Неточные совпадения
Судя по опавшему лицу
мужика, сгорбившейся спине и потухшим серым глазам, смело можно
было дать ему пятьдесят или даже пятьдесят пять лет от роду; он
был высок ростом, беден грудью, сухощав, с редкою бледно-желтою бородою, в которой нередко проглядывала седина, и такими же волосами.
Стужа
была сильная; несмотря на то, пот обильными ручьями катился по лицу
мужика; работа, казалось, приходилась ему по сердцу.
— Эка девчонка-то у меня баловливая какая, бабушка, — вымолвил
мужик, целуя ребенка. — Эка озорливая девчонка-то, — продолжал он, гладя ее по головке. — Сядь-ка ты сюда, плут-девка, сядь-ка поближе к своему дядьке-то да
поешь… ну, а Ванюшка где?..
— Вот, бабушка, — так начал
мужик, —
было времечко, живал ведь и я не хуже других: в амбаре-то, бывало, всего насторожено вволюшку; хлеб-то, бабушка, родился сам-шост да сам-сём, три коровы стояли в клети, две лошади, — продавал почитай что кажинную зиму мало что на шестьдесят рублев одной ржицы да гороху рублев на десять, а теперь до того дошел, что радешенек, радешенек, коли сухого хлебушка поснедаешь… тем только и пробавляешься, когда вот покойник какой на селе, так позовут псалтырь почитать над ним… все гривенку-другую дадут люди…
— Да, не знаешь, где найдешь, где потеряешь, — сказал
мужик, стараясь принять веселый вид, — день дню розь; пивал пьяно да
ел сладко, а теперь возьмешь вот так-то хлебушка, подольешь кваску — ничаво, думаешь, посоля схлебается! По ком беда не ходила!.. Эх! Варвара, полно тебе, право; ну что ты себя понапрасну убиваешь; говорю, полно, горю не пособишь, право-ну, не пособишь…
— Докладывал вашей милости, — отвечал
мужик, потупляя голову, — как
будет угодно… у меня подушных нет… взять неоткуда… извольте делать со мною что угодно: на то
есть власть ваша… напишите барину, пущай наказать прикажет, а мне взять, как перед богом, неоткудова…
Антон не успел еще перебрать в голове все подробности этого происшествия, наделавшего в свое время много шуму в околотке, как увидел вдалеке телегу, которая медленно приближалась к нему навстречу. Сначала показалось ему, будто в ней никого не
было, но потом, когда она поравнялась, он разглядел на дне ее
мужика, лежавшего врастяжку. Антон несказанно обрадовался.
— Эка шалава, пра шалава, — отвечал ему на это Матюшка потихоньку, — нешто не видишь, я хотел
было мужика повертеть… пра, шалава…
Видно
было, что наш
мужик сильно колебался; наконец он собрался с духом и сказал решительно...
— Эй, Севка! Поглядь-кась, никак вон тот самый
мужик, что встрелся с нами на дороге… Ну, так так, он и
есть… вон и пегая его кляча. Должно
быть, не продал… Эй, Старбей! — продолжал он, обращаясь к Антону. — Как те звать, добрый человек?.. Знакомый, аль знать не хочешь?.. Ну что, как бог милует?..
В толпе раздался хохот. В это время к Антону подошли два
мужика: мука, обсыпавшая их шапки и кафтаны, давала тотчас же знать, что это
были мельники.
— А саранда рубли крууг, де гаджо лове ватопаш, сытуте лове? (А сорок рублей ст́оит, да
мужик отдаст за половину: деньги у вас
есть?) — сказал первый.
— Не сумлевайся, брат Антон, говорю, покупщик у нас
есть знатный для тебя на примете; ты, вишь, больно нам полюбился, мужик-ат добре простой, неприквельный… хотим удружить тебе… бог приведет, встренемся, спасибо скажешь…
Движения, походка, лицо товарища Антона мгновенно изменились: теперь все уже показывало в нем человека довольного, даже торжествующего; серенькие плутовские глазки его насмешливо суживались и поочередно устремлялись то на
мужика, то на пегашку; он стал разговорчивее; но в речах его уже не
было той заботливости, той вкрадчивости, с какими прежде подъезжал он к Антону.
— Эх ты! — воскликнул тот, ударив
мужика по плечу. — Прямой ты, брат, деревенщина, пра, деревенщина; борода у те выросла, а ума не вынесла; ну, статочно ли дело? Сам порассуди, кому тут увести? Ведь здесь дворник
есть, ворота на ночь запирают; здесь не деревня, как ты думаешь. Знамо дело, долго ли до греха, коли не смотреть, на то, вишь, и двор держат, а ты думаешь, для чего?..
— Хозяин! — начал первый, прислушавшись прежде к шуму телеги отъехавшего
мужика. — Подсядь-ка, брат, к нам, не спесивься; вот у меня товарищ-ат что-то больно приуныл,
есть не
ест и
пить не
пьет; что ты станешь с ним делать…
— Братцы, — говорил бедный
мужик задыхающимся голосом, — братцы! Что вы со мною сделали?.. Куды я пойду теперь?.. Братцы, если в вас душа
есть, отдайте мне мою лошаденку… куды она вам?.. Ребятишки, вишь, у меня махонькие… пропадем мы без нее совсем… братцы, в Христа вы не веруете!..
Вот, примерно, — прибавил он после молчка, — у нас по соседству, верстах эвтак в пяти, и того не станет, жил вольный
мужик, и парень у него сын, уж такой-то
был знатный, смирный, работящий, что говорить, на все и про все парень!..
Во время этого разговора к воротам постоялого двора подъехала телега; в ней сидели два
мужика: один молодой, парень лет восемнадцати, другой — старик. Последний, казалось, успел уже ни свет ни заря заглянуть под елку и
был сильно навеселе.
Вот, ребятушки, — продолжал он, оскаливая свои беззубые десны и заливаясь хриплым смехом, — не
будет тому больно давно, повстречали мы за заставой мужичка… такой-то чудной… так вот и бежит и бежит по полям, словно леший его гонит… «Поглядь-ка, говорю, Ванюша, никак
мужик бежит по пашне».
Хмельной старичишка, приехавший с молодым парнем, готовился
было начать рассказ о встрече своей с Антоном какому-то мельнику (что делал он без исключения всякий раз, как на сцену появлялось новое лицо), когда к кружку их подошел человек высокого роста, щегольски одетый; все в нем с первого разу показывало зажиточного фабричного
мужика.
— Я встрелся с ним на дороге, — начал
было снова старичишка, — бежит, бежит, такой-то, право,
мужик любопытный!..
— Нет, не сродственник: земляк; да больно жаль мне его, пуще брата… то
есть вот как жаль!.. Мужик-то такой добрый, славный, смирный!.. Его совсем, как
есть, заест теперь управляющий… эка, право, горемычная его доля… да что толковать, совсем он пропал без лошади…
— А так-то любил, что и сказать мудрено… у них, вишь, дочка
была… она и теперь у матери, да только в загоне больно: отец, Никита-то, ее добре не любит… Ну, как остался он у нас так-то старшим после смерти барина, и пошел тяготить нас всех… и такая-то жисть стала, что, кажись, бежал бы лучше: при барине
было нам так-то хорошо, знамо, попривыкли, а тут пошли побранки да побои, только и знаешь… а как разлютуется… беда! Бьет, колотит, бывало, и баб и
мужиков, обижательство всякое творит…
— И такой-то человек этот Никита, — сказал фабричный, — что хоть бы раз забыл свою злобу. Вот нагдысь сказывал мне наш же
мужик, приходит к нему нынешнюю весну Антон попросить осину — избенку поправить; уж он его корил, корил, все даже припомнил… опричь того, и осины не дал… Вестимо, одно в одно; до того дошел теперь Антон, что хошь ступай сумой тряси, то
есть совсем, как
есть, сгиб человек… Уж так-то, право, жаль мне его…
— Уж такой-то добрый… простой… Бывало, как жил-то хорошо, всякого готов уважить, простыня-мужик… Через простоту свою да доброту и пострадал более… Добрая
была душа…
— Право, кабы знал, пособил бы ему, ей-богу бы пособил, — сказал ярославец. — Послушай, брат хозяин, полно тебе жидоморничать; ну, что ты с него возьмешь, ей-богу, грех тебе
будет, отдай ему полушубок… Э! Не видал, что ли, полушубка ты крестьянского?.. Слышишь,
мужик бедный, неимущий… Право, отдай; этим, брат, не разживешься; пра, отдай!..
— Должно
быть, матушка, насчет помочи… — сказал супруг смягченным голосом, —
мужиков пришел просить на подмогу…
— Нет, батюшка Никита Федорыч, мы много благодарны вашей милости за твою ласку ко мне… да только извольте рассудить, если б, примерно,
было такое дело на другой мельнице, в Ломтевке или на Емельяновке, так я бы слова не сказал, не пришел бы тревожить из-за эвтого… там, изволите ли видеть, батюшка, место-то приточное, по большей части народ-то бывает вольный, богатый, до вина-то охочий; а вот здесь, у нас, так не то:
мужики бедные, плохонькие… винца-то купить не на что… а мне-то и не приходится, батюшка Никита Федорыч…
— Мне все думается, не прилучилось бы с ним беды какой… поехал он с деньгами… долго ли до греха… так индо сердце не на месте… Слыхал ты,
мужики вечор рассказывали, здесь и вчастую бывает неладно… один из Ростова, помнишь, такой дюжий, говорил, вишь, из постоялого двора, да еще в ярманку, вот где мы были-то, у мужичка увели лошадь.
Это
был высокий сгорбленный
мужик лет шестидесяти, покрытый сединою, с лицом известкового, болезненного цвета, он как будто удручен
был каким-то сильным недугом.
Тот опрометью кинулся под навесы. Немного погодя Степка мчался что
есть духу по дороге в Троскино. Рыжий Борис, Матвей Трофимыч и еще несколько человек из
мужиков стояли между тем на крылечке, махали руками и кричали ему вслед...