Пока дядя Максим с холодным мужеством обсуждал эту жгучую мысль, соображая и сопоставляя доводы за и против, перед его глазами стало мелькать новое существо, которому судьба судила явиться на свет уже инвалидом. Сначала он не обращал внимания на слепого ребенка, но потом странное сходство
судьбы мальчика с его собственною заинтересовало дядю Максима.
На обратном пути с кладбища бабушка и Варвара долго толковали о том, куда теперь деть мальчика. Он, конечно, солдатский сын, и надо сделать ему определение по закону, куда следует; но как это сделать? К кому надо обратиться? Кто, наконец, станет бегать и хлопотать? На это могли утвердительно ответить только досужие и притом практические люди. Мальчик продолжал жить, треплясь по разным углам и старухам. И неизвестно, чем бы разрешилась
судьба мальчика, если б снова не вступилась прачка Варвара.
Отца своего Горданов никогда не помнил,
судьбами мальчика всегда распоряжался Михаил Андреевич Бодростин, которого Павел Николаевич видал раз в год.
Зачисление в кадеты в те времена считалось вожделеннейшим устройством
судьбы мальчика — и матушка, стало быть, могла за меня не беспокоиться: я непременно должен был выйти в офицеры, а это тогда было почти то же самое, что выйти в люди.
Нетронутыми лежали где-то в таинственной глубине полученные по наследству и дремавшие в неясном существовании «возможностей» силы, с первым светлым лучом готовые подняться ему навстречу. Но окна остаются закрытыми;
судьба мальчика решена: ему не видать никогда этого луча, его жизнь вся пройдет в темноте!..
Неточные совпадения
Через некоторое время, однако, он и сам куда-то внезапно уехал. Купленный
мальчик исчез навсегда где-то в широком неведомом мире, и дальнейшая
судьба его нам осталась неизвестна.
Если бы я писал беллетристический рассказ, то мне было бы очень соблазнительно связать этот вопрос с
судьбой описанных выше двух «купленных
мальчиков»…
Неизвестно, что вышло бы со временем из
мальчика, предрасположенного к беспредметной озлобленности своим несчастием и в котором все окружающее стремилось развить эгоизм, если бы странная
судьба и австрийские сабли не заставили дядю Максима поселиться в деревне, в семье сестры.
И дяде Максиму казалось, что он призван к тому, чтобы развить присущие
мальчику задатки, чтоб усилием своей мысли и своего влияния уравновесить несправедливость слепой
судьбы, чтобы вместо себя поставить в ряды бойцов за дело жизни нового рекрута, на которого без его влияния никто не мог бы рассчитывать.
В сцене с Надей в саду он выказывает себя пустым и дрянным
мальчиком — не больше; но в последней сцене, когда он узнал о гневе матери и о
судьбе, грозящей Наде, он просто гадок…