Неточные совпадения
Как странно произносить эти слова, — перебил себя Филатр. —
А я их даже пишу: «…Каюте корабля «Бегущая по волнам», который принадлежит вам. Вы крайне обяжете меня содействием Гарвею. Надеюсь, что здоровье вашей глубоко симпатичной супруги продолжает не внушать беспокойства. Прошу вас…»…И
так далее, — прикончил Филатр, покрывая конверт размашистыми строками адреса.
— Я не знаю,
какое вам дело до капитана Геза, но я —
а вы видите, что я не начальство, что я
такой же матрос,
как этот горлан, — он презрительно уставил взгляд в лицо опешившему оратору, — я утверждаю, что капитан Гез, во-первых, настоящий моряк,
а во-вторых, отличнейший и добрейшей души человек.
Так как я разговаривал с ним первый раз в жизни,
а он меня совершенно не знал, — не было опасений, что наш разговор выйдет из делового тона в сомнительный, сочувствующий тон, почти неизбежный, если дело касается лечебной морской прогулки.
Как вы видите, — Браун показал через плечо карандашом на стену, где в щегольских рамах красовались фотографии пароходов, числом более десяти, — никакой особой корысти извлечь из
такой сделки я не мог бы при всем желании,
а потому не вижу греха, что рассказал вам.
Зная свойство слуг всячески раздувать сплетню,
а также, в ожидании наживы, присочинять небылицы, которыми надеются угодить, я ограничился тем, что принял пока к сведению веселые планы Геза, и
так как вскоре после того был подан обед в каюту (капитан отправился обедать в гостиницу), я съел его, очень довольный одиночеством и кушаньями.
Рассчитывая, что на днях мы поговорим подробнее, я не стал больше спрашивать его о корабле. Кто сказал «
А», тот скажет и «Б», если его не мучить. Я перешел к Гезу, выразив сожаление, крайне смягченное по остроте своего существа, что капитан бездетен,
так как его жизнь, по-видимому, довольно беспутна; она лишена правильных семейных забот.
— Вы меня ударили, — сказал Гез. — Вы все время оскорбляли меня. Вы дали мне понять, что я вас ограбил. Вы держали себя
так,
как будто я ваш слуга. Вы сели мне на шею,
а теперь пытались убить. Я вас не трону. Я мог бы заковать вас и бросить в трюм, но не сделаю этого. Вы немедленно покинете судно. Не головой вниз — я не
так жесток,
как болтают обо мне разные дураки. Вам дадут шлюпку и весла. Но я больше не хочу видеть вас здесь.
— Да, не надо, — сказал Проктор уверенно. — И завтра
такой же день,
как сегодня,
а этих бутылок всего три.
Так вот, она первая увидела вас, и, когда я принес трубу, мы рассмотрели,
как вы стояли в лодке, опустив руки. Потом вы сели и стали быстро грести.
— Играйте, — сказала Дэзи, упирая в стол белые локти с ямочками и положив меж ладоней лицо, —
а я буду смотреть. —
Так просидела она, затаив дыхание или разражаясь смехом при проигрыше одного из нас, все время.
Как прикованный, сидел Проктор, забывая о своей трубке; лишь по его нервному дыханию можно было судить, что старая игрецкая жила ходит в нем подобно тугой лесе. Наконец он ушел,
так как били его вахтенные часы.
Проктор, однако, обращался ко мне с усиленным радушием, и если он знал что-нибудь от Дэзи, то ему был, верно, приятен ее поступок; он на что-то хотел намекнуть, сказав: «Человек предполагает,
а Дэзи располагает!»
Так как в это время люди ели,
а девушка убирала и подавала, то один матрос заметил...
Разговор был прерван появлением матроса, пришедшего за огнем для трубки. «Скоро ваш отдых», — сказал он мне и стал копаться в углях. Я вышел, заметив,
как пристально смотрела на меня девушка, когда я уходил. Что это было? Отчего
так занимала ее история, одна половина которой лежала в тени дня,
а другая — в свете ночи?
Играл не один оркестр,
а два, три, может быть, больше,
так как иногда наступало толкущееся на месте смешение звуков, где только барабан знал, что ему делать.
— Я никогда не видала
таких вещей, — говорила она. —
Как бы это узнать? Впрочем… О! о! о! Смотрите, еще ракета! И там;
а вот — сразу две. Три! Четвертая! Ура! — вдруг закричала она, засмеялась, утерла влажные глаза и села с окаменелым лицом.
—
А! — сказал человек и,
так как нас толкали герои и героини всех пьес всех времен, отошел ближе к памятнику, сделав мне знак приблизиться. С ним было еще несколько человек в разных костюмах и трое — в масках, которые стояли,
как бы тоже требуя или ожидая объяснений.
—
А в
каком? Ну, Ботвель, это все стоит рассказать Герде Торнстон. Ее надолго займет. Не гневайтесь, — обратилась ко мне девушка, — я должна шутить, чтобы не загрустить. Все сложно!
Так все сложно. Вся жизнь! Я сильно задета в том, чего не понимаю, но очень хочу понять. Вы мне поможете завтра? Например, эти два платья. Тут есть вопрос! До свидания.
Вот тут,
как я поднялась за щеткой, вошли наверх Бутлер с джентльменом и опять насчет Геза: «Дома ли он?» В сердцах я наговорила лишнее и прошу меня извинить, если не
так сказала, только показала на дверь,
а сама скорее ушла, потому что, думаю, если ты меня позвонишь,
так знай же, что я не вертелась у двери,
как собака,
а была по своим делам.
Человек, которого я не видел,
так как он был отделен от меня перегородкой, в ответ на мнимое предложение моего знакомого сразу же предложил ему четыре с половиной фунта за килограмм,
а когда тот начал торговаться — накинул пять и даже пять с четвертью.
— «Бегущая по волнам», — ответил я, — едва ли может быть передана вам в ближайшее время,
так как, вероятно, произойдет допрос остальной команды, Синкрайта и судно не будет выпущено из порта, пока права Сениэлей не установит портовый суд,
а для этого необходимо снестись с Брауном.
— Слишком много для одного дня, — сказала Биче, вздохнув. Она взглянула на меня мельком, тепло, с легкой печалью; потом, застенчиво улыбнувшись, сказала: — Пройдемте вниз. Вызовем Ботвеля. Сегодня я должна раньше лечь,
так как у меня болит голова.
А та — другая девушка? Вы ее встретили?
Образовался прорыв; причем передние выезды отдалились, продолжая свой путь,
а задние, напирая под усиливающиеся крики нетерпения, замялись на месте,
так как против памятника остановилось высокое, странного вида, сооружение.
— Я вас люблю, Гарвей, — сказала она серьезно и кротко. — Вы будете мне
как брат,
а я — ваша сестра. О,
как я вас хотела видеть! Я многого не договорила. Вы видели Фрези Грант?! Вы боялись мне сказать это?! С вами это случилось? Представьте,
как я была поражена и восхищена! Дух мой захватывало при мысли, что моя догадка верна. Теперь признайтесь, что —
так!
— Ну,
а у меня жалкий характер;
как что-нибудь очень хорошо,
так немедленно начинаю бояться, что у меня отнимут, испортят; что мне не будет уже хорошо…