Неточные совпадения
Бедный друг
мой, вы не знаете женщину, а я только и
делал, что изучал ее.
— Может быть, я, по
моему обыкновению, действительно давеча глупость
сделал… Ну, если она сама не поняла, отчего я так ушел, так… ей же лучше.
— Вот что я
сделаю, я вас теперь,
моя милая, с собой возьму, а от меня вас уже отвезут к вашему семейству; хотите ехать со мной?
Но видишь ли, друг
мой, ты и с чистою совестью могла, по незнанию света,
сделать какую-нибудь неосторожность; и
сделала ее, приняв на себя сношения с каким-то мерзавцем.
— Вы затрудняетесь, ищете слов — довольно! Степан Трофимович, я ожидаю от вас чрезвычайного одолжения, — вдруг обратилась она к нему с засверкавшими глазами, —
сделайте мне милость, оставьте нас сейчас же, а впредь не переступайте через порог
моего дома.
— Друг
мой, настоящая правда всегда неправдоподобна, знаете ли вы это? Чтобы
сделать правду правдоподобнее, нужно непременно подмешать к ней лжи. Люди всегда так и поступали. Может быть, тут есть, чего мы не понимаем. Как вы думаете, есть тут, чего мы не понимаем, в этом победоносном визге? Я бы желал, чтобы было. Я бы желал.
— Я-с. Еще со вчерашнего дня, и всё, что мог, чтобы
сделать честь… Марья же Тимофеевна на этот счет, сами знаете, равнодушна. А главное, от ваших щедрот, ваше собственное, так как вы здесь хозяин, а не я, а я, так сказать, в виде только вашего приказчика, ибо все-таки, все-таки, Николай Всеволодович, все-таки духом я независим! Не отнимите же вы это последнее достояние
мое! — докончил он умилительно.
— О нет, совсем уж не привидение! Это просто был Федька Каторжный, разбойник, бежавший из каторги. Но дело не в том; как вы думаете, что я
сделал? Я отдал ему все
мои деньги из портмоне, и он теперь совершенно уверен, что я ему выдал задаток!
— Убир-райся! — проскрежетал Андрей Антонович. —
Делай, что хочешь… после… О, боже
мой!
— Ведь вам всё равно; а это
моя особенная просьба. Вы только будете сидеть, ни с кем ровно не говоря, слушать и изредка
делать как бы отметки; ну хоть рисуйте что-нибудь.
Если бы вы хотели взять
мое место у налоя, то могли это
сделать безо всякого позволения с
моей стороны, и мне, конечно, нечего было приходить к вам с безумием.
То, что я
делаю здесь, и то, что я предаю ее вам, может быть, непримиримейшему ее врагу, на
мой взгляд, такая подлость, которую я, разумеется, не перенесу никогда.
— Voyez-vous, mon cher, [Видите ли,
мой милый (фр.).] я прямо спросил его, когда он уходил: что со мной теперь
сделают?
Я просто озлился. Он
сделал гримасу и видимо обиделся — не за окрик
мой, а за мысль, что не за что было арестовать.
— Друг
мой, да ведь это не страх. Но пусть даже меня простят, пусть опять сюда привезут и ничего не
сделают — и вот тут-то я и погиб. Elle me soupçonnera toute sa vie… [Она будет меня подозревать всю свою жизнь… (фр.)] меня, меня, поэта, мыслителя, человека, которому она поклонялась двадцать два года!
Вас не было в последней схватке
моей с людьми; вы не приехали на это “„чтение” и хорошо
сделали.
— Далеко махнули, как и всегда. Вечно в голове поэма. Я, впрочем, рад господину… (он
сделал вид, что забыл
мое имя), он нам скажет свое мнение.
— В жизнь
мою не видывала такого самого обыкновенного бала, — ядовито проговорила подле самой Юлии Михайловны одна дама, очевидно с желанием быть услышанною. Эта дама была лет сорока, плотная и нарумяненная, в ярком шелковом платье; в городе ее почти все знали, но никто не принимал. Была она вдова статского советника, оставившего ей деревянный дом и скудный пенсион, но жила хорошо и держала лошадей. Юлии Михайловне, месяца два назад,
сделала визит первая, но та не приняла ее.
— Ай, не жмите руку так больно! Куда нам ехать вместе сегодня же? Куда-нибудь опять «воскресать»? Нет, уж довольно проб… да и медленно для меня; да и неспособна я; слишком для меня высоко. Если ехать, то в Москву, и там
делать визиты и самим принимать — вот
мой идеал, вы знаете; я от вас не скрыла, еще в Швейцарии, какова я собою. Так как нам невозможно ехать в Москву и
делать визиты, потому что вы женаты, так и нечего о том говорить.
— Всё совершенно верно. Я не вправе вам объявить пути
мои и как открывал, но вот что покамест я могу для вас
сделать: чрез одно лицо я могу подействовать на Шатова, так что он, совершенно не подозревая, задержит донос, — но не более как на сутки. Дальше суток не могу. Итак, вы можете считать себя обеспеченными до послезавтраго утра.
— Помню; вы сидели и писали. Слушайте, — вскипел вдруг Шатов, исступленно подступая к нему, но говоря по-прежнему шепотом, — вы сейчас мне
сделали знак рукой, когда схватили
мою руку. Но знайте, я могу наплевать на все эти знаки! Я не признаю… не хочу… Я могу вас спустить сейчас с лестницы, знаете вы это?
— Потому что вся воля стала
моя. Неужели никто на всей планете, кончив бога и уверовав в своеволие, не осмелится заявить своеволие, в самом полном пункте? Это так, как бедный получил наследство и испугался и не смеет подойти к мешку, почитая себя малосильным владеть. Я хочу заявить своеволие. Пусть один, но
сделаю.
—
Мое бессмертие уже потому необходимо, что бог не захочет
сделать неправды и погасить совсем огонь раз возгоревшейся к нему любви в
моем сердце. И что дороже любви? Любовь выше бытия, любовь венец бытия, и как же возможно, чтобы бытие было ей неподклонно? Если я полюбил его и обрадовался любви
моей — возможно ли, чтоб он погасил и меня и радость
мою и обратил нас в нуль? Если есть бог, то и я бессмертен! Voilà ma profession de foi. [Вот
мой символ веры (фр.).]
Неточные совпадения
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на
моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ…
Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Судья тоже, который только что был пред
моим приходом, ездит только за зайцами, в присутственных местах держит собак и поведения, если признаться пред вами, — конечно, для пользы отечества я должен это
сделать, хотя он мне родня и приятель, — поведения самого предосудительного.
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не
сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать
моим чувствам, не то я смертью окончу жизнь свою».
Анна Андреевна. Но позвольте, я еще не понимаю вполне значения слов. Если не ошибаюсь, вы
делаете декларацию насчет
моей дочери?
Милон. А я завтра же, проводя вас, поведу
мою команду. Теперь пойду
сделать к тому распоряжение.