Неточные совпадения
Бывало, ведь добрые люди пренаивно рассуждали, как это удивительно глаз приноровила
природа к тому, чтобы видеть: и зрачки, и сеточки, и оболочка — все, точно нарочно, так уж и приделано, чтобы видеть; и никак ведь не хотели сообразить добрые люди, что не потому так глаз устроен, что нам такая крайняя
есть необходимость видеть, и видеть именно вверх ногами и в миниатюре; а просто видим мы, и видим так, а не иначе, именно потому, что глаз наш так уж устроен.
Или удивлялись, как реки текут: воде, видите, надо всегда вниз бежать, и — непостижимая предусмотрительность
природы! — в каждом месте, где река течет, непременно в русле
есть склон; ну, вода-то и течет себе свободно…
Точно так, зная, что в Австрии почти не выходит порядочных философских книг, нельзя полагать, чтобы немцы, живущие в Австрии, от
природы лишены
были способности философствовать, которою так богаты их единоплеменники, живущие в других государствах.
Не
было у них пособия ни в жизненной опытности прошедших веков, ни в знании
природы и уменье владеть ею, ни в знании мира души человеческой.
Главная мысль та, что умеренность
есть лучшее богатство и что
природа каждому человеку дает даром такие наслаждения, каких ни за какие деньги получить невозможно.
Выходит умилительная картина, в которой
есть слова:
природа, простота, спокойствие, счастие, но в которой на деле нет ни
природы, ни простоты, а
есть только самодовольное спокойствие человека, не думающего о счастии других.
Вы, может
быть, намерены возразить мне, заговоривши о преимуществах образованности, которая дает человеку власть над неодушевленной
природой, над неразумными животными и возвышает нас над толпой.
Что в прежней, пиндарической школе
было призрачное величие, то здесь — призрачная нежность; там великолепие, здесь достаток; там гром и молния, [здесь роса и радуга; там фейерверки,] здесь каскады; там трубы и кимвалы, грохочущие славу князей на удивление смертных, здесь арфы, призывающие простых детей
природы наслаждаться чувствительностью.
Нужно
было и их потешить чем-нибудь: и вот является для их удовольствия украшенная
природа, грациозные китайские куколки, изящные чувства и т. п.
Он пошел по другой дороге и в своей недолгой литературной деятельности выразил такое умозаключение: «Вы боитесь изображать просто
природу и жизнь, чтобы не нарушить требований искусства; но у древних вы признаете соблюдение правил искусства, смотрите же, я
буду вам изображать жизнь и
природу на манер древних.
Любившая раз тебя не может смотреть без некоторого презрения на прочих мужчин, не потому, чтоб ты был лучше их, о нет! но в твоей
природе есть что-то особенное, тебе одному свойственное, что-то гордое и таинственное; в твоем голосе, что бы ты ни говорил, есть власть непобедимая; никто не умеет так постоянно хотеть быть любимым; ни в ком зло не бывает так привлекательно; ничей взор не обещает столько блаженства; никто не умеет лучше пользоваться своими преимуществами и никто не может быть так истинно несчастлив, как ты, потому что никто столько не старается уверить себя в противном.
Говорили они все как-то сурово, таким голосом, как бы собирались кого прибить; приносили частые жертвы Вакху, показав таким образом, что в славянской
природе есть еще много остатков язычества; приходили даже подчас в присутствие, как говорится, нализавшись, отчего в присутствии было нехорошо и воздух был вовсе не ароматический.
От
природы была она характера смешливого, веселого и миролюбивого, но от беспрерывных несчастий и неудач она до того яростно стала желать и требовать, чтобы все жили в мире и радости и не смели жить иначе, что самый легкий диссонанс в жизни, самая малейшая неудача стали приводить ее тотчас же чуть не в исступление, и она в один миг, после самых ярких надежд и фантазий, начинала клясть судьбу, рвать и метать все, что ни попадало под руку, и колотиться головой об стену.
Неточные совпадения
Стародум. Богату! А кто богат? Да ведаешь ли ты, что для прихотей одного человека всей Сибири мало! Друг мой! Все состоит в воображении. Последуй
природе, никогда не
будешь беден. Последуй людским мнениям, никогда богат не
будешь.
Но этого мало: самая
природа перестала
быть благосклонною к глуповцам.
Нельзя сказать, чтоб предводитель отличался особенными качествами ума и сердца; но у него
был желудок, в котором, как в могиле, исчезали всякие куски. Этот не весьма замысловатый дар
природы сделался для него источником живейших наслаждений. Каждый день с раннего утра он отправлялся в поход по городу и поднюхивал запахи, вылетавшие из обывательских кухонь. В короткое время обоняние его
было до такой степени изощрено, что он мог безошибочно угадать составные части самого сложного фарша.
Дома он через минуту уже решил дело по существу. Два одинаково великих подвига предстояли ему: разрушить город и устранить реку. Средства для исполнения первого подвига
были обдуманы уже заранее; средства для исполнения второго представлялись ему неясно и сбивчиво. Но так как не
было той силы в
природе, которая могла бы убедить прохвоста в неведении чего бы то ни
было, то в этом случае невежество являлось не только равносильным знанию, но даже в известном смысле
было прочнее его.
Напоминанием об опасном хождении, — говорит он, — жители города Глупова нимало потревожены не
были, ибо и до того, по самой своей
природе, великую к таковому хождению способность имели и повсеминутно в оном упражнялись.