Неточные совпадения
Оставаться долее в Петербурге было, разумеется, невозможно,
тем более что и Степана Трофимовича постигло окончательное fiasco. [поражение (ит.).]
Да, действительно, до сих пор, до самого этого дня, он в одном только
оставался постоянно уверенным, несмотря на все «новые взгляды» и на все «перемены идей» Варвары Петровны, именно в
том, что он всё еще обворожителен для ее женского сердца,
то есть не только как изгнанник или как славный ученый, но и как красивый мужчина.
Этим словечком своим он
остался доволен, и мы роспили в
тот вечер бутылочку. Но это было только мгновение; на другой день он был ужаснее и угрюмее, чем когда-либо.
— Антон Лаврентьевич, вы
тем временем поговорите с Маврикием Николаевичем, уверяю вас, что вы оба выиграете, если поближе познакомитесь, — сказала Лиза и дружески усмехнулась Маврикию Николаевичу, который так весь и просиял от ее взгляда. Я, нечего делать,
остался говорить с Маврикием Николаевичем.
Я нашел Лизу уже не в
той большой зале, где мы сидели, а в ближайшей приемной комнате. В
ту залу, в которой
остался теперь Маврикий Николаевич один, дверь была притворена наглухо.
Дарья Павловна меж
тем приблизилась уже к Варваре Петровне; но, пораженная восклицанием Марьи Тимофеевны, быстро обернулась и так и
осталась пред своим стулом, смотря на юродивую длинным, приковавшимся взглядом.
Он ходит и движется очень торопливо, но никуда не торопится. Кажется, ничто не может привести его в смущение; при всяких обстоятельствах и в каком угодно обществе он
останется тот же. В нем большое самодовольство, но сам он его в себе не примечает нисколько.
— Так и есть! — воскликнул он добродушно и шутливо. — Вижу, что вам уже всё известно. А я, как вышел отсюда, и задумался в карете: «По крайней мере надо было хоть анекдот рассказать, а
то кто же так уходит?» Но как вспомнил, что у вас
остается Петр Степанович,
то и забота соскочила.
Он с достоинством поклонился Варваре Петровне и не вымолвил слова (правда, ему ничего и не
оставалось более). Он так и хотел было совсем уже выйти, но не утерпел и подошел к Дарье Павловне.
Та, кажется, это предчувствовала, потому что тотчас же сама, вся в испуге, начала говорить, как бы спеша предупредить его...
— Надоел я вам, — вскочил вдруг Петр Степанович, схватывая свою круглую, совсем новую шляпу и как бы уходя, а между
тем всё еще
оставаясь и продолжая говорить беспрерывно, хотя и стоя, иногда шагая по комнате и в одушевленных местах разговора ударяя себя шляпой по коленке.
Если бы Варвара Петровна
осталась еще на три минуты,
то, наверно бы, не вынесла подавляющего ощущения этой летаргической неподвижности и разбудила его.
— Если я уж
остался на полчаса, — внушительно и серьезно промолвил он, — тогда как мне время так дорого,
то поверьте, что намерен слушать вас по крайней мере с интересом и… и убежден, что услышу от вас много нового.
— Да, и я вам писал о
том из Америки; я вам обо всем писал. Да, я не мог тотчас же оторваться с кровью от
того, к чему прирос с детства, на что пошли все восторги моих надежд и все слезы моей ненависти… Трудно менять богов. Я не поверил вам тогда, потому что не хотел верить, и уцепился в последний раз за этот помойный клоак… Но семя
осталось и возросло. Серьезно, скажите серьезно, не дочитали письма моего из Америки? Может быть, не читали вовсе?
— Если бы веровали? — вскричал Шатов, не обратив ни малейшего внимания на просьбу. — Но не вы ли говорили мне, что если бы математически доказали вам, что истина вне Христа,
то вы бы согласились лучше
остаться со Христом, нежели с истиной? Говорили вы это? Говорили?
— Я знаю, что в конце концов с вами
останусь одна я, и… жду
того.
— Может быть. Но во всяком случае,
останусь ли я побежденным, или победителем, я в
тот же вечер возьму мою суму, нищенскую суму мою, оставлю все мои пожитки, все подарки ваши, все пенсионы и обещания будущих благ и уйду пешком, чтобы кончить жизнь у купца гувернером либо умереть где-нибудь с голоду под забором. Я сказал. Alea jacta est! [Жребий брошен! (лат.)]
— Если бы каждый из нас знал о замышленном политическом убийстве,
то пошел ли бы он донести, предвидя все последствия, или
остался бы дома, ожидая событий? Тут взгляды могут быть разные. Ответ на вопрос скажет ясно — разойтись нам или
оставаться вместе, и уже далеко не на один этот вечер. Позвольте обратиться к вам первому, — обернулся он к хромому.
Но, признаюсь, для меня все-таки
остается нерешенный вопрос: каким образом пустую,
то есть обыкновенную, толпу просителей — правда, в семьдесят человек — так-таки с первого приема, с первого шагу обратили в бунт, угрожавший потрясением основ?
Когда же, со всем уважением к его летам и заслугам, пригласили его объясниться удовлетворительнее,
то он хотя и не мог представить никаких документов, кроме
того, что «ощущал всеми своими чувствами», но
тем не менее твердо
остался при своем заявлении, так что его уже более не допрашивали.
Потом, когда уже ее усилиями устроился комитет и приступили к делу серьезнее,
то ей тотчас же и ясно было доказано, что если мечтать о пирах,
то на гувернанток очень мало
останется, даже и при богатейшем сборе.
Петр Степанович шагал посредине тротуара, занимая его весь и не обращая ни малейшего внимания на Липутина, которому не
оставалось рядом места, так что
тот должен был поспевать или на шаг позади, или, чтоб идти разговаривая рядом, сбежать на улицу в грязь.
—
То есть вы хотите сказать, что я так низок, что захочу
остаться в живых.
Она только что сейчас воротилась в избу, в которой
оставались ее вещи на лавке, подле самого
того места, которое занял Степан Трофимович, — между прочим, портфель, на который, он помнил это, войдя, посмотрел с любопытством, и не очень большой клеенчатый мешок.
Но пришла она к Марье Игнатьевне уже поздно: отправив служанку и
оставшись одна,
та не вытерпела, встала с постели и, накинув на себя что попало под руку из одежи, кажется очень что-то легкое и к сезону не подходящее, отправилась сама во флигель к Кириллову, соображая, что, может быть, он ей вернее всех сообщит о муже.
Неточные совпадения
Артемий Филиппович. Человек десять
осталось, не больше; а прочие все выздоровели. Это уж так устроено, такой порядок. С
тех пор, как я принял начальство, — может быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год,
то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда
останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти не избыть!
Простаков (Скотинину). Правду сказать, мы поступили с Софьюшкой, как с сущею сироткой. После отца
осталась она младенцем.
Тому с полгода, как ее матушке, а моей сватьюшке, сделался удар…
Простаков. От которого она и на
тот свет пошла. Дядюшка ее, господин Стародум, поехал в Сибирь; а как несколько уже лет не было о нем ни слуху, ни вести,
то мы и считаем его покойником. Мы, видя, что она
осталась одна, взяли ее в нашу деревеньку и надзираем над ее имением, как над своим.
Стародум. Как! А разве
тот счастлив, кто счастлив один? Знай, что, как бы он знатен ни был, душа его прямого удовольствия не вкушает. Вообрази себе человека, который бы всю свою знатность устремил на
то только, чтоб ему одному было хорошо, который бы и достиг уже до
того, чтоб самому ему ничего желать не
оставалось. Ведь тогда вся душа его занялась бы одним чувством, одною боязнию: рано или поздно сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли
тот, кому нечего желать, а лишь есть чего бояться?