Неточные совпадения
Тогдашние рассказы, как известно, отличались
тем, что в них
человек представлялся существом не общественным, а изолированным.
Что
человек вполне зависит от общества, в котором живет, и что поступки его обусловливаются
тем положением, в каком он находится, — это уже сделалось теперь почти неизбежной точкой отправления для всякого мало-мальски здравомыслящего повествователя.
Разлад
человека [, хотя сколько-нибудь порядочного,] с окружающей действительностью сделался общей
темой современной литературы.
Постоянный мотив ее
тот, что «среда заедает
человека».
Они горячатся (как Костин) из-за Фредерики Бремер и Жоржа Занда и
тем навлекают на себя нерасположение «среды»; вразумляют (как Городков) высшего начальника относительно негодности своего ближайшего начальника и через
то сами попадают в опалу; вопиют (как Костин опять) о пользе обличительной литературы и
тем восстановляют против себя нужных
людей…
Но надо согласиться, что в этом особенной заслуги с их стороны нет и что если есть
люди, лишенные даже желания выйти из болота, так и это еще не дает нам права считать героями
тех, которые желают из него выбраться.
И это нужно нам потому, что мы хотим сочувствовать честным лицам повести, а между
тем для нас очень трудно сочувствие к
людям ничтожным, бесцветным, пассивным, к
людям ни
то ни се…
Таким образом, признавая в
человеке [одну только] способность к развитию и [одну только] наклонность к деятельности (какого бы
то ни было рода) и отдыху, мы из этого одного прямо можем вывести — с одной, стороны, естественное требование
человека, чтоб его никто не стеснял, чтоб предоставили ему пользоваться его личными; [неотъемлемыми] средствами и безмездными [, никому не принадлежащими,] благами природы, а с другой стороны — столь же естественное сознание, что и ему не нужно посягать на права других и вредить чужой деятельности.
Если посмотреть просто и беспристрастно,
то окажется, что желание избавиться от стеснений и любовь к самостоятельной деятельности так же точно неотъемлемо принадлежат
человеку, как желание пить, есть, любить женщину.
Но теперь мы не уважаем подобных заслуг, [равно] как не уважаем
человека [и] за
то, если он лишил себя способности любить женщину или заглушил в себе собственную волю до
того, что уже превратился в автомата [, только исполняющего чужие приказания].
Значит, нормальным положением мы признаем
то, чтобы
человек пил, ел, любил женщину, сознавал свою личность, стремился к свободной деятельности.
После этого с какой же стати требовать от нас симпатии к
человеку только за
то, что он пьет и ест или ненавидит стеснение?
Человеку не нравится, когда велят делать не
то, что он хочет, и не так, как он хочет: какое образование, какое душевное величие нужно для этого — не правда ли!! подумайте-ка в самом деле: ведь он чувствует, что [ему руки связывают, ведь] ему тяжело, что он стеснен, ведь он желает делать что-нибудь по своему разуму и воле!..
Конечно, можно признать известную долю заслуги в
человеке, даже и ничего не сделавшем для общества, только уже за
то, что он силою размышления и самостоятельных наблюдений дошел до сознания ложности
того, что всеми окружающими его выдается за истину.
Нет, наши благородные юноши обыкновенно получают свои возвышенные стремления довольно просто и без больших хлопот: они учатся в университете и наслушиваются прекрасных профессоров, или в гимназии еще попадают на молодого, пылкого учителя, или входят в кружок прекрасных молодых
людей, одушевленных благороднейшими стремлениями, свято чтущих Грановского и восхищающихся Мочаловым, или, наконец, читают хорошие книжки,
то есть «Отечественные записки» сороковых годов.
Но здесь расчет оказывается ошибочным, потому что препятствие не одно, а тысячи их, и чем далее
человек уклоняется от первоначального пути,
тем сильнее умножаются и препятствия.
И общая
людям наклонность к деятельности выражается в них
тем, что они нападают на несчастных путников и стараются толкнуть их на прямую дорогу.
Людей, «гордых
тем, что не вредят», очень много на свете; но мы не желаем даже г. Ахшарумову наслаждаться такою гордостью.
По нашему мнению, убеждение и знание только тогда и можно считать истинным, когда оно проникло внутрь
человека, слилось с его чувством и волею, присутствует в нем постоянно, даже бессознательно, когда он вовсе о
том и не думает.
Так действует и истинное, живое, полное убеждение [:
человек может подвергаться опасности умереть, добиваясь его осуществления; но это ничего не значит, — он точно так же умер бы и от
того, если бы принужден был заглушить свое убеждение…]
В наивности и неумелости они не уступают самому простодушному из
тех людей, которые всю жизнь идут в сторону от прямой дороги, воображая, что — все равно — придут к
той же точке.
Доблестные юноши мало имеют человечества в груди и смотрят на все как-то официально, при всей видимой вражде своей ко всякой формалистике: они воображают, что
человек идет в сторону и делает подлости именно потому, что уж это такое его назначение, так сказать — должность, чтобы делать подлости; а не хотят подумать о
том, что, может быть, этому
человеку и очень бы хотелось пройти прямо и не сделать подлости и он очень бы рад был, если б кто провел его прямой дорогой, — да не оказалось к
тому близкой возможности.
Недавно мы видели, как один из талантливейших наших писателей пробовал создание дельного практического характера и как ему мало удалось это создание, несмотря на
то, что [он взял еще не русского
человека и] дал ему такую цель жизни, которая представляла полную возможность наполнить его историю самой живой деятельностью…
А с другой стороны, о
том же самом свидетельствует и распространение иронического воззрения на всех «лишних
людей», которым так много симпатизировали прежде.
Никакого сомнения не может быть в
том, что все эти «отсталые, невежественные, закоснелые в рутине» и пр. и пр.
люди, как их честят прогрессивные юноши, с радостью примут все, что может им доставить [прочные гарантии в общественной жизни и] возможность, не мошенничая, пользоваться ее благами.
Неточные совпадения
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не
то чтобы за какого-нибудь простого
человека, а за такого, что и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
Городничий (робея).Извините, я, право, не виноват. На рынке у меня говядина всегда хорошая. Привозят холмогорские купцы,
люди трезвые и поведения хорошего. Я уж не знаю, откуда он берет такую. А если что не так,
то… Позвольте мне предложить вам переехать со мною на другую квартиру.
А вы — стоять на крыльце, и ни с места! И никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите,
то… Только увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого
человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из
того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши,
человек все несет наружу: что на сердце,
то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Хлестаков, молодой
человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, — один из
тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты,
тем более он выиграет. Одет по моде.