Человек же, всю жизнь свою мысливший не только о ничтожных, пустячных предметах, но и о таких предметах, о которых несвойственно думать человеку, извратил свой разум: разум не свободен у него. Разум занят несвойственным ему делом, обдумыванием своих
потребностей личности, — развитием, увеличением их и придумыванием средств их удовлетворения.
Да, утверждение о том, что человек не чувствует требований своего разумного сознания, а чувствует одни
потребности личности, есть ничто иное, как утверждение того, что наши животные похоти, на усиление которых мы употребили весь наш разум, владеют нами и скрыли от нас нашу истинную человеческую жизнь. Сорная трава разросшихся пороков задавила ростки истинной жизни.
Как же могут люди, воспитанные в таком учении, не утверждать того, что требований разумного сознания они не чувствуют, а чувствуют одни
потребности личности? Да как же им и чувствовать требования разума, когда весь разум их без остатка ушел на усиление их похотей, и как им отречься от требований своих похотей, когда эти похоти поглотили всю их жизнь?
Неточные совпадения
Христианство признает любовь и к себе, и к семье, и к народу, и к человечеству, не только к человечеству, но ко всему живому, ко всему существующему, признает необходимость бесконечного расширения области любви; но предмет этой любви оно находит не вне себя, не в совокупности
личностей: в семье, роде, государстве, человечестве, во всем внешнем мире, но в себе же, в своей
личности, но
личности божеской, сущность которой есть та самая любовь, к
потребности расширения которой приведена была
личность животная, спасаясь от сознания своей погибельности.
И вот Петр является в нашей истории как олицетворение народных
потребностей и стремлений, как
личность, сосредоточившая в себе те желания и те силы, которые по частям рассеяны были в массе народной.
Но вот в том-то и заслуга художника: он открывает, что слепой-то не совсем слеп; он находит в глупом-то человеке проблески самого ясного здравого смысла; в забитом, потерянном, обезличенном человеке он отыскивает и показывает нам живые, никогда незаглушимые стремления и
потребности человеческой природы, вынимает в самой глубине души запрятанный протест
личности против внешнего, насильственного давления и представляет его на наш суд и сочувствие.
Я верю в подлинный аристократизм
личности, в существование гениев и великих людей, которые всегда сознают долг служения, чувствуют
потребность не только в восхождении, но и в нисхождении.
Этика закона разом и в высшей степени человечна, приспособлена к человеческим нуждам и
потребностям, к человеческому уровню, и в высшей степени бесчеловечна, беспощадна к человеческой
личности, к ее индивидуальной судьбе и к ее интимной жизни.