Неточные совпадения
— Так-то, так! Я и сам об этом думаю: родня немалая; когда у моей бабки кокошник горел, его
дедушка пришел да
руки погрел… Эх ты, сердечная! — прибавил, смеясь, рыбак. — Сватьев не оберешься, свояков не огребешься — мало ли на свете всякой шушеры! Всех их в дом пущать — жирно будет!
Дедушка Кондратий бережно разнимает тогда
руки старушки, которая почти без памяти, без языка висит на шее сына; тетка Анна выплакала вместе с последними слезами последние свои силы. Ваня передает ее из
рук на
руки Кондратию, торопливо перекидывает за спину узелок с пожитками, крестится и, не подымая заплаканных глаз, спешит за отцом, который уже успел обогнуть избы.
На кротком, невозмутимо тихом лице старичка проглядывало смущение. Он, очевидно, был чем-то сильно взволнован. Белая голова его и
руки тряслись более обыкновенного. Подойдя к соседу, который рубил справа и слева, ничего не замечая, он не сказал даже «бог помочь!».
Дедушка ограничился тем лишь, что назвал его по имени.
Дедушка Кондратий тоскливо покачал головою, закрыл красные, распухшие веки и безотрадно махнул
рукою. Вместе с этим движением две едва приметные слезинки покатились из глаз старика.
— Полно, Глеб Савиныч! Этим теперь не поможешь, — кротко возразил
дедушка Кондратий, взяв его за
руку, — теперь не об том думать надыть.
— Вот, дядя, говорил ты мне в те поры, как звал тебя в дом к себе, говорил: «Ты передо мной что дуб стогодовалый!» — молвил ты, стало быть, не в добрый час. Вот тебе и дуб стогодовалый! Всего разломило,
руки не смогу поднять… Ты десятью годами меня старее… никак больше… а переживешь этот дуб-ат!.. — проговорил Глеб с какою-то грустью и горечью, как будто упрекал в чем-нибудь
дедушку Кондратия.
Старушка зарыдала так сильно, что
дедушка Кондратий поспешил занять ее место и взял под
руку Глеба.
Голос старушки, выражение всей фигуры изменялись с непостижимою быстротою; все существо ее мгновенно отдавалось под влияние слов и воспоминаний, которые возникали вереницами в слабой голове ее: они переходили от украденных полушубков к Дуне, от Дуни к замку у двери каморы, от замка к покойному мужу, от мужа к внучке, от внучки к Захару, от Захара к
дедушке Кондратию, которого всеслезно просила она вступиться за сирот и сократить словами беспутного, потерянного парня, — от Кондратия переходили они к Ване и только что полученному письму, и вместе с этими скачками голос ее слабел или повышался, слезы лились обильными потоками или вдруг пересыхали, лицо изображало отчаяние или уныние,
руки бессильно опускались или делали угрожающие жесты.
В ожидании обеда, который приносили пастуху из Сосновки,
дедушка Кондратий расположился на камнях подле ручья. Но дельный старик никогда не сидел без дела. Отцепив от кушака связку лык, положив на колени колодку и взяв в
руки кочедык, он принялся оканчивать начатый лапоть.
При этом
дедушка Кондратий снова перекрестился, но уже голова его была опущена и дрожала вместе с
рукою, творившею крестное знамение.
Но другого рода картина предстала глазам
дедушки Кондратия; он остановился как вкопанный; в глазах его как словно помутилось. Он слышал только рыдания дочери, которая сидела на завалинке и ломала себе
руки, слышал жалобный плач ребенка, который лежал на коленях матери, слышал охи и увещевательные слова Анны, сидевшей тут же.
Несмотря на подслеповатость и сильное дрожание в
руках,
дедушка Кондратий все еще работал; на коленях его лежали длинные тесьмы лык и начатый лапоть, в который, однако ж, не всегда удачно попадал он кочадыком своим.
Жаркий луч солнца, скользнув между листами яблони и захватив на пути своем верхушку шалаша, падал на
руки Дуни, разливая прозрачный, желтоватый полусвет на свежее, еще прекрасное лицо ее. В двух шагах от Дуни и
дедушки Кондратия резвился мальчик лет одиннадцати с белокурыми вьющимися волосами, свежими глазами и лицом таким же кругленьким и румяным, как яблоки, которые над ними висели.
И снова сквозь темную листву орешника, ольхи и ветел стала просвечивать соломенная, облитая солнцем кровля; снова между бледными ветвями ивы показалась раскрытая дверь. Под вечер на пороге усаживался
дедушка Кондратий, строгавший дряхлою
рукою удочку, между тем как дочка сидела подле с веретеном, внук резвился, а Ваня возвращался домой с вершами под мышкой или неся на плече длинный сак, наполненный рыбой, которая блистала на солнце, медленно опускавшемся к посиневшему уже хребту высокого нагорного берега.
Неточные совпадения
Будто в ту пору
дедушка его протянул
руку, чтобы Константинополь взять, а немцы — не дали.
— Ох, напрасно, напрасно… — хрипел Данилушка, повертывая головой. — Старики ндравные, чего говорить, характерные, а только они тебя любят пуще родного детища… Верно тебе говорю!.. Может, слез об тебе было сколько пролито. А Василий-то Назарыч так и по ночам о тебе все вздыхает… Да. Напрасно, Сереженька, ты их обегаешь! Ей-богу… Ведь я тебя во каким махоньким на
руках носил, еще при покойнике
дедушке. Тоже и ты их любишь всех, Бахаревых-то, а вот тоже у тебя какой-то сумнительный характер.
Ваш
дедушка у нас его отнял; выехал верхом, показал
рукой, говорит: «Мое владенье», — и завладел.
К концу обеда
дедушка слегка совеет и даже начинает дремать. Но вот пирожное съедено, стулья с шумом отодвигаются.
Дедушка, выполнивши обряд послеобеденного целованья (матушка и все дети подходят к его
руке), отправляется в свою комнату и укладывается на отдых.
Но если редки проезжие, то в переулок довольно часто заглядывают разносчики с лотками и разной посудиной на головах.
Дедушка знает, когда какой из них приходит, и всякому или махнет
рукой («не надо!»), или приотворит окно и кликнет. Например: