Неточные совпадения
В самой глухой, отдаленной чаще троскинского осинника работал мужик; он держал обеими
руками топор и рубил сплеча высокие кусты хвороста, глушившие
в этом месте лес непроходимою засекой.
Антон шел подле, запустив одну
руку за пазуху, другой упираясь
в оглоблю.
— Нет, дядя Антон, нету… а кто-то стоит… вон
в белой-то рубахе… вон, вон руками-то размахивает!..
Они, казалось, нимало не замечали стужи и еще менее заботились о том, что барахтались, словно утки,
в грязи по колени; между ними находилось несколько девчонок с грудными младенцами на
руках.
Ишь, дядя Антон, ишь, дом-то, вон он!.. вон он какой!..» При въезде на двор навстречу им выбежала девочка лет шести; она хлопала
в ладоши, хохотала, бегала вокруг телеги и, не зная, как бы лучше выразить свою радость, ухватилась ручонками за полы Антонова полушубка и повисла на нем; мужик взял ее на
руки, указал ей пальцем на воз, лукаво вытащил из средины его красный прутик вербы, подал его ребенку и, погладив его еще раз по голове, снова пустил на свободу.
—
В чужой
руке ломоть велик, касатик, ину пору и хлебушка нетути, не токма что денег, по миру пойдешь, тестом возьмешь… ох-хо-хо!..
Варвара поднялась, сняла с полки чашку, нацедила
в кувшинчик кваску, потом вынула из столового ящика остаток ржаного каравая, искалеченную солоницу, нож и молча уставила все это перед мужем. После чего она тотчас же уселась на прежнее свое место, скрестила
руки и стала смотреть на него с каким-то притупленным вниманием.
Он стоял
в дверях, растопырив ноги, запустив одну
руку в карман шаровар, другою поддерживал длинный чубук, из которого, казалось, высасывал вместе с дымом все более и более чувство собственного достоинства.
Оба казались сильно встревоженными; они бежали сломя голову по дороге, без шапки, без полушубка и сильно размахивая
в воздухе
руками.
Варвара, свесив голову на стол и обняв обеими
руками остаток каравая, спала крепко-накрепко; свет от догоравшей лучины отражался лишь
в углу на иконе; остальная часть избы исчезла
в темноте; где-где блистала кочерга или другая домашняя утварь; с печки слышалось едва внятное легкое храпенье обоих ребятишек.
Однажды
в самую глухую зимнюю полночь входят к Андрею два незнакомые человека, скручивают его по
рукам и по ногам и требуют денег.
— Здравствуй, Аксентий Семеныч! — произнес он, переминая
в руках шапку.
Глядя на него
в обыкновенное время, нельзя даже подумать, чтоб он мог служить целью какой бы то ни было поездки; он являлся скорее на пути как средство ехать далее; куда ни глянешь: колеса, деготь, оглобли, кузницы, баранки — и только; так разве перехватить кой-чего на скорую
руку, подмазать колеса сесть, и снова
в дорогу.
Крик, шум, разнородные голоса и восклицания, звон железа, вой, блеянье, топот, ржание, хлопанье по
рукам, и все это сливается
в какой-то общий нестройный гам, из которого выхватываешь одни только отрывчатые, несвязные речи…
И все, сколько
в избе ни было народу, не исключая даже Антона и самого хозяина, все полетели стремглав на двор. Антон бросился к тому месту, куда привязал вечор пегашку, и, не произнося слова, указал на него дрожащими
руками… оно было пусто; у столба болталась одна лишь веревка…
Хозяин присоединился к ним как будто ни
в чем не бывало; сначала, однако, не принимал он ни малейшего участия
в россказнях, сидел молча, время от времени расправлял на
руках полушубок Антона, высматривая на нем дырья и заплаты, наконец свернул его, подложил под себя и сел ближе, потом слово за словом вмешался незаметно
в разговор, там уже и заспорил.
— А вон это что у тебя
в мешке? Ишь, туго больно набито, — заметил он, подходя ближе и протягивая
руку, чтобы пощупать суму; но старуха проворно повернулась к нему лицом и никак не допустила его до этого.
Другой молодой парень, стоявший поблизости, ловко подскочил
в это время к ней сзади, и та не успела обернуться, как уже он обхватил мешок обеими
руками и закричал, надрываясь от смеха...
Но парень одним поворотом
руки бросил суму наземь, повернул старуху и указал ей на прореху, из которой
в самом деле сыпалась тоненькою струею крупа.
Она подобрала, не оправляясь, все свои покупки
в суму, взяла ее
в обе
руки, забросила с необыкновенною легкостью на плечи и, осыпав еще раз толпу проклятиями, поплелась твердым шагом к городу.
Землица-то у него, как и у всех нас, плохая была; ну, вестимо, как
рук не стало на нее, не осилил, и вовсе не пошло на ней родиться… тут, вишь, братнина семья на
руках осталась, двое махоньких ребятенков, не
в подмогу, а все
в изъян да
в изъян…
— Ах ты, бессовестный, бессовестный! — закричала она, всплеснув яростно
руками. — Так-то ты? Обманывать меня хочешь? Ты думаешь, что я не узнаю, что он тебе денег дал?.. Ты от меня прячешь, подлая душа! Разве забыл ты, через кого
в люди пошел… через кого нажился?.. кто тебя человеком сделал!..
Услышав шаги Никиты Федорыча, она мгновенно открыла лицо свое, на котором изображались следы глубокого отчаяния, простерла
руки и с криком повалилась к нему
в ноги.
Каждый раз, как голос Никиты Федорыча раздавался громче, бледное личико ребенка судорожно двигалось; на нем то и дело пробегали следы сильного внутреннего волнения; наконец все тело ее разом вздрогнуло; она отскочила назад, из глаз ее брызнули
в три ручья слезы; ухватившись ручонками за грудь, чтобы перевести дыхание, которое давило ей горло, она еще раз окинула сени с видом отчаяния, опустила
руки и со всех ног кинулась на двор.
— Полно тебе, Анютка: услышат! — проговорила та, удерживая ее за
руку и торопливо подбегая к Аксюшке и Ванюшке, племянникам Антона, которые ревели
в два кулака. — Ну, Ваня, ну, Аксюшка, — продолжала она, обхватив их ручонками. — Беда! беда пришла тетке Варваре… беда! «Бык»-от и дядю вашего хочет, вишь, куды-то отправить… я все, все слышала… все
в щелочку глядела… не кричите, неравно услышат… право, услышат…
Все это проговорила она с необыкновенным одушевлением; ее бледные щечки разгорелись, она живо при каждом слове размахивала
руками, беспрерывно поправляя длинные пряди черных своих волос, которые то и дело падали ей на лицо. Аксюшка положила свой кулачок
в рот и, удерживая всхлипывания, еще пуще зарыдала.
— Никита Федорыч один-одинешенек расхаживал теперь вдоль и поперек по конторе, заложив
руки назад, опустив голову; казалось, он погружен был
в горькое, тревожное раздумье.
Тот без всякого сопротивления дался им
в руки.
— Что с тобой делать, — завопила старуха, — вишь ты какой странный… аль
руку на себя поднять хочешь, что ли, прости господи! — Деньги… у меня
в березничке…
в кубышке… зарыты…
Одуматься не успел Антон, как уже почувствовал себя
в руках двух дюжих молодцов. Движимый инстинктивным чувством самоохранения, он бросился было вперед, но железные
руки, обхватившие его, предупредили это намерение и тотчас же осадили назад.
Но так как Антон не отвечал, он быстро подошел к нему, взял его обеими
руками за плечи, глянул ему
в лицо и потом, упершись кулаками
в бока, залился дребезжащим смехом.
В то время
в избу вошел целовальник; закинув коренастые
руки свои назад за шею, он протяжно зевнул и сказал, потягиваясь...
Приблизившись к кабаку, товарищи старика оглянулись сначала на все стороны, потом взяли его под
руки и поспешно вошли
в кабак, не взглянув даже на сидевшего незнакомца.
— А вам нешто к спеху… — продолжал рыжий Борис, которому красная бумажка показалась что-то подозрительною
в руках такого оборванца. — Вы отколь?..
Но купец, сопровождаемый несколькими мужиками, загородил им дорогу.
В числе мужиков находился и ростовец, тот самый, что встретился с Антоном на ярмарке. Увидя его, он растопырил
руки и произнес радостно...
Не прошло минуты, как уже Ермолай лежал
в сенях, связанный по
рукам и по ногам; Петрушку также выводили из кабака; проходя мимо товарища, он сказал дрожащим, прерывающимся голосом...
Тот опрометью кинулся под навесы. Немного погодя Степка мчался что есть духу по дороге
в Троскино. Рыжий Борис, Матвей Трофимыч и еще несколько человек из мужиков стояли между тем на крылечке, махали
руками и кричали ему вслед...
В беспамятстве своем она ухватилась обеими
руками за ноги мужа, силясь сорвать с них колодки.