Неточные совпадения
Он был похож на человека, который после длительной
и тяжкой болезни
только что встал на ноги, или похож был на узника, вчера выпущенного из тюрьмы, —
все в жизни было для него ново, приятно,
все возбуждало в нем шумное веселье — он прыгал по земле, как ракета-шутиха.
Он целые дни торчал в окружном суде, в палате, у своего адвоката, часто, вечерами, привозил на извозчике множество кульков, свертков, бутылок
и устраивал у себя, в грязной комнате с провисшим потолком
и кривым полом, шумные пиры, приглашая студентов, швеек —
всех, кто хотел сытно поесть
и немножко выпить. Сам Рыжий Конь пил
только ром, напиток, от которого на скатерти, платье
и даже на полу оставались несмываемые темно-рыжие пятна, — выпив, он завывал...
Ему
только что исполнилось двадцать лет, по внешности он казался подростком, но
все в доме смотрели на него как на человека, который в трудный день может дать умный совет
и всегда способен чем-то помочь.
Всегда возбужденные статьями газет, выводами
только что прочитанных книг, событиями в жизни города
и университета, они по вечерам сбегались в лавочку Деренкова со
всех улиц Казани для яростных споров
и тихого шепота по углам.
— А. М., милый, ничего мне не надо, никуда
все это — академии, науки, аэропланы, — лишнее! Надобно
только угол тихий
и — бабу, чтоб я ее целовал, когда хочу, а она мне честно — душой
и телом — отвечала, — вот! Вы — по-интеллигентски рассуждаете, вы уж не наш, а — отравленный человек, для вас идея выше людишек, вы по-жидовски думаете: человек — для субботы?
После беседы с ним я невольно подумал: а что, если действительно миллионы русских людей
только потому терпят тягостные муки революции, что лелеют в глубине души надежду освободиться от труда? Минимум труда — максимум наслаждения, это очень заманчиво
и увлекает, как
все неосуществимое, как всякая утопия.
Помню
только одну революцию, —
Она была умнее последующих
И могла бы
все разрушить —
Разумею, конечно, Всемирный потоп.
Работая от шести часов вечера почти до полудня, днем я спал
и мог читать
только между работой, замесив тесто, ожидая, когда закиснет другое,
и посадив хлеб в печь. По мере того как я постигал тайны ремесла, пекарь работал
все меньше, он меня «учил», говоря с ласковым удивлением...
Я — не плакал,
только — помню — точно ледяным ветром охватило меня. Ночью, сидя на дворе, на поленнице дров, я почувствовал настойчивое желание рассказать кому-нибудь о бабушке, о том, какая она была сердечно-умная, мать
всем людям. Долго носил я в душе это тяжелое желание, но рассказать было некому, так оно, невысказанное,
и перегорело.
В углу зажгли маленькую лампу. Комната — пустая, без мебели,
только — два ящика, на них положена доска, а на доске — как галки на заборе — сидят пятеро людей. Лампа стоит тоже на ящике, поставленном «попом». На полу у стен еще трое
и на подоконнике один, юноша с длинными волосами, очень тонкий
и бледный. Кроме его
и бородача, я знаю
всех. Бородатый басом говорит, что он будет читать брошюру «Наши разногласия», ее написал Георгий Плеханов, «бывший народоволец».
Все, что непосредственно наблюдалось мною, было почти совершенно чуждо сострадания к людям. Жизнь развертывалась предо мною как бесконечная цепь вражды
и жестокости, как непрерывная, грязная борьба за обладание пустяками. Лично мне нужны были
только книги,
все остальное не имело значения в моих глазах.
Я видел, что почти в каждом человеке угловато
и несложенно совмещаются противоречия не
только слова
и деяния, но
и чувствований, их капризная игра особенно тяжко угнетала меня. Эту игру я наблюдал
и в самом себе, что было еще хуже. Меня тянуло во
все стороны — к женщинам
и книгам, к работам
и веселому студенчеству, но я никуда не поспевал
и жил «ни в тех ни в сех», вертясь, точно кубарь, а чья-то невидимая, но сильная рука жарко подхлестывала меня невидимой плеткой.
Иногда мне казалось, что у этого человека на месте души действует — как в часах — некий механизм, заведенный сразу на
всю жизнь. Я любил Хохла, очень уважал его, но мне хотелось, чтоб однажды он рассердился на меня или на кого-нибудь другого, кричал бы
и топал ногами. Однако он не мог или не хотел сердиться. Когда его раздражали глупостью или подлостью, он
только насмешливо прищуривал серые глаза
и говорил короткими, холодными словами что-то, всегда очень простое, безжалостное.
Удивляло меня, что
все эти люди мало
и неохотно говорят о боге, —
только старик Суслов часто
и с убеждением замечал...
Он говорил с нею так же спокойно
и немножко насмешливо, как со
всеми,
только бороду поглаживал чаще, да глаза его сияли теплее.
За кормой шелково струится, тихо плещет вода, смолисто-густая, безбрежная. Над рекою клубятся черные тучи осени.
Все вокруг —
только медленное движение тьмы, она стерла берега, кажется, что
вся земля растаяла в ней, превращена в дымное
и жидкое, непрерывно, бесконечно,
всею массой текущее куда-то вниз, в пустынное, немое пространство, где нет ни солнца, ни луны, ни звезд.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему
всё бы
только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш дом был первый в столице
и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти
и нужно бы
только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза
и нюхает.)Ах, как хорошо!
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так
и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально,
и почему ж сторожу
и не завесть его?
только, знаете, в таком месте неприлично… Я
и прежде хотел вам это заметить, но
все как-то позабывал.
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне
только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А
все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе
и сейчас! Вот тебе ничего
и не узнали! А
все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь,
и давай пред зеркалом жеманиться:
и с той стороны,
и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Запиши
всех, кто
только ходил бить челом на меня,
и вот этих больше
всего писак, писак, которые закручивали им просьбы.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет
и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног.
Только бы мне узнать, что он такое
и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается
и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену.
Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)