Неточные совпадения
Без сомнения, Островский сумел бы представить для удержания человека от пьянства какие-нибудь резоны
более действительные, нежели колокольный звон; но что же делать, если Петр Ильич был таков, что резонов
не мог понимать?
Чем
более стремление это стесняется, тем его проявления бывают уродливее; но совсем
не быть они
не могут, пока человек
не совсем замер.
Более нам ничего и
не нужно для объяснения ее ранней испорченности.
Смотря на него, мы сначала чувствуем ненависть к этому беспутному деспоту; но, следя за развитием драмы, все
более примиряемся с ним как с человеком и оканчиваем тем, что исполняемся негодованием и жгучею злобой уже
не к нему, а за него и за целый мир — к тому дикому, нечеловеческому положению, которое может доводить до такого беспутства даже людей, подобных Лиру.
Он, как и все прочие, сбит с толку военным положением всего «темного царства»; обман свой он обдумывает
не как обман, а как ловкую и, в сущности, справедливую, хотя юридически и незаконную штуку; прямой же неправды он
не любит: свахе он обещал две тысячи и дает ей сто целковых, упираясь на то, что ей
не за что давать
более.
Если б эти черты были ярче, комедия имела бы
более цельности и определенности; но и в настоящем своем виде она
не может быть названа противною основным чертам миросозерцания автора.
Даже на Вихорева он сердится всего
более за то, что тот «со старшими говорить
не умеет».
А Вихорев думает: «Что ж, отчего и
не пошалить, если шалости так дешево обходятся». А тут еще, в заключение пьесы, Русаков, на радостях, что урок
не пропал даром для дочери и еще
более укрепил, в ней принцип повиновения старшим, уплачивает долг Вихорева в гостинице, где тот жил. Как видите, и тут сказывается самодурный обычай: на милость, дескать, нет образца, хочу — казню, хочу — милую… Никто мне
не указ, — ни даже самые правила справедливости.
В горькой доле дочери Русакова мы видим много неразумного; но там впечатление смягчается тем, что угнетение все-таки
не столь грубо тяготеет над ней. Гораздо
более нелепого и дикого представляют нам в судьбе своей угнетенные личности, изображенные в комедии «Бедность
не порок».
И
не мудрено: она ведь гораздо ближе к Гордею Карпычу, гораздо
более подвергалась влиянию его самодурства, нежели Митя.
Но вы
не смущайтесь: возвышайте ваш голос наравне с голосом самодура, усиливайте ваши выражения соразмерно с его речью, принимайте
более и
более решительный тон, смотря по степени его раздражения.
«Можешь ли ты меня теперь понимать?» — спрашивает он, и ничего, кажется,
не желает
более, как только того, чтобы зятюшка его понял.
Чувство законности, сделавшееся чисто пассивным и окаменелым, превратившееся в тупое благоговение к авторитету чужой воли,
не могло бы так кротко и безмятежно сохраняться в угнетенных людях при виде всех нелепостей и гадостей самодурства, если бы его
не поддерживало что-нибудь
более живое и существенное.
Из этих коротких и простых соображений
не трудно понять, почему тяжесть самодурных отношений в этом «темном царстве» обрушивается всего
более на женщин. Мы обещали в прошедшей статье обратить внимание на рабское положение женщины в русской семье, как оно является в комедиях Островского. Мы, кажется, достаточно указали на него в настоящей статье; остается нам сказать несколько слов о его причинах и указать при этом на одну комедию, о которой до сих пор мы
не говорили ни слова, — на «Бедную невесту».
В минуту оделся он; вычернил усы, брови, надел на темя маленькую темную шапочку, — и никто бы из самых близких к нему козаков не мог узнать его. По виду ему казалось
не более тридцати пяти лет. Здоровый румянец играл на его щеках, и самые рубцы придавали ему что-то повелительное. Одежда, убранная золотом, очень шла к нему.
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Помилуйте, как можно! и без того это такая честь… Конечно, слабыми моими силами, рвением и усердием к начальству… постараюсь заслужить… (Приподымается со стула, вытянувшись и руки по швам.)
Не смею
более беспокоить своим присутствием.
Не будет ли какого приказанья?
Хлестаков, молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, — один из тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он
не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем
более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем
более он выиграет. Одет по моде.
Милон. Душа благородная!.. Нет…
не могу скрывать
более моего сердечного чувства… Нет. Добродетель твоя извлекает силою своею все таинство души моей. Если мое сердце добродетельно, если стоит оно быть счастливо, от тебя зависит сделать его счастье. Я полагаю его в том, чтоб иметь женою любезную племянницу вашу. Взаимная наша склонность…
Он с холодною кровью усматривает все степени опасности, принимает нужные меры, славу свою предпочитает жизни; но что всего
более — он для пользы и славы отечества
не устрашается забыть свою собственную славу.
В то время как глуповцы с тоскою перешептывались, припоминая, на ком из них
более накопилось недоимки, к сборщику незаметно подъехали столь известные обывателям градоначальнические дрожки.
Не успели обыватели оглянуться, как из экипажа выскочил Байбаков, а следом за ним в виду всей толпы очутился точь-в-точь такой же градоначальник, как и тот, который за минуту перед тем был привезен в телеге исправником! Глуповцы так и остолбенели.