Неточные совпадения
Он
не только ко мне прибегал, но неоднократно описывал всё это ей самой в красноречивейших письмах и признавался ей, за своею полною подписью, что
не далее как, например,
вчера он рассказывал постороннему лицу, что она держит его из тщеславия, завидует его учености и талантам; ненавидит его и боится только выказать свою ненависть явно, в страхе, чтоб он
не ушел от нее и тем
не повредил ее литературной репутации; что вследствие этого он себя презирает и решился погибнуть насильственною смертью, а от нее ждет последнего слова, которое всё решит, и пр., и пр., всё в этом роде.
Затем, выдержав своего друга весь день без ответа, встречалась с ним как ни в чем
не бывало, будто ровно ничего
вчера особенного
не случилось.
Иные (хотя и далеко
не все) являлись даже пьяные, но как бы сознавая в этом особенную,
вчера только открытую красоту.
— Это глупость; это большие пустяки. Тут всё пустяки, потому что Лебядкин пьян. Я Липутину
не говорил, а только объяснил пустяки; потому что тот переврал. У Липутина много фантазии, вместо пустяков горы выстроил. Я
вчера Липутину верил.
Не испугаюсь и теперь, mais parlons d’autre chose [но поговорим о другом (фр.).]… я, кажется, ужасных вещей наделал; вообразите, я отослал Дарье Павловне
вчера письмо и… как я кляну себя за это!
— Это тетя и
вчера Степан Трофимович нашли будто бы сходство у Николая Всеволодовича с принцем Гарри, у Шекспира в «Генрихе IV», и мама на это говорит, что
не было англичанина, — объяснила нам Лиза.
— Это письмо я получила
вчера, — покраснев и торопясь стала объяснять нам Лиза, — я тотчас же и сама поняла, что от какого-нибудь глупца; и до сих пор еще
не показала maman, чтобы
не расстроить ее еще более. Но если он будет опять продолжать, то я
не знаю, как сделать. Маврикий Николаевич хочет сходить запретить ему. Так как я на вас смотрела как на сотрудника, — обратилась она к Шатову, — и так как вы там живете, то я и хотела вас расспросить, чтобы судить, чего еще от него ожидать можно.
— Я никогда
не видал ее, но я слышал, что она хромая,
вчера еще слышал, — лепетал я с торопливою готовностию и тоже шепотом.
— Слушайте, Даша, я теперь всё вижу привидения. Один бесенок предлагал мне
вчера на мосту зарезать Лебядкина и Марью Тимофеевну, чтобы порешить с моим законным браком, и концы чтобы в воду. Задатку просил три целковых, но дал ясно знать, что вся операция стоить будет
не меньше как полторы тысячи. Вот это так расчетливый бес! Бухгалтер! Ха-ха!
Я
вчера посоветовал ей отдать тебя в богадельню, успокойся, в приличную, обидно
не будет; она, кажется, так и сделает.
Проснувшись назавтра, свежий как яблоко, тотчас же отправился в цыганский табор, помещавшийся за рекой в слободке, о котором услыхал
вчера в клубе, и в гостиницу
не являлся два дня.
Фон Лембке объяснил, что письмо очутилось
вчера в швейцарской, когда там никого
не было.
— Нет,
не болен, но боюсь стать больным в этом климате, — ответил писатель своим крикливым голосом, впрочем нежно скандируя каждое слово и приятно, по-барски, шепелявя, — я вас ждал еще
вчера.
— Вы просто лжете, и вовсе вам
не сейчас принесли. Вы сами это сочинили с Лебядкиным вместе, может быть еще
вчера, для скандалу. Последний стих непременно ваш, про пономаря тоже. Почему он вышел во фраке? Значит, вы его и читать готовили, если б он
не напился пьян?
— Непременно, сзади сидел, спрятался, всю машинку двигал! Да ведь если б я участвовал в заговоре, — вы хоть это поймите! — так
не кончилось бы одним Липутиным! Стало быть, я, по-вашему, сговорился и с папенькой, чтоб он нарочно такой скандал произвел? Ну-с, кто виноват, что папашу допустили читать? Кто вас
вчера останавливал, еще
вчера,
вчера?
Но, несмотря на весь tant d’esprit, папенька подгадил, а если б я сам знал вперед, что он так подгадит, то, принадлежа к несомненному заговору против вашего праздника, я бы уж, без сомнения, вас
не стал
вчера уговаривать
не пускать козла в огород, так ли-с?
— То есть кто заговорил первый? Почем я знаю. А так, говорят. Масса говорит.
Вчера особенно говорили. Все как-то уж очень серьезны, хоть ничего
не разберешь. Конечно, кто поумнее и покомпетентнее —
не говорят, но и из тех иные прислушиваются.
— Вы принимаетесь считать мои загадочные фразы? — засмеялась она. — А помните, я
вчера, входя, мертвецом отрекомендовалась? Вот это вы нашли нужным забыть. Забыть или
не приметить.
— Нет, уж обойдитесь как-нибудь без прав;
не завершайте низость вашего предположения глупостью. Вам сегодня
не удается. Кстати, уж
не боитесь ли вы и светского мнения и что вас за это «столько счастья» осудят? О, коли так, ради бога
не тревожьте себя. Вы ни в чем тут
не причина и никому
не в ответе. Когда я отворяла
вчера вашу дверь, вы даже
не знали, кто это входит. Тут именно одна моя фантазия, как вы сейчас выразились, и более ничего. Вы можете всем смело и победоносно смотреть в глаза.
— Я совсем
не знаю, о чем вы говорили… Неужели
вчера вы
не знали, что я сегодня от вас уйду, знали иль нет?
Не лгите, знали или нет?
— Мучь меня, казни меня, срывай на мне злобу, — вскричал он в отчаянии. — Ты имеешь полное право! Я знал, что я
не люблю тебя, и погубил тебя. Да, «я оставил мгновение за собой»; я имел надежду… давно уже… последнюю… Я
не мог устоять против света, озарившего мое сердце, когда ты
вчера вошла ко мне, сама, одна, первая. Я вдруг поверил… Я, может быть, верую еще и теперь.
— Да разве вы ее
не любите? — подхватил Петр Степанович с видом беспредельного удивления. — А коли так, зачем же вы ее
вчера, как вошла, у себя оставили и как благородный человек
не уведомили прямо, что
не любите? Это ужасно подло с вашей стороны; да и в каком же подлом виде вы меня пред нею поставили?
— А, ну, черт… Лизавета Николаевна, — опикировался вдруг Петр Степанович, — я ведь, собственно, тут для вас же… мне ведь что… Я вам услужил
вчера, когда вы сами того захотели, а сегодня… Ну, вот отсюда видно Маврикия Николаевича, вон он сидит, нас
не видит. Знаете, Лизавета Николаевна, читали вы «Полиньку Сакс»?
— Ну разумеется,
не терять же вещи, — поднял к его лицу фонарь Петр Степанович. — Но ведь
вчера все условились, что взаправду принимать
не надо. Пусть он укажет только вам точку, где у него тут зарыто; потом сами выроем. Я знаю, что это где-то в десяти шагах от какого-то угла этого грота… Но черт возьми, как же вы это забыли, Липутин? Условлено, что вы встретите его один, а уже потом выйдем мы… Странно, что вы спрашиваете, или вы только так?
— Как? — вздрогнул было Петр Степанович, но мигом овладел собой, — вот обидчивость! Э, да мы в ярости? — отчеканил он всё с тем же видом обидного высокомерия. — В такой момент нужно бы скорее спокойствие. Лучше всего считать теперь себя за Колумба, а на меня смотреть как на мышь и мной
не обижаться. Я это
вчера рекомендовал.
— Я меньшего и
не ждал от вас, Эркель. Если вы догадались, что я в Петербург, то могли понять, что
не мог же я сказать им
вчера, в тот момент, что так далеко уезжаю, чтобы
не испугать. Вы видели сами, каковы они были. Но вы понимаете, что я для дела, для главного и важного дела, для общего дела, а
не для того, чтоб улизнуть, как полагает какой-нибудь Липутин.
— Да чего, скажите, она так струсила? — зашептал и молодой человек. — Она даже меня
вчера к себе
не пустила; по-моему, ей за мужа бояться нечего; напротив, он так приглядно упал на пожаре, так сказать, жертвуя даже жизнью.
Оказалось, что одна помещица, Надежда Егоровна Светлицына, велела ей еще
вчера поджидать себя в Хатове и обещалась довезти до Спасова, да вот и
не приехала.
Поутру горничная передала Дарье Павловне, с таинственным видом, письмо. Это письмо, по ее словам, пришло еще
вчера, но поздно, когда все уже почивали, так что она
не посмела разбудить. Пришло
не по почте, а в Скворешники через неизвестного человека к Алексею Егорычу. А Алексей Егорыч тотчас сам и доставил,
вчера вечером, ей в руки, и тотчас же опять уехал в Скворешники.
Неточные совпадения
Хлестаков. Я — признаюсь, это моя слабость, — люблю хорошую кухню. Скажите, пожалуйста, мне кажется, как будто бы
вчера вы были немножко ниже ростом,
не правда ли?
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они
вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию проводить время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а
не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я
не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
Противообщественные элементы всплывали наверх с ужасающею быстротой. Поговаривали о самозванцах, о каком-то Степке, который, предводительствуя вольницей,
не далее как
вчера, в виду всех, свел двух купеческих жен.
— Я
не сказала тебе
вчера, — начала она, быстро и тяжело дыша, — что, возвращаясь домой с Алексеем Александровичем, я объявила ему всё… сказала, что я
не могу быть его женой, что… и всё сказала.
Содержание было то самое, как он ожидал, но форма была неожиданная и особенно неприятная ему. «Ани очень больна, доктор говорит, что может быть воспаление. Я одна теряю голову. Княжна Варвара
не помощница, а помеха. Я ждала тебя третьего дня,
вчера и теперь посылаю узнать, где ты и что ты? Я сама хотела ехать, но раздумала, зная, что это будет тебе неприятно. Дай ответ какой-нибудь, чтоб я знала, что делать».