Неточные совпадения
Причина безалаберности, господствующей до сих пор в суждениях об Островском, заключается именно в том, что его хотели непременно
сделать представителем известного рода убеждений, и затем карали за неверность
этим убеждениям или возвышали за укрепление в них, и наоборот.
Этими-то колебаниями и объясняется то, что критика могла
делать совершенно противоположные заключения о смысле фактов, выставлявшихся в комедиях Островского.
Он, без сомнения, сочувствовал тем прекрасным вещам, которые говорит Жадов; но в то же время он умел почувствовать, что заставить Жадова
делать все
эти прекрасные вещи — значило бы исказить настоящую русскую действительность.
Высказавши
эти беглые замечания, мы, прежде чем перейдем к главному предмету нашей статьи, должны
сделать еще следующую оговорку.
А самодурство
это вот как, напр., выражается: Антип Антипыч, в ожидании чая, сидит и смотрит по углам, наконец отпускает, от нечего
делать, следующую шутку...
Самодур все силится доказать, что ему никто не указ и что он — что захочет, то и
сделает; между тем человек действительно независимый и сильный душою никогда не захочет
этого доказывать: он употребляет силу своего характера только там, где
это нужно, не растрачивая ее, в виде опыта, на нелепые затеи.
Большов с услаждением всё повторяет, что он волен
делать, что хочет, и никто ему не указ: как будто он сам все еще не решается верить
этому…
Но она заметна и в Большове, который, даже решаясь на такой шаг, как злостное банкротство, не только старается свалить с себя хлопоты, но просто сам не знает, что он
делает, отступается от своей выгоды и даже отказывается от своей воли в
этом деле, сваливая все на судьбу.
Комизм
этой тирады возвышается еще более предыдущим и дальнейшим разговором, в котором Подхалюзин равнодушно и ласково отказывается платить за Большова более десяти копеек, а Большов — то попрекает его неблагодарностью, то грозит ему Сибирью, напоминая, что им обоим один конец, то спрашивает его и дочь, есть ли в них христианство, то выражает досаду на себя за то, что опростоволосился, и приводит пословицу: «Сама себя раба бьет, коль ее чисто жнет», — то, наконец,
делает юродивое обращение к дочери: «Ну, вот вы теперь будете богаты, заживете по-барски; по гуляньям
это, по балам, — дьявола тешить!
Олимпиада Самсоновна говорит ему: «Я у вас, тятенька, до двадцати лет жила, — свету не видала, что же, мне прикажете отдать вам деньги, а самой опять в ситцевых платьях ходить?» Большов не находит ничего лучшего сказать на
это, как только попрекнуть дочь и зятя невольным благодеянием, которое он им
сделал, передавши в их руки свое имение.
Он видит перед собой своего хозяина-самодура, который ничего не
делает, пьет, ест и прохлаждается в свое удовольствие, ни от кого ругательств не слышит, а, напротив, сам всех ругает невозбранно, — и в
этом гаденьком лице он видит идеал счастия и высоты, достижимых для человека.
Далее в ответ на сватовство Бородина, он говорит: «Я, значит, должон
это дело
сделать с разумом, потому — мне придется за дочь богу отвечать».
Когда мы одиноко идем в полночь по темному склепу между могилами, и вдруг за одной из гробниц пред нами внезапно является какая-нибудь нелепая рожа и
делает нам гримасу, — то, как бы гримаса ни была смешна, трудно засмеяться в
эту минуту: невольно испугаешься.
— «А как заставит, — что тогда?» — «Тогда, — идиотски отвечает она, — я уж, право, и не знаю, что мне
делать с
этим делом… такая-то напасть на меня!» Вихорев, для которого все средства хороши, предлагает ей уехать с ним тихонько; она приходит в ужас и восклицает: «Ах нет, нет, что вы
это?
Но дать ей настоящее, человеческое развитие значило бы признать права ее личности, отказаться от самодурных прав, идти наперекор всем преданиям, по которым сложился быт «темного царства»:
этого Русаков не хотел и не мог
сделать.
Один самодур говорит: «Ты не смеешь
этого сделать»; а другой отвечает: «Нет, смею».
Гордей Карпыч как будто затуманивается; он смотрит вокруг себя и не знает, как ему все
это понимать и что
делать; он ищет внутри себя — на чем бы опереться в борьбе, и ничего не находит, кроме своей самодурной воли.
Но всего глупее — роль сына Брускова, Андрея Титыча, из-за которого идет вся,
эта история и который сам, по его же выражению, «как угорелый ходит по земле» и только сокрушается о том» что у них в доме «все не так, как у людей» и что его «уродом
сделали, а не человеком».
Но тут может представляться вопрос совершенно другого свойства: отчего
эти байбаки так упорно продолжают поддерживать над собою человека, который ничего им хорошего, окромя дурного не
сделал и не
делает?
Это падение одинаково может постигнуть и мужчину, как женщину; но в любящей женской натуре есть к нему путь, который каждую минуту может увлечь ее и по которому один шаг может уже
сделать ее преступною и погибшею в глазах общества.
Все
это знают, благодетельница, что вы, если захотите, так можете из грязи человекам
сделать; а не захотите, так будь хоть семи пядей во лбу, — так в ничтожестве и пропадет.
И позабудь, — говорит, — как ты у меня жила, потому что не для тебя я
это делала; я себя только тешила, а ты не должна никогда об такой жизни и думать, и всегда ты помни свое ничтожество, и из какого ты звания»…
А что она действительно наклонна к тому, чтобы даже добро
делать,
это доказывается тем, как она заботится о мужьях своих воспитанниц.
Потапыч и на
это свою речь держит: «Нет, сударь, зачем же вам самим дело
делать!
И, решив
этим ответом исполнение грозного приговора над судьбою Нади, он опять начинает спрашивать: «что
делать», да приставать с сожалениями…
Конечно, труд
этот не свободен, не самостоятелен; трудящиеся во всем зависят от прихоти самодуров и часто принуждены
делать вовсе не то, что следует и что им хочется…
Выдача дочери замуж — ее мономания; что с
этим прикажете
делать?
Когда Машенька объявляет, что Беневоленский ей противен, Анна Петровна даже сообразить
этого никак не может, — сначала не обращает внимания и говорит, что у Маши голова вздором набита и что она сама двадцать раз передумает, а потом, после вторичного отказа дочери, объясняет его тем, что «
это только каприз, только чтоб матери напротив что-нибудь
сделать».
Над
этим смеются современные либералы; но интересно бы знать, что же, в самом деле, станет у нас
делать девушка, не вышедшая замуж?
Ей в самом деле легко было
сделать дебош и сорвать сердце; но она не хочет
этого, она чистосердечно отдает справедливость красоте невесты, и сердце ее начинает наполняться довольством за счастие своего бывшего друга.
Но чтоб оно
сделало что-нибудь больше, до
этого самодуры не допустят!..
Неточные совпадения
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню
это! А все
эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с
этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе
делает гримасу, когда ты отвернешься.
Один из них, например, вот
этот, что имеет толстое лицо… не вспомню его фамилии, никак не может обойтись без того, чтобы, взошедши на кафедру, не
сделать гримасу, вот этак (
делает гримасу),и потом начнет рукою из-под галстука утюжить свою бороду.
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ…
Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за
это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Городничий. Ничего, ничего. Другое дело, если бы вы из
этого публичное что-нибудь
сделали, но ведь
это дело семейственное.
Сделал мошенник,
сделал — побей бог его и на том и на
этом свете!