Они говорили друг другу незначительные, ненужные обоим слова, мать видела, что глаза Павла смотрят в лицо ей мягко, любовно. Все такой же ровный и спокойный, как всегда, он не изменился, только борода сильно отросла и старила его, да кисти
рук стали белее. Ей захотелось сделать ему приятное, сказать о Николае, и она, не изменяя голоса, тем же тоном, каким говорила ненужное и неинтересное, продолжала...
Неточные совпадения
Здороваясь с Власовой, он обнимал всю ее
руку крепкими пальцами, и после такого рукопожатия на душе
становилось легче, спокойнее.
Глазам матери
стало горячо, и во рту у нее явилась неприятная сухость. Он взял ее
руку, погладил.
— Убить животное только потому, что надо есть, — и это уже скверно. Убить зверя, хищника… это понятно! Я сам мог бы убить человека, который
стал зверем для людей. Но убить такого жалкого — как могла размахнуться
рука?..
— Я не обернулся, хотя чувствовал… Слышал удар… Иду себе, спокойно, как будто жабу пнул ногой. Встал на работу, кричат: «Исая убили!» Не верилось. Но
рука заныла, — неловко мне владеть ею, — не больно, но как будто короче
стала она…
Мать видела необъятно много, в груди ее неподвижно стоял громкий крик, готовый с каждым вздохом вырваться на волю, он душил ее, но она сдерживала его, хватаясь
руками за грудь. Ее толкали, она качалась на ногах и шла вперед без мысли, почти без сознания. Она чувствовала, что людей сзади нее
становится все меньше, холодный вал шел им навстречу и разносил их.
— Да, да! — говорила тихо мать, качая головой, а глаза ее неподвижно разглядывали то, что уже
стало прошлым, ушло от нее вместе с Андреем и Павлом. Плакать она не могла, — сердце сжалось, высохло, губы тоже высохли, и во рту не хватало влаги. Тряслись
руки, на спине мелкой дрожью вздрагивала кожа.
Рано утром она вычистила самовар, вскипятила его, бесшумно собрала посуду и, сидя в кухне,
стала ожидать, когда проснется Николай. Раздался его кашель, и он вошел в дверь, одной
рукой держа очки, другой прикрывая горло. Ответив на его приветствие, она унесла самовар в комнату, а он
стал умываться, расплескивая на пол воду, роняя мыло, зубную щетку и фыркая на себя.
— А начальства тебе не жалко? Оно ведь тоже беспокоится! — заметил Егор. Он открыл рот и начал так двигать губами, точно жевал воздух. — Однако шутки прочь! Надо тебя прятать, что нелегко, хотя и приятно. Если бы я мог встать… — Он задохнулся, бросил
руки к себе на грудь и слабыми движениями
стал растирать ее.
— Смотрите, нет ли шпионов! — тихо сказала женщина. Подняв
руки к лицу, она потирала виски, губы у нее вздрагивали, лицо
стало мягче.
Снова
стало тихо. Лошадь дважды ударила копытом по мягкой земле. В комнату вошла девочка-подросток с короткой желтой косой на затылке и ласковыми глазами на круглом лице. Закусив губы, она несла на вытянутых
руках большой, уставленный посудой поднос с измятыми краями и кланялась, часто кивая головой.
Он все глубже прятал
руки, сдерживая свое волнение, но все-таки оно чувствовалось матерью и передавалось ей. Глаза у него
стали узкими, точно концы ножей. Снова шагая по комнате, он говорил холодно и гневно...
— А ты как думал?! — крикнул старик строго и грубо. Букин развел
руками и
стал говорить тише...
Неточные совпадения
Гаврило Афанасьевич // Из тарантаса выпрыгнул, // К крестьянам подошел: // Как лекарь,
руку каждому // Пощупал, в лица глянул им, // Схватился за бока // И покатился со смеху… // «Ха-ха! ха-ха! ха-ха! ха-ха!» // Здоровый смех помещичий // По утреннему воздуху // Раскатываться
стал…
Дворовый, что у барина // Стоял за стулом с веткою, // Вдруг всхлипнул! Слезы катятся // По старому лицу. // «Помолимся же Господу // За долголетье барина!» — // Сказал холуй чувствительный // И
стал креститься дряхлою, // Дрожащею
рукой. // Гвардейцы черноусые // Кисленько как-то глянули // На верного слугу; // Однако — делать нечего! — // Фуражки сняли, крестятся. // Перекрестились барыни. // Перекрестилась нянюшка, // Перекрестился Клим…
Я словно деревянная // Вдруг
стала: загляделась я, // Как лекарь
руки мыл, // Как водку пил.
Стану я
руки убийством марать, // Нет, не тебе умирать!» // Яков на сосну высокую прянул, // Вожжи в вершине ее укрепил, // Перекрестился, на солнышко глянул, // Голову в петлю — и ноги спустил!..
Стародум. А! Сколь великой душе надобно быть в государе, чтоб
стать на стезю истины и никогда с нее не совращаться! Сколько сетей расставлено к уловлению души человека, имеющего в
руках своих судьбу себе подобных! И во-первых, толпа скаредных льстецов…