бесспорный общий и согласный муравейник, ибо потребность всемирного соединения
есть третье и последнее мучение людей.
Что означало это битье себя по груди по этому месту и
на что он тем хотел указать — это
была пока еще тайна, которую не знал никто в мире, которую он не открыл тогда даже Алеше, но в тайне этой заключался для него более чем позор, заключались гибель и самоубийство, он так уж решил, если не достанет тех трех тысяч, чтоб уплатить Катерине Ивановне и тем снять с своей груди, «с того места груди» позор, который он носил
на ней и который так давил его
совесть.
Был, дескать, здесь у вас
на земле один такой мыслитель и философ, «все отвергал, законы,
совесть, веру», а главное — будущую жизнь.
Председатель начал
было с того, что он свидетель без присяги, что он может показывать или умолчать, но что, конечно, все показанное должно
быть по
совести, и т. д., и т. д. Иван Федорович слушал и мутно глядел
на него; но вдруг лицо его стало медленно раздвигаться в улыбку, и только что председатель, с удивлением
на него смотревший, кончил говорить, он вдруг рассмеялся.
Через несколько дней Ахилла, рыдая в углу спальни больного, смотрел, как отец Захария, склонясь к изголовью Туберозова, принимал на ухо его последнее предсмертное покаяние. Но что это значит?.. Какой это такой грех
был на совести старца Савелия, что отец Бенефактов вдруг весь так взволновался? Он как будто бы даже забыл, что совершает таинство, не допускающее никаких свидетелей, и громко требовал, чтоб отец Савелий кому-то и что-то простил! Пред чем это так непреклонен у гроба Савелий?
— Слава тебе господи! — вскричал Алексей. — Насилу ты за ум хватился, боярин! Ну, отлегло от сердца! Знаешь ли что, Юрий Дмитрич? Теперь я скажу всю правду: я не отстал бы от тебя, что б со мной на том свете ни было, если б ты пошел служить не только полякам, но даже татарам; а как бы знал да ведал, что у меня
было на совести? Каждый день я клал по двадцати земных поклонов, чтоб господь простил мое прегрешение и наставил тебя на путь истинный.
Неточные совпадения
Вздрогнула я, одумалась. // — Нет, — говорю, — я Демушку // Любила, берегла… — // «А зельем не
поила ты? // А мышьяку не сыпала?» // — Нет! сохрани Господь!.. — // И тут я покорилася, // Я в ноги поклонилася: // —
Будь жалостлив,
будь добр! // Вели без поругания // Честному погребению // Ребеночка предать! // Я мать ему!.. — Упросишь ли? // В груди у них нет душеньки, // В глазах у них нет
совести, //
На шее — нет креста!
Пришел и сам Ермил Ильич, // Босой, худой, с колодками, // С веревкой
на руках, // Пришел, сказал: «
Была пора, // Судил я вас по
совести, // Теперь я сам грешнее вас: // Судите вы меня!» // И в ноги поклонился нам.
Софья (одна, глядя
на часы). Дядюшка скоро должен вытти. (Садясь.) Я его здесь подожду. (Вынимает книжку и прочитав несколько.) Это правда. Как не
быть довольну сердцу, когда спокойна
совесть! (Прочитав опять несколько.) Нельзя не любить правил добродетели. Они — способы к счастью. (Прочитав еще несколько, взглянула и, увидев Стародума, к нему подбегает.)
Так, например, известно
было, что, находясь при действующей армии провиантмейстером, он довольно непринужденно распоряжался казенною собственностью и облегчал себя от нареканий собственной
совести только тем, что, взирая
на солдат, евших затхлый хлеб, проливал обильные слезы.
Чувство это
было так неожиданно и странно, что Степан Аркадьич не поверил, что это
был голос
совести, говоривший ему, что дурно то, что он
был намерен делать. Степан Аркадьич сделал над собой усилие и поборол нашедшую
на него робость.