О пользе знания говорит он вот что: «Чтобы распространение знаний было полезно и благотворно, нужно следующее существенное условие: знания должны быть распределены в народе так, чтобы каждый мог всю массу своих знаний прилагать на деле, в сфере своих практических занятий, — и наоборот, чтобы всякий хорошо
знал то, что может приложить с пользою для себя и для общества на практике».
Неточные совпадения
Мы больше сроднились с ним, больше его
знаем и вследствие
того более ему сочувствуем.
То же самое и с патриотизмом: мы более сочувствуем своему отечеству, потому что более
знаем его нужды, лучше можем судить о его положении, сильнее связаны с ним воспоминаниями общих интересов и стремлений и, наконец, — чувствуем себя более способными быть полезными для него, нежели для другой страны.
Таким образом, цивилизация состоит, по выражению г. Жеребцова, в
том, чтобы каждый хорошо
знал, хорошо мыслил и хорошо хотел.
Но, по собственным понятиям г. Жеребцова, народу вовсе и не нужно
знать больше
того, что он
знает и что нужно для исполнения им разных его работ.
Если бы г. Жеребцов
знал их, он ни за что бы не высказал своего мнения о
том, что под именем народности в науке нужно разуметь славянский эклектизм.
Если же я
знаю предмет так основательно и ясно, что в нем уже не остается для меня ничего незнакомого или непонятного,
то заключение мое о нем непременно будет отличаться
тою же решительностью и ясностью.
Не говорим о
том, было ли оно благодетельно там, куда успело проникнуть; но мы
знаем, что оно весьма мало проникло в народ, не вошло в его убеждения, не одушевило его в практической деятельности, а только наложило на него некоторые свои формы.
Все это произошло оттого, что г. Жеребцов слишком уже понадеялся на
то, что Европа ничего не
знает о России и что, следовательно, ей можно рассказывать все что угодно.
Но очевидно, что такая надежда автора слишком преувеличена, и, кроме
того, он совершенно напрасно позабыл о
том, что если европейские читатели не
знают истории и образованности русской,
то все же они знакомы хоть с какой-нибудь историей и имеют хоть какую-нибудь образованность.
И всего забавнее
то, что ведь этот человек, кричащий о топкости болота, как бы в предостережение вам, обыкновенно сам не
знает болота, по которому идет, и чуть-чуть успеет ступить на твердое местечко, тотчас и уведомляет, что тут уж нет болота, что тут безопасно.
С этакими господами нечего уже делать: их не урезонишь, потому что они не хотят убеждения, не хотят правды, а видят и
знают только
то, что им выгодно.
Чтобы показать, как нелепо и наобум составлено это перечисление, не нужно никаких замечаний: мы приведем его, только поставивши в скобках годы путешествий, поставленных рядом у г. Жеребцова. «Путешествия по святым местам: Трифона Коробейникова (1583), Василия Гагары (1634), Ионы (1651), Арсения Лелунского (никогда такого не бывало), Антония архиепископа (1200), монаха Льва (мы не
знаем такого), Стефана Новгородца (1350), диакона Игнатия» (1389) (
том I, стр. 449).
И между
тем, объясняя, почему Петр давал своим учреждениям иностранные названия, г. Жеребцов говорит: «Может быть, он делал это из желания показать своим подданным, что он
знает много языков; это придавало в
то время блеск знания и
тем самым увеличивало доверие к человеку, до такой степени образованному» (
том II, стр. 103).
«Я ничего не открыл. Я только
узнал то, что я знаю. Я понял ту силу, которая не в одном прошедшем дала мне жизнь, но теперь дает мне жизнь. Я освободился от обмана, я узнал хозяина».
— Простите меня, княжна! Я поступил как безумец… этого в другой раз не случится: я приму свои меры… Зачем вам
знать то, что происходило до сих пор в душе моей? Вы этого никогда не узнаете, и тем лучше для вас. Прощайте.
Неточные совпадения
Купцы. Так уж сделайте такую милость, ваше сиятельство. Если уже вы,
то есть, не поможете в нашей просьбе,
то уж не
знаем, как и быть: просто хоть в петлю полезай.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не
знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет,
то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом,
то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Аммос Федорович. А черт его
знает, что оно значит! Еще хорошо, если только мошенник, а может быть, и
того еще хуже.
Хлестаков. Право, не
знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не
те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь, шел было к вам, Антон Антонович, с
тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра
тому кобелю, которого вы
знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях и у
того и у другого.