Неточные совпадения
Вскоре Илье стало казаться, что в деревне лучше
жить, чем в городе. В деревне можно гулять, где
хочешь, а здесь дядя запретил уходить со двора. Там просторнее, тише, там все люди делают одно и то же всем понятное дело, — здесь каждый делает, что
хочет, и все — бедные, все
живут чужим хлебом, впроголодь.
— А ты собирай эти штучки и тащи их домой. Принесёшь, ребятишек обделишь, радость им дашь. Это хорошо — радость людям дать, любит это господь… Все люди радости
хотят, а её на свете ма-ало-мало! Так-то ли мало, что иной человек живёт-живёт и никогда её не встретит, — никогда!..
— Я теперь что
хочу, то и делаю!.. — подняв голову и сердито сверкая глазами, говорил Пашка гордым голосом. — Я не сирота… а просто… один буду
жить. Вот отец-то не
хотел меня в училище отдать, а теперь его в острог посадят… А я пойду в училище да и выучусь… ещё получше вашего!
И было в нём тесно,
хотя в обоих этажах, кроме хозяина, хозяйки и трёх дочерей,
жили только кухарка, горничная и дворник, он же — кучер.
Сравнивая этот спокойный, солидный дом с домом Петрухи, Илья неожиданно пришёл к мысли, что в доме Петрухи лучше
жить,
хотя там и бедно, шумно, грязно.
— Повёз! — насмешливо восклицал Илья. — Затем и
живут, чтобы
жить. Работают, добиваются удачи. Всякий
хочет хорошо
жить, ищет случая в люди выйти. Все ищут случаев таких, чтобы разбогатеть да
жить чисто…
— Но ежели я каяться не
хочу? — твёрдо спросил Илья. — Ежели я думаю так: грешить я не
хотел… само собой всё вышло… на всё воля божия… чего же мне беспокоиться? Он всё знает, всем руководит… Коли ему этого не нужно было — удержал бы меня. А он — не удержал, — стало быть, я прав в моём деле. Люди все неправдой
живут, а кто кается?
— Я — не жалею… Я — оправдаться
хочу. Всяк себя оправдывает, потому —
жить надо!.. Вон следователь —
живёт, как конфетка в коробочке… Он никого не удушит. Он может праведно
жить — чистота вокруг…
— Бог — видит! Я для своего спасения согрешила, ведь ему же лучше, ежели я не всю жизнь в грязи
проживу, а пройду скрозь её и снова буду чистая, — тогда вымолю прощение его… Не
хочу я всю жизнь маяться! Меня всю испачкали… всю испоганили… мне всех слёз моих не хватит, чтобы вымыться…
— Я думал про это! Прежде всего надо устроить порядок в душе… Надо понять, чего от тебя бог
хочет? Теперь я вижу одно: спутались все люди, как нитки, тянет их в разные стороны, а кому куда надо вытянуться, кто к чему должен крепче себя привязать — неизвестно! Родился человек — неведомо зачем;
живёт — не знаю для чего, смерть придёт — всё порвёт… Стало быть, прежде всего надо узнать, к чему я определён… во-от!..
— Ежели его лаковая рожа мила ему, — молчал бы! Так и скажи… Услышу я неуважительное слово обо мне — башку в дресву разобью. Кто я ни есть — не ему, жулику, меня судить. А отсюда я съеду… когда
захочу.
Хочу пожить с людьми светлыми да праведными…
Горбун взглянул на него и засмеялся дребезжащим смехом. Он снова начал что-то говорить, но Илья уже не слушал его, вспоминая пережитое и думая — как всё это ловко и незаметно подбирается в жизни одно к другому, точно нитки в сети. Окружают человека случаи и ведут его, куда
хотят, как полиция жулика. Вот — думал он уйти из этого дома, чтобы
жить одному, — и сейчас же находится удобный случай. Он с испугом и пристально взглянул на дядю, но в это время раздался стук в дверь, и Терентий вскочил с места.
— Мы с мужем люди небогатые, но образованные. Я училась в прогимназии, а он в кадетском корпусе,
хотя и не кончил… Но мы
хотим быть богатыми и будем… Детей у нас нет, а дети — это самый главный расход. Я сама стряпаю, сама хожу на базар, а для чёрной работы нанимаю девочку за полтора рубля в месяц и чтобы она
жила дома. Вы знаете, сколько я делаю экономии?
Нет, он не
хочет больше маяться и
жить в беспокойстве, тогда как другие на деньги, за которые он заплатил великим грехом, будут
жить спокойно, уютно, чисто.
— И я
хочу тебе сказать… в горе вместе
жили, давай и радость поделим.
Порядки делают люди, а люди все одного
хотят — хорошо
жить: спокойно, сытно и удобно, а для этого нужно иметь деньги.
И эти слова казались ему глубоко обидными. Нет, он не жаден, — он просто
хочет жить чисто, спокойно и чтобы люди уважали его, чтобы никто не показывал ему на каждом шагу...
— Ты? — воскликнул Лунёв, посмотрев на него. — Ты мне не мешаешь… и Маша не мешает… Тут — что-то всем нам мешает… тебе, мне, Маше… Глупость или что — не знаю… только
жить по-человечески нет никакой возможности! Я не
хочу видеть никакого горя, никаких безобразий… грехов и всякой мерзости… не
хочу! А сам…
А мучители
живут, как
хотят…
«Вот ещё удовольствие, — с досадой подумал Илья. — Наверно, со мной
захочет жить…»
— Перестань, — сказал Лунёв. — Что ты меня учишь? Как
хочу, так и делаю… Как
хочу, так и
живу… Надоели вы мне все… Ходите, говорите…
Он уже привык к разнородным впечатлениям, и
хотя они волновали, злили его, но с ними всё же лучше было
жить. Их приносили люди. А теперь люди исчезли куда-то, — остались одни покупатели. Потом ощущение одиночества и тоска о хорошей жизни снова утопали в равнодушии ко всему, и снова дни тянулись медленно, в какой-то давящей духоте.
Когда Илья пошёл в магазин, он пытливо смотрел вслед ему, и губы его беззвучно шевелились… Илья не видел, но чувствовал этот подозрительный взгляд за своей спиной: он уже давно заметил, что дядя следит за ним,
хочет что-то понять, о чём-то спросить. Это заставляло Лунёва избегать разговоров с дядей. С каждым днём он всё более ясно чувствовал, что горбатый мешает ему
жить, и всё чаще ставил пред собою вопрос...
Неточные совпадения
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как
хотите, я не могу
жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Скучно, брат, так
жить;
хочешь наконец пищи для души.
«Это, говорит, молодой человек, чиновник, — да-с, — едущий из Петербурга, а по фамилии, говорит, Иван Александрович Хлестаков-с, а едет, говорит, в Саратовскую губернию и, говорит, престранно себя аттестует: другую уж неделю
живет, из трактира не едет, забирает все на счет и ни копейки не
хочет платить».
—
Хочешь, молодка, со мною в любви
жить? — спросил бригадир.
Между тем дела в Глупове запутывались все больше и больше. Явилась третья претендентша, ревельская уроженка Амалия Карловна Штокфиш, которая основывала свои претензии единственно на том, что она два месяца
жила у какого-то градоначальника в помпадуршах. Опять шарахнулись глуповцы к колокольне, сбросили с раската Семку и только что
хотели спустить туда же пятого Ивашку, как были остановлены именитым гражданином Силой Терентьевым Пузановым.