Неточные совпадения
Голова у него была похожа на яйцо и уродливо велика. Высокий лоб, изрезанный морщинами, сливался с лысиной, и казалось, что у этого
человека два лица —
одно проницательное и умное, с длинным хрящеватым носом, всем видимое, а над ним — другое, без глаз, с
одними только морщинами, но за ними Маякин
как бы прятал и глаза и губы, — прятал до времени, а когда оно наступит, Маякин посмотрит на мир иными глазами, улыбнется иной улыбкой.
— А
как же? — оживленно воскликнул Фома и, обратив к отцу свое лицо, стал торопливо говорить ему: — Вон в
один город приехал разбойник Максимка и у
одного там, богатого, двенадцать бочек деньгами насыпал… да разного серебра, да церковь ограбил… а
одного человека саблей зарубил и с колокольни сбросил… он, человек-то, в набат бить начал…
Чудесные царства не являлись пред ним. Но часто на берегах реки являлись города, совершенно такие же,
как и тот, в котором жил Фома.
Одни из них были побольше, другие — поменьше, но и
люди, и дома, и церкви — все в них было такое же,
как в своем городе. Фома осматривал их с отцом, оставался недоволен ими и возвращался на пароход хмурый, усталый.
— Вот оно что!.. — проговорил он, тряхнув головой. — Ну, ты не того, — не слушай их. Они тебе не компания, — ты около них поменьше вертись. Ты им хозяин, они — твои слуги, так и знай. Захочем мы с тобой, и всех их до
одного на берег швырнем, — они дешево стоят, и их везде
как собак нерезаных. Понял? Они про меня много могут худого сказать, — это потому они скажут, что я им — полный господин. Тут все дело в том завязло, что я удачливый и богатый, а богатому все завидуют. Счастливый
человек — всем
людям враг…
— Да, парень! Думай… — покачивая головой, говорил Щуров. — Думай,
как жить тебе… О-о-хо-хо!
как я давно живу! Деревья выросли и срублены, и дома уже построили из них… обветшали даже дома… а я все это видел и — все живу!
Как вспомню порой жизнь свою, то подумаю: «Неужто
один человек столько сделать мог? Неужто я все это изжил?..» — Старик сурово взглянул на Фому, покачал головой и умолк…
Оденут в серое и учат всех
одной науке… растят
человека,
как дерево…
— Оттого, что у дураков денег не бывает… Деньги пускают в дело… около дела народ кормится… а ты надо всем тем народом — хозяин… Бог
человека зачем создал? А чтобы
человек ему молился… Он
один был, и было ему одному-то скучно… ну, захотелось власти… А
как человек создан по образу, сказано, и по подобию его, то
человек власти хочет… А что, кроме денег, власть дает?.. Так-то… Ну, а ты — деньги принес мне?
— Ежели видим мы, что, взяв разных
людей, сгоняют их в
одно место и внушают всем
одно мнение, — должны мы признать, что это умно… Потому — что такое
человек в государстве? Не больше
как простой кирпич, а все кирпичи должны быть
одной меры, — понял?
Людей, которые все одинаковой высоты и веса, —
как я хочу, так и положу…
— Мало тебе! А больше — я ничего не скажу… На что? Все из
одного места родом — и
люди и скоты… Пустяки все эти разговоры… Ты вот давай подумаем,
как нам жить сегодня?
—
Один — пропал… другой — пьяница!.. Дочь… Кому же я труд свой перед смертью сдам?.. Зять был бы… Я думал — перебродит Фомка, наточится, — отдам тебя ему и с тобой всё — на! Фомка негоден… А другого на место его — не вижу…
Какие люди пошли!.. Раньше железный был народ, а теперь — никакой прочности не имеют… Что это? Отчего?
— Молчи уж! — грубо крикнул на нее старик. — Даже того не видишь, что из каждого
человека явно наружу прет…
Как могут быть все счастливы и равны, если каждый хочет выше другого быть? Даже нищий свою гордость имеет и пред другими чем-нибудь всегда хвастается… Мал ребенок — и тот хочет первым в товарищах быть… И никогда
человек человеку не уступит — дураки только это думают… У каждого — душа своя… только тех, кто души своей не любит, можно обтесать под
одну мерку… Эх ты!.. Начиталась, нажралась дряни…
— Вот это встреча! А я здесь третий день проедаюсь в тяжком одиночестве… Во всем городе нет ни
одного порядочного
человека, так что я даже с газетчиками вчера познакомился… Ничего, народ веселый… сначала играли аристократов и всё фыркали на меня, но потом все вдребезги напились… Я вас познакомлю с ними… Тут
один есть фельетонист — этот, который вас тогда возвеличил…
как его? Увеселительный малый, черт его дери!
— Я даже боюсь читать… Видел я — тут
одна… хуже запоя у нее это! И
какой толк в книге?
Один человек придумает что-нибудь, а другие читают… Коли так ладно… Но чтобы учиться из книги,
как жить, — это уж что-то несуразное! Ведь
человек написал, не бог, а
какие законы и примеры
человек установить может сам для себя?
«О, боже мой! О, господи!.. Если б он был порядочный
человек!.. Сделай, чтоб он был порядочный… сердечный… О, боже! Приходит какой-то мужчина, смотрит тебя… и на долгие годы берет себе…
Как это позорно и страшно… Боже мой, боже!.. Посоветоваться бы с кем-нибудь…
Одна… Тарас хоть бы…»
Лица купцов отражали тревогу, любопытство, удивление, укоризну, и все
люди как-то бестолково замялись. Только
один Яков Тарасович был спокоен и даже
как будто доволен происшедшим. Поднявшись на носки, он смотрел, вытянув шею, куда-то на конец стола, и глазки его странно блестели, точно там он видел что-то приятное для себя.
Он снова с веселой яростью, обезумевший от радости при виде того,
как корчились и метались эти
люди под ударами его речей, начал выкрикивать имена и площадные ругательства, и снова негодующий шум стал тише.
Люди, которых не знал Фома, смотрели на него с жадным любопытством, одобрительно, некоторые даже с радостным удивлением.
Один из них, маленький, седой старичок с розовыми щеками и глазками, вдруг обратился к обиженным Фомой купцам и сладким голосом пропел...
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой,
какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни
один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай,
какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть
одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да
как же и не быть правде? Подгулявши,
человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто
как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Хлестаков, молодой
человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и,
как говорят, без царя в голове, —
один из тех
людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде.
Анна Андреевна. Ну, скажите, пожалуйста: ну, не совестно ли вам? Я на вас
одних полагалась,
как на порядочного
человека: все вдруг выбежали, и вы туда ж за ними! и я вот ни от кого до сих пор толку не доберусь. Не стыдно ли вам? Я у вас крестила вашего Ванечку и Лизаньку, а вы вот
как со мною поступили!
— Коли всем миром велено: // «Бей!» — стало, есть за что! — // Прикрикнул Влас на странников. — // Не ветрогоны тисковцы, // Давно ли там десятого // Пороли?.. Не до шуток им. // Гнусь-человек! — Не бить его, // Так уж кого и бить? // Не нам
одним наказано: // От Тискова по Волге-то // Тут деревень четырнадцать, — // Чай, через все четырнадцать // Прогнали,
как сквозь строй! —