— Ладно, брат, толкуй дьяковой кобыле; я думал
по чести вести с тобой дело, а ты вот на что пустился! Других еще стал подзадоривать… Ладно же, — вскричал мельник, мгновенно разгорячаясь, — коли так, отколе хошь возьми, а деньги мои подай! Подай мои деньги!.. Не то прямо пойду в контору… Никита Федорыч не свой брат… как раз шкуру-то вылущит! Погоди, я ж те покажу!
Неточные совпадения
— Сказывают, — заметила Архаровна, по-видимому, не принимавшая до сих пор никакого
почти участия в том, что говорил Антон, — сказывают, Стегней-то богат добре!..
— Никита Федорыч! Батюшка! — продолжал мужик. — Пожалей хоть ребятенок-то махоньких… и то,
почитай, пустил ты нас
по миру…
— Что ж у меня-то останется, — говорил отчаянно мужик, — как последнюю-то лошаденку продам?.. И так
по миру,
почитай…
— Про то не мое дело ведать… вам подушные платить, а мне небось
по миру идтить… делай, как быть следно, знай
честь, счетом взял, счетом и отдавай; что тут баить…
Вниз
по горе тишина делалась еще заметнее; тут исчезли уже
почти все признаки ярмарки; кое-где разве попадался воз непроданного сена и его хозяин, недовольное лицо которого оживлялось всякий раз, как кто-нибудь проходил мимо, или встречалась ватага подгулявших мужиков и баб, которые, обнявшись крепко-накрепко, брели, покачиваясь из стороны в сторону и горланя несвязную песню.
Все произошло, однако, так, как говорил рыженький: вскоре они достигли перевоза, там поднялись
по скользкому грязному берегу и вышли на пустынное поле, огражденное с одной стороны рядом черных, мрачных кузниц, которые неровною линиею спускались
почти к самой воде.
— Да вот, батюшка, у вас здесь мужичок находится, Антоном звать; прикажите ему отдать мне деньги; с самой весны,
почитай, молол он у меня,
по сю пору не отдает; да еще встрелся я как-то с ним, на ярманку вы его, что ли, посылать изволили, так еще грубиянить зачал, как я ему напомнил… уж такой-то мужик пропастный… батюшка…
— Так, родной, — перебила старуха, —
по миру,
почитай, пустил его управитель-то…
Когда очередь пришла Антону и Вавила, усадив его на ось телеги, ударил в первый раз
по колодке, посреди смолкнувшей толпы раздался вдруг такой пронзительный крик, что все невольно вздрогнули;
почти в то же мгновение к ногам Антона бросилась Варвара; мужики впихнули за ней Ваню и Аксюшу.
— Эки мошенники! — произнес он, отряхиваясь и продолжая путь. — Ведь вот говорил же я, что вся семья такая… Недаром не жалел я их, разбойников… Ну, слава богу, насилу-то, наконец, отделался!.. Эк, подумаешь, право, заварили дело какое… с одним судом неделю целую,
почитай, провозились… Ну, да ладно… Теперь
по крайней мере и в помине их не будет!..
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он вас
по почте не отправил куды-нибудь подальше. Слушайте: эти дела не так делаются в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и того… как там следует — чтобы и уши не слыхали. Вот как в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович, первый и начните.
— Помилуйте, по нынешнему времю воровать положительно невозможно. Всё окончательно по нынешнему времю гласное судопроизводство, всё нынче благородно; а не то что воровать. Мы говорили
по чести. Дорого кладут зa лec, расчетов не сведешь. Прошу уступить хоть малость.
Гм! гм! Читатель благородный, // Здорова ль ваша вся родня? // Позвольте: может быть, угодно // Теперь узнать вам от меня, // Что значит именно родные. // Родные люди вот какие: // Мы их обязаны ласкать, // Любить, душевно уважать // И, по обычаю народа, // О Рождестве их навещать // Или
по почте поздравлять, // Чтоб остальное время года // Не думали о нас они… // Итак, дай Бог им долги дни!
— А журнал, это есть, братец ты мой, такие картинки, крашеные, и идут они сюда к здешним портным каждую субботу,
по почте, из-за границы, с тем то есть, как кому одеваться, как мужскому, равномерно и женскому полу. Рисунок, значит. Мужской пол все больше в бекешах пишется, а уж по женскому отделению такие, брат, суфлеры, что отдай ты мне все, да и мало!
Неточные совпадения
Почтмейстер. Да из собственного его письма. Приносят ко мне на
почту письмо. Взглянул на адрес — вижу: «в Почтамтскую улицу». Я так и обомлел. «Ну, — думаю себе, — верно, нашел беспорядки
по почтовой части и уведомляет начальство». Взял да и распечатал.
Аммос Федорович. Помилуйте, как можно! и без того это такая
честь… Конечно, слабыми моими силами, рвением и усердием к начальству… постараюсь заслужить… (Приподымается со стула, вытянувшись и руки
по швам.)Не смею более беспокоить своим присутствием. Не будет ли какого приказанья?
Артемий Филиппович.
По заслугам и
честь.
По левую сторону городничего: Земляника, наклонивший голову несколько набок, как будто к чему-то прислушивающийся; за ним судья с растопыренными руками, присевший
почти до земли и сделавший движенье губами, как бы хотел посвистать или произнесть: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» За ним Коробкин, обратившийся к зрителям с прищуренным глазом и едким намеком на городничего; за ним, у самого края сцены, Бобчинский и Добчинский с устремившимися движеньями рук друг к другу, разинутыми ртами и выпученными друг на друга глазами.
— В чем счастие,
по вашему? // Покой, богатство,
честь — // Не так ли, други милые?