Неточные совпадения
И, ткнув жену кулаком в бок, он улёгся с ней рядом, не покрываясь простынёй, а затем
ещё раз крепко толкнул жену локтём.
Ему было стыдно за то, что все такие хмурые
и бегают от него,
и ещё больше овладевало им тяжёлое, непонятное чувство, привезённое из города.
Шли так быстро, точно человек, лежавший в гробу,
ещё при жизни успел всем страшно надоесть
и все старались как можно скорее отделаться от него. Тихон Павлович заметил это.
Так в ясный летний день по небу пробежит лёгкий обрывок облака
и скроется, растаяв в лучах солнца… но вот
ещё один…
ещё…
ещё…
и хмурая грозовая туча, насупясь
и глухо ворча, медленно ползёт над землёй.
— Видно, вот люблю, коли разговариваю. Не любил бы, так не возился бы. С девками потому
и время теряют, что любят их, а ежели их не любить — куда они тогда?
И жалко мне тебя… да ведь как кого ни жалко, а себя всегда жалчей. Было бы, поди-ка, гораздо хуже, если мы с тобой, поругавшись, расстались. Верно ведь? А теперь вот по душам — любовно, ласково всё выходит. Я, значит, в свою пойду сторону, ты — в свою, кому куда судьба. Эхма, чего тут толковать! Целуй, что ли,
ещё разок, горленка!
Показались Ямки. Рассыпанные по пригорку овины, клетушки
и избёнки, казалось, были кем-то сразу брошены на землю, да так
и прихилились испуганно
и убито, не смея выстроиться в одну ровную линию. Грязно-серые, ничтожные, они казались
ещё жалче
и бедней под покровом бесстрастного глубокого неба, раскинувшегося над ними задумчиво
и важно.
— Конечно, о том, что я написал про вас в газете, — сдвигая брови, говорит учитель, озабоченно отдувает щёки
и ещё суровее хмурит лоб.
— Катай! — крикнул Тихон Павлович
ещё раз, ударив лошадь,
и даже скрипнул зубами, желая заглушить горькое чувство, наполнявшее его.
«Эх, люди! Не можете вы обращать внимания на другого, коли он вам не нужен
и вы его не боитесь. А
ещё учителя! Видно, соблюдение-то своей строгости дороже вам чужой души…»
И,
ещё не решив, следует [ли] ему идти в сад, Тихон Павлович уже шёл по ней, глядя на фонари, развешенные вдоль аллеи на проволоке
и бросавшие на бурую дорожку разноцветные пятна.
Какая-то женщина прошла мимо Тихона Павловича… Он равнодушно посмотрел ей в спину, она воротилась
и снова прошла мимо. Тогда он про себя обругал её… Вдруг она направилась к нему, села с ним рядом
и заглянула ему в лицо. Перед ним мелькнули тёмные, пытливые глаза, большие красные губы
и прямой, красивый нос. Он степенно
и брезгливо отодвинулся,
и ему стало
ещё скучнее.
Они вышли из сада,
и мельник, спросив, куда надо идти, крикнул извозчика. Подпрыгивая по неровной мостовой, пролётка с дребезгом покатилась между двумя рядами домов. Было
ещё не поздно. Из окон на улицу лился свет ламп
и звуки голосов. Проезжая мимо одного маленького белого дома за палисадником, Тихон Павлович услыхал раскаты басистого смеха, которому вторил смех женщины, звонкий
и задушевный.
Ещё несколько человек очень странно разбросаны по большой закоптелой комнате,
и никто не обращал внимания друг на друга.
Ещё с начала её речи Тихон Павлович почувствовал, что её глаза как-то щиплют его за сердце, остановившись на его лице
и как бы стараясь запомнить его. Когда она сказала «такие», сделав паузу перед этим словом, — он почувствовал, что в этой паузе много обидного для него. А потом она заговорила о боге. Он пригласил её с собой совсем не для этого.
И в душе его вспыхнуло раздражение против неё. Он строго
и веско заговорил...
— Так бы вы сразу
и сказали, а то чешете язык,
и невозможно понять — зачем? Посидите, я в минуту ворочусь. Сейчас будет гармонист, песни будем петь, спляшем… А вы, пока я хожу, переберитесь-ка вот сюда… — она указала рукой на соседнюю комнату, — да закажите чаю, водки
ещё и закуски… Нуте-ка, я тяпну
ещё одну!
Он говорил высоким металлическим голосом, после двух рюмок глаза его заблестели
ещё ярче, а на щеках вспыхнули два красные пятна. Тихон Павлович дал ему кусок хлеба с какой-то рыбой, тот взял его губами, сел на диван
и, наклонив голову над столом, положил закуску на край стола
и ел. Кусая, он далеко вытягивал нижнюю губу
и удерживал ею пищу от падения на пол. Тихон Павлович смотрел на него,
и ему было жалко этого изуродованного человека.
Кроме Аннушки, пришла
ещё девица — Таня, как назвал её молодой человек в пиджаке, не то ремесленник-«чистяк», не то мелкий приказчик. Они уселись к окну, а Аннушка, гармонист, Тихон Павлович, безрукий
и Костя составили группу у стола. Там, в большой комнате, народу набралось много, гудел могучий, пьяный шум.
— Вы, значит, — обратился Тихон Павлович к безрукому, — как человек этакий… — Он замялся, взглянув на плечи этакого человека. — Вы
и командуйте всем. Чтобы было весело, чтобы ходуном ходило всё… Выпьем
ещё по одной для развязки!
Оно задумчиво
и печально плыло из её горла, ровное, безнадёжно спокойное; это делало слова песни
ещё более грустными.
— Играй русскую! Хочу плясать! — всё
ещё стояла на своём Аннушка. Гармонист грянул какой-то удивительный аккорд
и заиграл «По улице мостовой».
Хмурая ночь окутала всю степь тяжёлым мраком,
и в небе неподвижно стояли
ещё серые облака. В одном месте их было белесоватое, странное пятно — это луна хотела пробиться сквозь тучи
и не могла. Приехали к плотине.
Тихон Павлович посмотрел, как вода, тронутая ветром, снова засыпала, успокаиваясь постепенно, но
ещё пока покрытая мелкой рябью
и точно дрожавшая, посмотрел, глубоко вздохнул
и пошёл к хутору, глухо бормоча...
Неточные совпадения
Лука Лукич. Господи боже!
еще и с секретным предписаньем!
Аммос Федорович. А черт его знает, что оно значит!
Еще хорошо, если только мошенник, а может быть,
и того
еще хуже.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что
и на свете
еще не было, что может все сделать, все, все, все!
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да
и давай тебе
еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе…
И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит,
и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
«Грехи, грехи, — послышалось // Со всех сторон. — Жаль Якова, // Да жутко
и за барина, — // Какую принял казнь!» // — Жалей!.. —
Еще прослушали // Два-три рассказа страшные //
И горячо заспорили // О том, кто всех грешней? // Один сказал: кабатчики, // Другой сказал: помещики, // А третий — мужики. // То был Игнатий Прохоров, // Извозом занимавшийся, // Степенный
и зажиточный