Игнат молчал, пристально
глядя на лицо жены, утонувшее в белой подушке, по которой, как мертвые змеи, раскинулись темные пряди волос. Желтое, безжизненное, с черными пятнами вокруг огромных, широко раскрытых глаз — оно было чужое ему. И взгляд этих страшных глаз, неподвижно устремленный куда-то вдаль, сквозь стену, — тоже был незнаком Игнату. Сердце его, стиснутое тяжелым предчувствием, замедлило радостное биение.
Неточные совпадения
— Ну что, понравилось в училище? — спрашивал Игнат, с любовью
глядя на румяное и оживленное
лицо сына.
Он возился в сумраке, толкал стол, брал в руки то одну, то другую бутылку и снова ставил их
на место, смеясь виновато и смущенно. А она вплоть подошла к нему и стояла рядом с ним, с улыбкой
глядя в
лицо ему и
на его дрожащие руки.
Несколько секунд Фома не двигался и молчал, со страхом и изумлением
глядя на отца, но потом бросился к Игнату, приподнял его голову с земли и взглянул в
лицо ему.
Коридорный, маленький человек с бледным, стертым
лицом, внес самовар и быстро, мелкими шагами убежал из номера. Старик разбирал
на подоконнике какие-то узелки и говорил, не
глядя на Фому...
Он обращался к своему соседу, тот ответил ему пьяной улыбкой. Ухтищев тоже был пьян. Посоловевшими глазами
глядя в
лицо своей дамы, он что-то бормотал. Дама с птичьим
лицом клевала конфеты, держа коробку под носом у себя. Павленька ушла
на край плота и, стоя там, кидала в воду корки апельсина.
Морщины Маякина дрогнули и опустились книзу, отчего
лицо его приняло болезненное, плачущее выражение. Он открыл рот, но ничего не сказал,
глядя на крестника с удивлением, чуть ли не с боязнью.
Снова — хотя и не сразу — все замолчали,
глядя на него — иные с любопытством, иные скрывая усмешку, некоторые с ясно выраженным неудовольствием
на лицах. А он вновь поднялся с земли и возбужденно говорил...
Глядя в зеркало
на свое взволнованное
лицо,
на котором крупные и сочные губы казались еще краснее от бледности щек, осматривая свой пышный бюст, плотно обтянутый шелком, она почувствовала себя красивой и достойной внимания любого мужчины, кто бы он ни был. Зеленые камни, сверкавшие в ее ушах, оскорбляли ее, как лишнее, и к тому же ей показалось, что их игра ложится ей
на щеки тонкой желтоватой тенью. Она вынула из ушей изумруды, заменив их маленькими рубинами, думая о Смолине — что это за человек?
Он шел дорогой тихо и степенно, не торопясь, чтобы не подать каких подозрений. Мало глядел он на прохожих, даже старался совсем не
глядеть на лица и быть как можно неприметнее. Тут вспомнилась ему его шляпа. «Боже мой! И деньги были третьего дня, и не мог переменить на фуражку!» Проклятие вырвалось из души его.
Становилось холоднее. По вечерам в кухне собиралось греться человек до десяти; они шумно спорили, ссорились, говорили о событиях в провинции, поругивали петербургских рабочих, жаловались на недостаточно ясное руководительство партии. Самгин, не вслушиваясь в их речи, но
глядя на лица этих людей, думал, что они заражены верой в невозможное, — верой, которую он мог понять только как безумие. Они продолжали к нему относиться все так же, как к человеку, который не нужен им, но и не мешает.
Против него садился Райский и с удивлением
глядел на лицо Васюкова, следил, как, пока еще с тупым взглядом, достает он скрипку, вяло берет смычок, намажет его канифолью, потом сначала пальцем тронет струны, повинтит винты, опять тронет, потом поведет смычком — и все еще глядит сонно. Но вот заиграл — и проснулся, и улетел куда-то.
Неточные совпадения
Дворовый, что у барина // Стоял за стулом с веткою, // Вдруг всхлипнул! Слезы катятся // По старому
лицу. // «Помолимся же Господу // За долголетье барина!» — // Сказал холуй чувствительный // И стал креститься дряхлою, // Дрожащею рукой. // Гвардейцы черноусые // Кисленько как-то
глянули //
На верного слугу; // Однако — делать нечего! — // Фуражки сняли, крестятся. // Перекрестились барыни. // Перекрестилась нянюшка, // Перекрестился Клим…
Крестьяне думу думали, // А поп широкой шляпою // В
лицо себе помахивал // Да
на небо
глядел.
«Да, да, вот женщина!» думал Левин, забывшись и упорно
глядя на ее красивое, подвижное
лицо, которое теперь вдруг совершенно переменилось. Левин не слыхал, о чем она говорила, перегнувшись к брату, но он был поражен переменой ее выражения. Прежде столь прекрасное в своем спокойствии, ее
лицо вдруг выразило странное любопытство, гнев и гордость. Но это продолжалось только одну минуту. Она сощурилась, как бы вспоминая что-то.
— Ну, аппетит у тебя! — сказал он,
глядя на его склоненное над тарелкой буро-красно-загорелое
лицо и шею.
«Кто это?» думала она,
глядя в зеркало
на воспаленное
лицо со странно блестящими глазами, испуганно смотревшими
на нее.