Неточные совпадения
Я
только теперь, на днях, узнал, к величайшему моему удивлению, но зато уже в совершенной достоверности, что Степан Трофимович проживал между нами, в нашей губернии, не
только не в ссылке, как принято было у нас
думать, но даже и под присмотром никогда не находился.
— Ты хоть и умна, но ты сбрендила. Это хоть и правда, что я непременно теперь тебя вздумала замуж выдать, но это не по необходимости, а потому
только, что мне так придумалось, и за одного
только Степана Трофимовича. Не будь Степана Трофимовича, я бы и не
подумала тебя сейчас выдавать, хоть тебе уж и двадцать лет… Ну?
— Знал бы
только, что это вас так фраппирует, так я бы совсем и не начал-с… А я-то ведь
думал, что вам уже всё известно от самой Варвары Петровны!
Да чего уж тут: вот
только будь эта mademoiselle Лебядкина, которую секут кнутьями, не сумасшедшая и не кривоногая, так, ей-богу,
подумал бы, что она-то и есть жертва страстей нашего генерала и что от этого самого и пострадал капитан Лебядкин «в своем фамильном достоинстве», как он сам выражается.
— Vingt ans! И ни разу не поняла меня, о, это жестоко! И неужели она
думает, что я женюсь из страха, из нужды? О позор! тетя, тетя, я для тебя!.. О, пусть узнает она, эта тетя, что она единственная женщина, которую я обожал двадцать лет! Она должна узнать это, иначе не будет, иначе
только силой потащат меня под этот се qu’on appelle le [так называемый (фр.).] венец!
— Один, один он мне остался теперь, одна надежда моя! — всплеснул он вдруг руками, как бы внезапно пораженный новою мыслию, — теперь один
только он, мой бедный мальчик, спасет меня и — о, что же он не едет! О сын мой, о мой Петруша… и хоть я недостоин названия отца, а скорее тигра, но… laissez-moi, mon ami, [оставьте меня, мой друг (фр.).] я немножко полежу, чтобы собраться с мыслями. Я так устал, так устал, да и вам, я
думаю, пора спать, voyez-vous, [вы видите (фр.).] двенадцать часов…
— Вот что я сделаю, —
подумал я капельку, — я пойду сам и сегодня наверно, наверноее увижу! Я так сделаю, что увижу, даю вам честное слово; но
только — позвольте мне ввериться Шатову.
— Сударыня, — не слушал капитан, — я, может быть, желал бы называться Эрнестом, а между тем принужден носить грубое имя Игната, — почему это, как вы
думаете? Я желал бы называться князем де Монбаром, а между тем я
только Лебядкин, от лебедя, — почему это? Я поэт, сударыня, поэт в душе, и мог бы получать тысячу рублей от издателя, а между тем принужден жить в лохани, почему, почему? Сударыня! По-моему, Россия есть игра природы, не более!
— Кстати, в скобках, — затараторил он тотчас же, — здесь одни болтают, будто вы его убьете, и пари держат, так что Лембке
думал даже тронуть полицию, но Юлия Михайловна запретила… Довольно, довольно об этом, я
только, чтоб известить. Кстати опять: я Лебядкиных в тот же день переправил, вы знаете; получили мою записку с их адресом?
— Я ничего, ничего не
думаю, — заторопился, смеясь, Петр Степанович, — потому что знаю, вы о своих делах сами наперед обдумали и что у вас всё придумано. Я
только про то, что я серьезно к вашим услугам, всегда и везде и во всяком случае, то есть во всяком, понимаете это?
— Многого я вовсе не знал, — сказал он, — разумеется, с вами всё могло случиться… Слушайте, — сказал он,
подумав, — если хотите, скажите им, ну, там кому знаете, что Липутин соврал и что вы
только меня попугать доносом собирались, полагая, что я тоже скомпрометирован, и чтобы с меня таким образом больше денег взыскать… Понимаете?
Должно быть, все они аттестовали тогда меня с неожиданной стороны; я не сержусь,
только сижу я тогда и
думаю: какая я им родня?
— Виновата я, должно быть, пред нимв чем-нибудь очень большом, — прибавила она вдруг как бы про себя, — вот не знаю
только, в чем виновата, вся в этом беда моя ввек. Всегда-то, всегда, все эти пять лет, я боялась день и ночь, что пред ним в чем-то я виновата. Молюсь я, бывало, молюсь и всё
думаю про вину мою великую пред ним. Ан вот и вышло, что правда была.
— Да как завел меня туда господь, — продолжал он, — эх, благодать небесная,
думаю! По сиротству моему произошло это дело, так как в нашей судьбе совсем нельзя без вспомоществования. И вот, верьте богу, сударь, себе в убыток, наказал господь за грехи: за махальницу, да за хлопотницу, да за дьяконов чересседельник всего
только двенадцать рублев приобрел. Николая Угодника подбородник, чистый серебряный, задаром пошел: симилёровый, говорят.
«Успеешь, крыса, выселиться из корабля! —
думал Петр Степанович, выходя на улицу. — Ну, коли уж этот “почти государственный ум” так уверенно осведомляется о дне и часе и так почтительно благодарит за полученное сведение, то уж нам-то в себе нельзя после того сомневаться. (Он усмехнулся.) Гм. А он в самом деле у них не глуп и… всего
только переселяющаяся крыса; такая не донесет!»
— И вас. Знаете ли, я
думал отдать мир папе. Пусть он выйдет пеш и бос и покажется черни: «Вот, дескать, до чего меня довели!» — и всё повалит за ним, даже войско. Папа вверху, мы кругом, а под нами шигалевщина. Надо
только, чтобы с папой Internationale согласилась; так и будет. А старикашка согласится мигом. Да другого ему и выхода нет, вот помяните мое слово, ха-ха-ха, глупо? Говорите, глупо или нет?
Я
думаю, Юлия Михайловна, несмотря на всю свою высшую решимость, все-таки немного сконфузилась, услыхав такие удивительные новости; впрочем, вероятно, на одно
только мгновение.
— Я, ей-богу, никак не
думал, — скорчился он, тотчас же начиная лгать и прикидываться несчастным, — стишки
только что сейчас принесли, я и
подумал, что как веселая шутка…
Он хоть и улыбался иронически, но сильно был поражен. Лицо его так и выражало: «Я ведь не такой, как вы
думаете, я ведь за вас,
только хвалите меня, хвалите больше, как можно больше, я это ужасно люблю…»
— Степан Трофимович, уверяю вас, что дело серьезнее, чем вы
думаете. Вы
думаете, что вы там кого-нибудь раздробили? Никого вы не раздробили, а сами разбились, как пустая стклянка (о, я был груб и невежлив; вспоминаю с огорчением!). К Дарье Павловне вам решительно писать незачем… и куда вы теперь без меня денетесь? Что смыслите вы на практике? Вы, верно, еще что-нибудь замышляете? Вы
только еще раз пропадете, если опять что-нибудь замышляете…
— Я
думаю тоже, что и стишонки «Светлая личность», самые дряннейшие стишонки, какие
только могут быть, и никогда не могли быть сочинены Герценом.
— А я считаю, что заграничные наши центры забыли русскую действительность и нарушили всякую связь, а потому
только бредят… Я даже
думаю, что вместо многих сотен пятерок в России мы
только одна и есть, а сети никакой совсем нет, — задохнулся наконец Липутин.
— Ну, всё это глупости. Сядьте, прошу вас, наконец. Что вы всё туда-сюда? Вы
думаете, я в бреду? Может, и буду в бреду. Вы говорите, вас
только двое в доме?
Он так заспешил, что даже не забежал к Кириллову, а вызвал
только старуху. Marie пришла в отчаяние и негодование, что он «мог
только подумать оставить ее одну».
Полную распорядительность — не
думаю, чтоб и хладнокровие, — сохранил в себе один
только Петр Степанович.
Только это одно спасет всех людей и в следующем же поколении переродит физически; ибо в теперешнем физическом виде, сколько я
думал, нельзя быть человеку без прежнего бога никак.
Нет, уж лучше просто большая дорога, так просто выйти на нее и пойти и ни о чем не
думать, пока
только можно не
думать.
Подумали было сначала, что
только в бреду, тем более что никак не могли выяснить, кто убит: Кириллов или ее муж?