Неточные совпадения
— Н-да… Коли сам, так — ладно! Ну, скажу я тебе вот что: больше ты
со мной, хозяином твоим — понимаешь? — хозяином! —
говорить так
не смей! Запомни! Пошёл на своё место…
—
Не верил я, — думал,
со зла
говорят, из зависти. Потом — стал верить… А коли и ты, — значит…
— А-а! Обиделся ты, — так! Ну, мне
не до того теперь… Вот что: вызовет тебя следователь, станет расспрашивать, когда ты
со мной познакомился, часто ли бывал, —
говори всё, как было, по правде… всё подробно, — слышишь?
— «Опротивела душе моей жизнь моя, предамся печали моей, буду
говорить в горести души моей. Скажу богу:
не обвиняй меня, скажи мне, за что ты
со мной борешься? Хорошо ли для тебя, что ты угнетаешь, что ты презираешь дело рук твоих…»
— Да-а! —
со вздохом ответил Яков. — И похворать
не удастся мне, сколько хочется… Вчера опять отец был. Дом,
говорит, купил. Ещё трактир хочет открыть. И всё это — на мою голову…
Илья давно
не видел её и теперь смотрел на Матицу
со смесью удовольствия и жалости. Она была одета в дырявое платье из бумазеи, её голову покрывал рыжий от старости платок, а ноги были босы. Едва передвигая их по полу, упираясь руками в стены, она медленно ввалилась в комнату Ильи и грузно села на стул,
говоря сиплым, деревянным голосом...
— Ты
со мной
не говори, Илья… — вновь спокойно и негромко сказал Павел. — Верь —
не верь, но меня
не дразни… Меня судьба довольно дразнит…
— Я прошу тебя, я умоляю тебя, — вдруг совсем другим, искренним и нежным тоном сказала она, взяв его зa руку, — никогда
не говори со мной об этом!
«Так никто
не говорил со мной». Мелькнуло в памяти пестрое лицо Дуняши, ее неуловимые глаза, — но нельзя же ставить Дуняшу рядом с этой женщиной! Он чувствовал себя обязанным сказать Марине какие-то особенные, тоже очень искренние слова, но не находил достойных. А она, снова положив локти на стол, опираясь подбородком о тыл красивых кистей рук, говорила уже деловито, хотя и мягко:
— После, после, Вера, ради Бога! Теперь
не говори со мной — думай что-нибудь про себя. Меня здесь нет…
И стала я на нее, матушка, под самый конец даже ужасаться: ничего-то она
не говорит со мной, сидит по целым часам у окна, смотрит на крышу дома напротив да вдруг крикнет: „Хоть бы белье стирать, хоть бы землю копать!“ — только одно слово какое-нибудь этакое и крикнет, топнет ногою.
Неточные совпадения
Хлестаков. Я, признаюсь, рад, что вы одного мнения
со мною. Меня, конечно, назовут странным, но уж у меня такой характер. (Глядя в глаза ему,
говорит про себя.)А попрошу-ка я у этого почтмейстера взаймы! (Вслух.)Какой странный
со мною случай: в дороге совершенно издержался.
Не можете ли вы мне дать триста рублей взаймы?
Наконец, однако, сели обедать, но так как
со времени стрельчихи Домашки бригадир стал запивать, то и тут напился до безобразия. Стал
говорить неподобные речи и, указывая на"деревянного дела пушечку", угрожал всех своих амфитрионов [Амфитрио́н — гостеприимный хозяин, распорядитель пира.] перепалить. Тогда за хозяев вступился денщик, Василий Черноступ, который хотя тоже был пьян, но
не гораздо.
После помазания больному стало вдруг гораздо лучше. Он
не кашлял ни разу в продолжение часа, улыбался, целовал руку Кити,
со слезами благодаря ее, и
говорил, что ему хорошо, нигде
не больно и что он чувствует аппетит и силу. Он даже сам поднялся, когда ему принесли суп, и попросил еще котлету. Как ни безнадежен он был, как ни очевидно было при взгляде на него, что он
не может выздороветь, Левин и Кити находились этот час в одном и том же счастливом и робком, как бы
не ошибиться, возбуждении.
Он приписывал это своему достоинству,
не зная того, что Метров, переговорив
со всеми своими близкими, особенно охотно
говорил об этом предмете с каждым новым человеком, да и вообще охотно
говорил со всеми о занимавшем его, неясном еще ему самому предмете.
— Да нет, Маша, Константин Дмитрич
говорит, что он
не может верить, — сказала Кити, краснея за Левина, и Левин понял это и, еще более раздражившись, хотел отвечать, но Вронский
со своею открытою веселою улыбкой сейчас же пришел на помощь разговору, угрожавшему сделаться неприятным.